Про то, как враг народов войну выигрывал

командного состава.
Причем все те положительные стороны безмерной стойкости и мужества, были вот, как правило, только лишь разве что вопреки всему тому героически истерическому, по-людоедски бесшабашно трусливому (безо всяких кавычек) общему настрою…
Везде, где царствовала воинственная сила бездушно серой партократии, попросту никак не было хоть какого-либо места ни малейшему здравому смыслу.
И это как раз-таки серая рать сталинских дуболомов до чего сходу была совсем до безумия взбешена из-за буквально любого беспричинно же промедления со всяческим, тем или иным их единственно верным планом самых незамедлительных действий.
Причем вполне снова бы надо весьма самоуверенно еще и еще сходу так повториться, как правило, речь тут шла разве что о тех чисто дьявольски же безумных выступлениях в том, неимоверно могучем порыве всею массой людской сколь неотложно так только вперед и вперед.
Причем бежать в ту зачастую совсем безнадежно захлебывающуюся слепую атаку разом еще полагалось, никак уж не о чем вот совсем не раздумывая…
Ну, а только лишь разве что весьма так похуже того было до чего еще громко начать совсем безрассудно же рассуждать надо ли это делать или может вот нет.
Причем сама причина всему тому было вполне так более чем предельно ясна. 
Политически верно подкованные и по-собачьи верные своей идее большевики никак ведь никому не прощали даже и самой малой попытки чего-либо вдумчиво и делово обсуждать в своем, так сказать сколь непосредственном и прямом присутствии.
Ну а также всему их пролетарскому духу до чего еще отчаянно же претила сама мысль о том, что кто-либо тут никак вовсе несвоевременно собирается чего-либо там размусоливать, да и совсем напрасно изыскивать время, дабы весьма многое верно уж здраво взвесить и обдумать.
Те главные большевики сходу во всем этом видели самую явную сдачу позиций, и это когда подлый враг так и прет на нас словно тать.
Да и вообще чего тут не говори, а для тех чисто уж вынужденно ведь безропотно подчиненных большевистским стратегам прямых (не политических) военачальников нечто подобное было чем-либо навроде заигрывания с разъяренным быком при помощи всем небезызвестного куска красной ткани.
А между тем та чисто так былинная смелость подобных бравых наскоков на врага довольно-то строго объяснялась разве что невообразимо бездушной имперской тупостью, как и тем еще совсем осоловелым же безразличием к судьбам тех или иных простых ничего и близко ведь явно незначащих для данной власти людей.
В тех еще более чем просторных кулуарах партийных советов фронтов, беспрестанно вот денно и нощно только и велась сколь лютая борьба.
Причем она там велась никак не с вероломным врагом, что был где-то там, за линией фронта, а с врагом внутренним, своенравно умничающим, а как раз-таки только потому и нуждающимся в девяти граммах свинца, как в том самом истинно наилучшем от всего сразу успокоительном лекарстве.
Один сущий вред неся, административно-командная система родину грудью нисколько не защищала, а разве что только пуще же прежнего на редкость блистательно оберегала она свое собственное место во всей государственной иерархии ото всех тех, хоть сколько-то вполне возможных же посягательств со стороны всяческого совсем ведь никак неблагоразумно проявленного здравого смысла.
Да вот, однако, для кое-кого именно те сколь безупречно так «бравые усилия» данной братии и были тем всецело же многое разом решающим фактором в деле и впрямь весьма безукоризненного отстаивания до самой последней капли крови буквально каждой пяди советской земли.
А точно так в том числе и тот беззаветно ратный труд всего «советского» народа в тылу тоже как-никак, а более чем беззаконно и по сей день приписывается разве что, тем неимоверно доблестным усилиям всем нам от века совсем же беспроглядно, считай навечно родной коммунистической партии.
А между тем вовсе не в каких-либо крайне суровых репрессиях тут все было дело.
Нет, речь тогда шла об одной исключительно наивысшей сознательности, нисколько не доступной для досужего понимания со стороны людей, что вовсе-то неспособны оторвать свой обвислый зад от стула без прямой угрозы увольнения с той ими весьма горячо любимой бюрократической должности.
А впрочем, продолжим уж далее по заданной теме.

8
Конечно, и на Урале тогда тоже сколь непременно имелись кое-какие производства военного типа, но в основной своей массе цеха эвакуированных заводов возводили в те страшные времена под беспрестанно же моросящим осенним дождем и в самую лютую стужу…
Однако для тех крайне нерадивых чинуш, что неистово так поднаторели разве что в том весьма вот осатанело неистовом горлопанстве любого героизма всегда было мало, да только и впрямь вовсе-то уж совсем на редкость беспочвенно мало.
Раз им-то на деле было потребно, как есть абсолютно так все, пусть даже и самое попросту вот именно невозможное!!!
Они весьма воинственно отдавали устные и вполне безапелляционные приказы, а их самое неукоснительно строгое выполнение не просто вменялось в обязанность, а фактически утверждалось как нечто, что будет незамедлительно же занесено острейшим дамокловым мечом над чьей-то совсем ведь явно пустой головой…
И все это исключительно лишь потому, что эти люди всех тех других считали совсем уж весьма так тупее самих-то себя.
Отъявленные невежды сколь еще бездушно же отдавали безумной глупости приказы, а их самое так незамедлительное невыполнение было до чего сходу на деле чревато именно той вовсе ведь неминуемой смертью для всех тех и без того безмерно ретивых их подчиненных.
Но есть вот разница, как говориться, «у кого чего болит тот про то и говорит».
И если те настоящие люди говорили о том, что надо бы всеми силами держаться и не дать врагу пройти вперед, то подлые трусы так и, заходясь в приступе чудовищной истерии, только лишь и требовали и требовали от своих войск незамедлительно вытеснить подлого врага за все пределы своего чисто единоличного владычества.
Партийная, а в то время сугубо же сталинская братия как раз вот состояла именно из тех отвратительно мерзких холуев, которым и впрямь довелось на редкость основательно так раздобреть от вездесущих фимиамов, что тогдашняя над всем и вся правящая элита столь ответственно воздавала разве что сама уж лично только себе.
И вот те тысячекратно треклятые бонзы без тени стеснения до самой последней же нитки фактически обирали свой и без того совершенно нищий советский народ.
Их главной целью было одно лишь самое неизменное процветание чисто своего всех и вся более чем доблестно победившего класса, а тех остальных они считали исключительно за бесправных рабов задача, которых только ведь была и будет, строить же и строить новые египетские пирамиды…
И для них, как и понятно воля фараона была чисто во всем до конца полностью так явно превыше всего.
И главное, сколь расторопно, эти людишки, никак ведь, не мешкая разом, старались чисто вприпрыжку, как можно быстрее на тот самый верх сходу же доложить о том исключительно безупречном, да и ясное дело, самом безропотном выполнении всех самодурских своих требований и всевластных командных распоряжений…
Поскольку для них-то самих в том и было заключено то самое предельно простое, как и на редкость, прилежное старание.
Ну так мало того по их крайне заносчивому мнению чему-либо подобному должно было разом так осуществляться чисто под их безо всякой тени сомнения за все и вся сколь безупречно ответственном наимудрейшем верховном руководстве.
А между тем все это к общей победе не имело ровным счетом совсем же никакого хоть сколько-то существенного отношения.
СССР победил в той войне не благодаря праведно руководящей роли партии, а только лишь вопреки всем ее волеизлияниям и намерениям.   
Но при этом опять же, всякое беспардонное очернение ныне будто бы полностью минувшего прошлого ни в какие планы автора нисколько не входит.
Нет, ему разве что только и хочется показать саму суть той войны, как и чудовищно же недостойные средства, при помощи которых некогда была напрочь-то вырвана с мясом, а не здравым умом вполне завоевана – вся эта апофеозно-официальная победа.

9
Говоря про то сколь откровенно же грубо и на самую прямоту, весь тот официально признанный подход к войне – это одна кроваво красная самореклама членов военных советов, всегда добропорядочно державшихся от линии фронта на некотором отдалении (не ближе 5 километров), по свидетельству Виктора Некрасова в его повести «По обе стороны стены».
Вот они его слова.
«У тов. Брежнева очень убедительно об этом сказано. И о том, что они, политработники, всегда на два шага впереди нас были, рядовых офицеров. А я, дурак, думал, что километров за пять от передовой… Виноват. Каюсь. Было бы время, переписал бы „«В окопах Сталинграда“. ». А может, еще и успею».

10
И ведь при всем том и близко не было в речах «борзописцев дорогого и всеми нами на редкость искренне всем тем пылким сердцем, так и превозносимого генсека» ничего такого, собственно, нового.
Французские историки, некогда сколь еще значительно ранее тоже всецело вот проявили самый так максимум смекалки, как и здравого околонаучного смысла, дабы задолго до всех тех «златоглавых академиков Анфиловых» буквально в той же благочинной манере весьма ведь безупречно обелить однобоко великий военный гений огненосца стратега Наполеона.
Современным услужливым переиначивателям всемогуще светлого прошлого было с кого себе брать весьма достойный пример для самого так заискивающе бравого подражания, раз их сознание и впрямь-то было до чего явно ослеплено чьим-то исключительно неземным же величием.
Вот как беспристрастно и здраво описывает всемирно известный писатель граф Лев Николаевич Толстой все эти их потуги как следует еще натянуть бы «парчу исторической правды» на тот, несомненно, злой гений Наполеона в его бессмертном романе «Война и мир»:
«И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам, историками, как что-то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание. Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик».

11
Важные и стоически полноценно уж верно во всей своей науке подкованные мужи в те абсолютно любые прошлые времена сколь еще премудро бряцали восторженными словесами, тем лишь только и всего, что весьма запальчиво оправдывая весь свой спецпаек, а также и все прочие крайне необходимые для написания их «шедевров мысли» благие удобства…
А впрочем, не им ли сколь наскоро громыхать чужою алой кровью добытою славой, так и пыжась при этом своим