«отеческий» приказ «ни шагу назад» был не только ведь весьма незамысловато жесток.
Ну уж нет в том числе и был он к тому же и слепо преступен, а как раз потому и суждено было ему некогда и впрямь-то внести в быт отступающих частей самый явный элемент, вмиг иссушающей душу трусости.
Сзади, как оказывается, тоже был вовсе не тыл, а смерть или, в лучшем случае, отсроченная смерть – штрафбат.
Отступавших там никак не жаловали – считали чуть ли не за тех же предателей…
Ну а судьи-то кто?
Да уж, собственно, говоря, именно те, кто в том самом никак не расплывчатом виде, чисто наспех определив должные параметры наиболее основной и главной цели своей суровой борьбы, всею душою стояли за безупречно верное сохранение основ в точно том виде существующего общественного строя.
А именно потому, огнедышаще дыша солдатским массам прямо в затылок, истово верные своему бравому делу «защитники социализма» очень ведь страстно любили, чеканя при этом каждый свой слог свирепо пыхтя столь проникновенно читать мораль тем, кто за мелкие и большие грехи был спешно снят с переднего края.
И они до чего только веско старались всеми силами оправдать доверие коммунистической партии, пославшей как раз-таки их на это ратное поприще, а не кого-нибудь для того и близко совсем вовсе-то не подходящего другого.
А партия та после достаточно частых и весьма тщательных чисток и впрямь отныне была беззаветно так всею душой предана делу Ленина под необычайно доблестным и чутким руководством товарища Сталина.
Ну а именно под его исключительно так строгим и праведным руководством и рушилось разом уж все и вся.
Однако вот как-никак, а тем на редкость доблестным мастерам кулачного боя (в тихом тылу) со всем своим народом воевать, всегда было явно сподручнее, как и во всем чрезвычайно привычнее.
И уж никак не иначе, а только в этом и были они до чего басовито деловиты, а также и крайне вопиюще сноровисты…
К тому же, как раз посредством данной хлебной и сытой должности и от того всепоглощающе адового пекла будет довольно-то разом вполне вот далече – небось, немец не искалечит, не испепелит, не изжарит…
25
А как раз потому ловить и расстреливать трусов и паникеров и стало самым ведь бравым делом для всякого так рода заплечных дел бравых моралистов…
И это никто иной, а как раз именно они и заняли позицию тех сколь отчаянных радетелей и заступников за весь тот от века им и впрямь самый родимый же край.
Ну а в свете всего того, до чего грозно начали они сражаться совсем недвусмысленно смертоносными резолюциями буквально за каждый сантиметр советской земли.
А потому и указ Сталина «НИ ШАГУ НАЗАД» был, собственно, так весьма лаконичным призывом лечь же костьми на пути врага, а не всеми силами победить его в ратном бою…
И данный беспрецедентно же преступный в истории всех войн приказ начали применять к действию с того самого августа 1941-го года, и вся разница, что тогда его, официально повсюду вывешенного в войсках, нигде еще нисколько совсем так не наблюдалось.
Однако во всех инструкциях для армейского начальства данный приказ был вполне надежно оформлен в те самые сколь безапелляционные, и совершенно не терпящие никаких возражений рамки ничем не сгибаемой воли величайшего вождя.
Ну и понятное дело, что было то начальство, кстати, с этим лозунгом более чем досконально до конца разом так верно же ознакомлено.
И вот ниже всему тому разом и будет более чем достойно приведен как-никак, а тот изумительно яркий пример из книги военного корреспондента «Красной Звезды» Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».
«Знаете приказ: «Ни шагу назад»? Вот молотит немец по сотням людей, а стоит отвести их за обратный скат высоты, и люди будут в безопасности, и тактического проигрыша никакого, и техника сохранится. Но вот есть приказ: «Ни шагу назад», – и держат под огнем, и губят технику, губят людей.
– Вот-вот, совершенно верно, – сказал Бова, – в сорок первом году двух полковников к нам в армию из Москвы прислали проверить этот самый приказ «Ни шагу назад». А машины у них не было, а мы за трое суток от Гомеля на двести километров драпанули. Я полковников взял к себе в полуторку, чтобы их немцы не захватили, а они трясутся в кузове и меня просят: «Дайте нам материалы по внедрению приказа „«Ни шагу назад“… »… Отчетность, ничего не поделаешь».
26
Отчетность во всем, подотчетность и явное чисто уж вприсядку так и заискивающее перед всяким высоким начальством мучительно вкрадчивое и низкопоклонное очковтирательство…
И наиболее главным тут было как раз-таки то, чтобы все значится, только лишь и пошло по некоему единому плану и буквально без всяческих излишних задержек.
Ну и скольких человеческих жизней те бумажки, где-то в тыловой тиши бездумно и многослойно составленные, нашей некогда всецело общей отчизне… на самом-то деле, вполне еще некогда стоили?
Бумажные планы били по рядам наших солдат, куда и впрямь до чего только похлеще вражеских пуль.
И как это вообще нечто подобное на деле могло ведь восприниматься многомиллионными массами в серых шинелях?
А простой солдат между тем и близко никак не дурак, а потому и дело ясное – все-то он себе на ус враз мотает, и, кстати, более чем закономерные выводы он уж, поверьте, вполне еще сделать на самом так деле всенепременно сумеет.
27
И сколь, и впрямь так оно естественно, что тот чисто же повседневно им наблюдаемый дикий кавардак поначалу действует на него крайне угнетающе, ну а затем до чего беззастенчиво разлагающе!
Кавардака никакого не было, все о нем праздные разговоры – сущие происки ярых врагов развитого социализма?!
Да только вовсе-то что есть силы уж надо бы прямо ведь так и сказать всему тому слащавому вранью нет!
Поскольку грехи самой обыденной большевистской действительности во время войны обострились, считай так именно вдесятеро.
Причем вся та паническая истерия и дикий хаос, и сущая разноголосица мнений были некогда как раз таковы, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
И вот он всему тому, до чего яркий и наглядный пример из рассказа Владимира Тендрякова «Донна Анна».
«Это было началом нашего отступления. До Волги, до Сталинграда…
Я видел переправу через Дон: горящие под берегом автомашины, занесенные приклады, оскаленные небритые физиономии, ожесточенный мат, выстрелы, падающие в мутную воду трупы и раненые, лежащие на носилках, забытые всеми, никого не зовущие, не стонущие, обреченно молчаливые. Раненые люди молчали, а раненые лошади кричали жуткими, истеричными, почти женскими голосами.
Я видел на той стороне Дона полковников без полков в замызганных солдатских гимнастерках, в рваных ботинках с обмотками, видел майоров и капитанов в одних кальсонах. Возле нас какое-то время толкался молодец и вовсе в чем мать родила. Из жалости ему дали старую плащ-палатку. Он хватал за рукав наше начальство, со слезами уверял, что является личным адъютантом генерала Косматенко, умолял связаться со штабом армии. Никто из наших не имел представления ни о генерале Косматенко, ни о том, где сейчас штаб армии».
28
Да уж, совсем до чего еще бесшабашно верные слову и делу были некогда генералы в той более чем нарочито очищенной от всяческой скверны самостоятельных дум и личной ответственности Краснознаменной армии!
Мало-то в ней в те времена оставалось именно тех самых кадров, которые при любых обстоятельствах были бы всею суровой самодисциплиной явно приучены без малейших в том колебаний, сходу уж брать всю ответственность лично так на себя.
При этом сколь до конца вполне понимая всю тяжесть, легшую на их плечи, а потому при случае и впрямь до чего твердо готовых буквально за все свои действия пред воинским трибуналом строго ответить.
Да вот нет в штабах многих армий тогда процветало самое так беспринципное чинопочитание, доходящее до самого откровенного лизоблюдства.
И главным было с наскока взять чего-то, а людей можно было при этом терять сколько угодно — это вообще не имело ровным счетом никакого значения.
Ну а вполне тому соответственно и успехи в планировании тех или иных операций зачастую зависели только от силы натиска, при этом, никак не считаясь ни с какими даже и самыми наиболее ужасными потерями.
Да и вообще считай, вот все во время той войны разом так полагалось незамедлительно делать на редкость массово и лавинообразно.
А главное, всею своею грубой пролетарскою мыслью, только лишь и возлагая надежды на один только тот неудержимо яростный общечеловеческий фактор…
Причем любая здравая инициатива была нынче сколь строго же наказуема, да даже и в случае более чем наглядно видимого успеха…
Хотя, как то до конца разом уж оно очевидно, именно в результате неистово смелой победы здравого смысла над той никак не в меру беспардонно ухватистой чисто штабной тупостью, шибко грамотного командира могли попросту разом отправить на верную погибель, а не расстрелять…
Да и вообще, после тех на редкость злокозненно въедливых и широкомасштабных чисток во всем том еще довоенном армейском корпусе попросту и близко так более не было никакого прежнего числа командиров, которые все бы решали именно сами, безо всей той совершенно бесцеремонной и крайне ведь откровенно навязчивой подсказки сверху.
Красная армия почти перед самой войной была до чего только варварски омыта чудовищной кровью, до самого блеска считай, так начисто очищена от тех хоть сколько-то действительно профессионально знающих свое дело военных.
То есть, при той никак не кособоко проведенной в 1937 году хирургической операции по удалению у нее весьма увесистой части «костного и головного мозга» была ярой пятой НКВД считай, уж в пыль раздавлена не одна бледная, словно смерть военная верхушка, бывшая в оппозиции к Сталину…
Нет в точности той же участи удостоились и довольно многие умные люди, кое-кому совсем так до чего нелепо попавшиеся тогда разом под чью-то горячую руку.
И вот на место тех вполне толковых и знающих свое дело кадровых военных были весьма спешно уж, сходу затем и посажены те самые тупые марионетки, которыми вождь мог шевелить, словно пальцами на своей руке.
И это разве что тот чисто сталинской скороспелой выпечки генерал и мог столь недвусмысленно мигом так догадаться, нагло раздеть своего адъютанта совсем догола, а все свои личные шмотки попросту выкинуть, а то и вообще их где-нибудь в великой спешке сходу зарыть.
Генералы бесславного образца 1937 года вообще были разве что на одну веселую свадьбу наспех-то сколь недвусмысленно ряжены.
И, кстати, сколь еще строго учитывая весь их немыслимо яростный по-пролетарски праведный дух, только лишь эдак им и было самою так злюкой судьбой, разом ведь и велено же поступить.
До чего только сразу незамедлительно отпраздновав труса при одном том отчаянно ноющем в самой глубине чьей-либо неказисто серой душонки весьма ведь скверном предощущении, вполне так еще же возможного грядущего плена.
29
Ну а маршалы, те и подавно были людьми столь неприметно безликими и отчаянно недалекими, исключая, быть может, разве что одного того бывшего полковника царской армии – Шапошникова.
И уж никак недаром в тот самый момент, когда все планы экспансии коммунизма в
