всем нам преподносит, чем это вообще занималась в его время прикладная история, а она сколь еще уж бессмысленно тогда наводила буквально на все, то навеки ушедшее в былое и славное прошлое тот еще изящный искристо блестящий глянец.
Причем делалось это как раз-таки ради того, дабы вся та навек опостыло некогда имевшаяся в далеком прошлом, чудовищно же несветлая обыденность неизменно бы затем смотрелась (в глазах грядущих поколений) до чего как-никак недвусмысленно ярче и многопланово красочнее.
Раз уж и близко нельзя было допустить и мысли о создании в людском сознании тех самых довольно выпуклых образов, вполне непосредственно связанных именно с той невзрачно так мрачной серостью безликих будней безо всякой той считай, что ее самой так явной «гипергероизации»…
А между тем то самое истинно настоящее мужество и близко никак не заключено в том еще самом бешеном и показном энтузиазме, и оно весьма малоприметно и достаточно так более чем скромно.
Да вот, однако, кое-кому было явно никак не с руки – освящать реалии и будни войны именно в свете всей той, до чего же бескрайне суровой и крайне, так совсем неприглядно правдивой, а заодно и сколь выпукло вполне настоящей действительности.
Да и вообще, кое-кому нужно было, прежде всего, всеми теми исключительно так верно светлыми красками до чего еще полноценно ведь освидетельствовать все, то восторженно хлесткое очарование той уж навсегда вовсе так ныне канувшей в лету эпохи.
И вот они, на сей счет весьма так изумительно воодушевляюще верные слова Льва Толстого:
«В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополчение за ополчением поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаяньи, горе и геройстве русских. В действительности же, это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем, в действительности, те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из-за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращала никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего.
И эти-то люди были самыми полезными деятелями того времени. Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват».
56
Однако, уж, как всегда, на редкость бестолково и обезличенно виноватых, мы ведь явно без труда сколь доблестно как пить дать где-нибудь да обязательно вскоре так разом еще отыщем.
И этакими за все от начала и до конца виноватыми и совсем же безответственными личностями, прежде всего, как есть, до чего непременно окажутся именно те простые и бравые солдаты, у которых зачастую вся сила их великого духа, собственно, и является главной оборонительной и наступательной мощью.
Причем бывает она, куда и впрямь сколь так значительно поважнее всяческой той или иной военной амуниции.
А как раз-таки про нечто подобное граждане советские историки нам-то все уши весьма ведь давненько уж до чего старательно прожужжали… на все лады вальяжно вещая безо всякого перерыва…
Слабая у нас, оказывается, была армия, плохо обученная, крайне недисциплинированная.
А между тем как раз ради того, чтобы СОВЕРШЕННО уж незамедлительно более чем сходу перейти в контратаку, и нужна была та весьма неумолимая воля командиров и истинно железная дисциплина солдат, да только откуда всему тому, собственно, было взяться у армии, которую враг вмиг уделал в хвост и в гриву?
57
И той армии нужно было бы прямо так сразу отойти назад, да постепенно и неспешно перегруппироваться, но то явно оказалось бы вовсе-то никак попросту совсем не по-советски.
Такие вещи в те времена неизменно рассматривались нисколько не иначе, а именно как самое откровенное паникерство!
Причем ничто не ново под луной, правда, в оригинале Экклезиаст сказал: «Нет ничего нового под солнцем», – но это, собственно говоря, абсолютно никак ныне неважно.
Вот как ярко живописует Лев Толстой в «Войне и мире» довольно же схожие события, некогда действительно приключившиеся во время войны 1812 года.
Причем надо бы более чем веско уж разом чисто ведь сходу подметить, что та самая сколь на деле беспочвенная дискредитация бравого боевого артиллеристского поручика Льва Толстого и близко никак полностью неправомочна…
«И об этом-то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так, как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии – об этом-то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда-то, а Тормасов – туда-то, и как Чичагов должен был передвинуться туда-то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д. Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно».
58
Да вот, однако, в те самые несусветно проклятые царские времена за то, что некто и впрямь осмелился бы высказать вслух никак недвусмысленные предположения относительно самой принципиальной невозможности чего-либо слишком так никак уж не в меру явно поспешного…
Нет, того человека разве что зачастую только ведь и ожидал один лишь весьма резкий окрик, а никак не пуля, но то были совсем другие «жестокосердные сатрапы», они-то порою с народом излишне же простодушно цацкались…
Не губили они огромные людские массы, словно бы то было враз ставшее вследствие всего своего идеологически вредного непослушания полностью так отныне всецело бесхозным и никак ничейным добром.
А между тем как раз именно так оно точь-в-точь сколь неприглядно же выглядело в той-то самой, надо сказать, до чего первозданно вполне ведь естественной большевистской обыденности.
59
Однако та вычурно лживая красная пропаганда буквально уж все розовощеко разукрашивает красками весьма вот искристо вовсе иной и на редкость безупречно величественной и одутловато помпезной действительности.
Поскольку чего-либо иное было бы для нее никак неприемлемо в качестве самого так наглядного живого примера всякого де отсутствия безмятежно единой и безумно гордой собой сопричастности ко всему тому безмерно великому делу сколь полноценно деятельного освобождения всей той нашей некогда всецело единой социалистической родины.
Попросту говоря, некоторые совсем незамысловатые рассуждения, прозванные на чиновничьем языке «окопной правдой», неизменно же входят прямо без стука в исключительно явное и крайне грубое противоречие со всем тем, до чего еще официозно укоренившимся взглядом на всю ту кромешного ада войну.
Нам-то все уши до чего давно на редкость злосчастно же прожужжали о той самой немыслимо плотной сплоченности масс пред коварным врагом, что взял да посмел и впрямь невообразимо так нагло так вторгнуться в совершенно необъятно бескрайние пределы всего этого нашего славного отечества.
60
И попросту было сколь безыскусно, именно таким макаром как раз ведь и принято в том-то самом безо всякого прискорбия ныне покойном СССР — вместо всей той достоверно объективной реальности явственно же преподносить народу ее идеологически строго так через самое мелкое сито процеженное героизированное краснобайство.
Все омытые великой людской кровью события Великой Отечественной войны в ту ныне достаточно давнюю советскую пору до нас доходили разве что в виде всесильно верной помпезно официальной версии.
Ну а она между тем имела в точности то отношение к доподлинным историческим реалиям минувшего века, что и всякий клинический идиотизм к тому самому вовсе уж совсем элементарному здравому рассудку.
Все время муссировалась и муссировалась вся та, до чего сладкоречивая ложь, что была вот на редкость популярно изложена во всех тех бесчисленных великолепно иллюстрированных монографиях.
Она была крайне уж проста и незамысловата, как, впрочем, и всякая другая наглая кривда, что всегда так, словно гранит, цельно тверда, а в том числе и от всей ее самой уж полнейшей восторженной безнаказанности.
61
Еще раз и все о том же для общей наглядности явно так повторимся: — подобные рассуждения никак не являются каким-либо безудержно наглым русофобским бредом, ни даже чем-либо сходу очерняющим СССР включая при этом совсем без остатка все ведь его многонациональное народонаселение.
Можно подумать, что СССР и вправду был неким единым монолитом, а потому и всякая критика его военного или тем более политического руководства может представлять из себя одно лишь то разве что только и рассчитанное на одних лопоухих легковеров весьма наспех же штампованное шельмование чести и достоинства всего того тогдашнего населения в целом.
Однако куда скорее именно этим и занимались всевозможные исторические мужи, взявшие себе за труд во всем, как-никак, а до чего складно поддакивать политически столь подобострастно выдержанному тону крайне тщеславного и восторженно скверного, если не сказать исключительно лживого освещения всех тех как-никак, а совсем ведь недавних глав нашей всеобщей отечественной истории.
И если зримо отринуть от всякой своей души их сколь так еще безудержно усердные и никак не милосердные старания, то вот тогда сам по себе разом и возникает тот до самого неприличия каверзный вопрос: а кто это вообще некогда и впрямь оказался никак не готов к той войне?
А ответ на него был потрясающе прост и исключительно ясен в смысле самой уж, в принципе, более чем элементарной его вполне так логичной разгадки!
62
План «Барбаросса» во всех его тактических подробностях был еще изначально задуман и осуществлен гитлеровской военщиной не только против СССР, некогда сколь непомерно огромной великой державы.
Ну
