его кличут. А фамилия Зырянов. Позавчера второй продовольственный магазин открыл. За ним числится автосервис и магазин запчастей. Бизнес в гору идёт. Чувствую, что ещё что-то затевает. Вообщем, лакомый кусочек, да не по нашим зубам. А жаль. А девочка-то у него хороша…
-7-
Москва встретила Глеба и Серафиму ослепительным солнцем и жуткой загазованностью. Бесчисленные пассажиры, встречающие и провожающие, сновали по платформам, обгоняя и толкая друг друга. Серафима, привыкшая к спокойной и размеренной жизни, к небольшому количеству людей на большом пространстве, очень терялась и, отодвинув смущение на второй план, поближе жалась к Глебу. Он, спокойный и непоколебимый, уверенно шёл к станции метро.
«В Берлинском метро также красиво, но спокойнее и степеннее», - отметила про себя Сима, спускаясь по эскалатору. Всматриваясь в лица москвичей и гостей столицы, она с надеждой выискивала улыбки или хоть какие-то радостные эмоции, но почти все были задумчивы, угрюмы, неразговорчивы, ушедшие с головой в свои проблемы. «Неужели у них всё плохо? Если это так, то почему они не хотят изменить свою жизнь или измениться сами? Наверно, я что-то не понимаю. Как говорится, спустилась сегодня с гор и меряю своею меркою весь мир. А может, они не в силах выйти из замкнутого круга «работа-дом», рады бы, но не могут? Вот и мучаются, бедняжки. Мне кажется, что я не смогла бы жить в большом городе. Плохо мне будет в нём. На воле, в деревне лучше. Там и время-то бежит по-другому, медленнее и каждый день радостнее другого…»
В холле небольшой гостиницы Глебу вручили ключи от забронированных находящихся рядом одноместных номеров.
- Устала? – заботливо спросил Глеб Серафиму, которая, войдя в номер и не сняв пальто, села на стул и вытянула ноги.
- Сама не пойму. Вроде бы утомилась, а вроде бы и нет.
- Это напряжение сказывается. Всё-таки другой город, дальняя поездка, – объяснял друг, доставая из сумки домашние тапочки Симы и присев перед ней на корточки, предложил. – Давай помогу снять сапоги, ноги скорее отдохнут.
Серафима устыдилась:
- Что ты, Глеб, на самом деле! Я и сама смогу. Не немощная же!
- Может, ты голодна? На первом этаже есть неплохой ресторанчик.
- Откуда ты знаешь?
- Я здесь частенько останавливаюсь, когда бываю в командировках.
- Здорово. Мы с семьёй раньше тоже много путешествовали, а сейчас я предпочитаю сидеть дома. Видимо, досыта накаталась. Однажды дедушка предложил купить путёвку и съездить куда-нибудь, отдохнуть, но я почему-то хорошо себя чувствую только в Грибках.
- Зато как приятно после поездки вновь вернуться домой.
- Какие мы разные, - улыбнулась Серафима.
- Дело в том, что женщина – хранительница очага, а мужчина – добытчик и воин, всегда в поиске и походах. Это нормально. Так ты хочешь кушать? – уточнил Глеб.
- Хочу.
Пообедав и отдохнув, ребята начали собираться в театр.
Серафима уединилась у себя в номере, а Глеб, развернув кресло к окну, удобно расположился на нём, всматриваясь в голубизну неба. Рядом на тумбочке тихонько играл радиоприёмник, по которому передавали концерт Игоря Талькова. Парень включил его громче и с удовольствием начал слушать любимого певца и поэта. Наблюдая за редкими и ленивыми весенними облаками, он думал о любимой девушке, и её образ овладевал всеми его помыслами. Она, то улыбалась своей чарующей улыбкой, на которую невозможно было не ответить, то смущённо опускала глаза, то задумчиво смотрела куда-то вдаль. Неординарность мышления и отношения к окружающему миру, терпимость и всепрощающая доброта подкупали. Её можно сравнить с утренним ветерком, с нежным цветком, чем-то очень чистым и непорочным. «Как она умудрилась сохранить в себе всё это?» - размышлял Глеб. Светлая улыбка коснулась его лица, и тут же сумрачная тень накрыла её. Единственная быстротечная мысль, что с Серафимой может что-то случиться, будила в его душе плохо управляемого зверя.
В дверь тихо постучали.
- Войдите.
На пороге стояла Серафима. Глеб порывисто встал, не сводя с неё восхищенных глаз. Великолепное сочетание чёрного бархата и красивой фигуры дополняли модные туфельки на высоких каблучках. Замысловатое плетение шикарных волос, закреплённое сверкающими шпильками с камнями, высоко поднятая голова и идеальная осанка делали её похожей на благовоспитанную потомственную графиню. Глеб смотрел на неё широко раскрытыми глазами как на чудо. Ему не хотелось ни о чём думать. Он просто стоял и любовался ею.
«…нарушив мой земной покой,
Ты от какой отбилась стаи?
И что же делать мне с тобой?
Не знаю».
Пел Тальков, как нельзя лучше определяя душевное состояние Глеба.
- Я готова, - голос Серафимы звучал маленькими серебряными колокольчиками.
- Ты очень красивая, – Глеб медленно подошёл к ней. – Очень. Тобою можно бесконечно любоваться.
- Спасибо, - еле слышно откликнулась она, снова потупив очи долу. – Но нам, наверно, пора идти?
- Да, ты права. Пора.
_
Они ненадолго остановились у временно неработающего фонтана перед театром.
- Какой он грандиозный и торжественный этот Большой театр! – восторг переполнял Серафиму. - Даже здесь, на улице, чувствуешь красоту классического танца и музыки, источаемую неведомыми силами этого удивительного дворца. Невыразимые ощущения! Состояние святой любви к прекрасному всколыхнуло у меня волну сладких слёз. Это непередаваемо! Необъяснимо! Я благодарю тебя, Глеб, за эти эмоции, которые переживаю с наслаждением.
Одинокая слезинка умиления скатилась по щеке, и вечерний ветер сорвал её, бросив на землю в знак безграничного уважения к нелёгкому труду артистов.
- Пойдём же скорее! – заторопила Серафима Глеба. – Мне побыстрее хочется очутиться в мире музыки.
Глеб был немногословен и млел, тихо радуясь, что подарил девушке столько восторга.
На ступеньках здания и между величественными колоннами стояло множество людей. Ребят неоднократно останавливали, интересуясь наличием лишнего билета.
Серафима очень волновалась. Казалось, реальность уступала место волшебству. Пока Глеб сдавал верхнюю одежду в гардероб, девушка подошла к зеркалу. Огромный холл, высокий потолок, яркое освещение, тяжёлая портьерная ткань, барельефы, лепка, золото, неотразимые дамы в умопомрачительных нарядах, сопровождаемые галантными кавалерами – всё это немного подавляло неискушённую Серафиму, делая её движения несколько скованными и рваными. Глеб спокойной и уверенной походкой подошёл к Симе и с улыбкой элегантно подал ей свою руку. Серафима несколько мгновений растерянно смотрела на неё, но собравшись и подключившись к игре, также элегантно опустила ладонь на предложенную опору и с благодарностью улыбнулась спутнику.
«Так-то лучше, девочка моя», - одобрил её глазами Глеб, и они с достоинством поднялись на второй этаж, чтобы занять свои места в первом ярусе.
Присев на предложенное кресло, Серафима с нескрываемым любопытством и восхищением осмотрела зрительный зал. Даже при закрытом занавесе угадывалась огромная сцена.
«Интересно, - подумала она, - а много ли театров в России с такой же большой сценой? Наверное, единицы. Может из-за этого артисты так мало ездят по стране со спектаклями и стараются гастролировать в основном за рубежом?»
Сима перевела взгляд с сочного малинового занавеса на амфитеатр и бельэтаж. Малиновая обивка кресел и драпировка стен великолепно сочетались с бесчисленными бра, сохраняющих форму позолоченных подсвечников и дающих яркое освещение.
С непосредственным лукавством, с которым малыш рассматривает что-то очень тайное во взрослом мире, она разглядывала ложу для VIP-персон: а вдруг сегодня на спектакле будет присутствовать сам президент страны или мэр Москвы? Но, не увидев знакомых лиц, перевела взгляд на огромную хрустальную люстру.
«Фантастика! Кто ж такую красоту придумал и создал? Это настоящее произведение искусства!»
Глеб с доброй улыбкой наблюдал за Серафимой, за её неподдельным восхищением и радостью, искренней чистотой эмоций ребёнка.
Яркость освещения центральной люстры и многочисленных бра стала уменьшаться. Волнительный гул зрителей слегка усилился и сразу стал тише. Сердце Серафимы учащённо забилось, когда дирижёр занял место на пульте в оркестровой яме и поднял руки для привлечения внимания оркестрантов. Несколько мгновений растянулись в бесконечность. Взмах палочки, и зазвучала увертюра.
Всё первое действие Серафима просидела неподвижно, боясь пропустить и не запечатлеть в памяти плавность и отточенность движений, виртуозно заменяющих слова и фразы, невесомый взлёт и лёгкое приземление танцоров, исполняющих сложные па, всеобъясняющую мимику лица и глаз. У чувственной и сентиментальной девушки не раз наворачивались слёзы от созвучия танца и музыки, заставляющие проникнуть в образы и переживания главных героев.
Как показалось Серафиме, спектакль прервался на антракт буквально на полуслове. Тяжело вздохнув, она обернулась к Глебу. Находясь под впечатлением разворачивающегося романа на сцене, ей совершенно не хотелось говорить: в ушах звучала музыка, а перед глазами стояли влюблённые. Вновь оперевшись на предложенную руку, она вышла в ярко освещённый холл второго этажа.
- Ты хорошо себя чувствуешь? – услышала она заботливый голос друга.
- Да, - ответила она и, поняв причину беспокойства Глеба, объяснила. – Просто в действие спектакля вжилась.
Они не спеша направились к лестничному пролёту, рядом с которым продавали сувениры и программки. Глеб ловил заинтересованные и завистливые взгляды со стороны сильного пола. Кое-кто, не стесняясь, останавливался и провожал взглядом колоритную парочку. Это раззадоривало парня, разжигая азарт и добавляя остриночку перца в лёгкой ревности. Ему импонировало, что такая красавица шла рядом и считалась его женщиной. У Серафимы от избытка внимания раскраснелись щёки, а глаза излучали ещё больший блеск. Масса положительных эмоций делали её неотразимой.
Они решили приостановиться у окна и понаблюдать со стороны за зрителями, прогуливающихся взад-вперёд и разминавших ноги. Было очень интересно и забавно отслеживать поведение и характеры людей, их темперамент, склонности, достаток, рассматривать костюмы, причёски, макияж.
- В Россию стоит приезжать не только ради поиска партнёров по бизнесу, Большого театра и чёрной икры, но и ради русских девушек. Нет никого в мире краше, – послышалась французская речь.
Серафима повернула голову в сторону говорившего. Моложавый месье доброжелательно кивнул ей и широко улыбнулся.
- Вы правы, господин де Арон, русские девушки – это тоже народное достояние, - ответил ему седовласый, чуть полноватый мужчина.
Судя по акценту, он был из Москвы.
- Россия уникальна традициями и непревзойдённым гостеприимством, - не удержалась девушка.
- Вы поражаете своей красотой всякое воображение, - француз был приятно удивлён, что имеет возможность напрямую пообщаться с ней.
- А вы съездите в глубинку и поймёте, что красивым девушкам нет числа, – посоветовала гостю Серафима и, услышав звонок, приглашающий зрителей вернуться в зал, элегантно поклонилась на прощание.
Глеб с удивлением вслушивался в чистое французское
