густым соусом из сметаны с хреном, и зелёный горошек, перемешанный с кусочками жареной рыбы. Цвет блюда и вкус оживлял политый вокруг томатный соус.
Колька искоса взглянул на покровителя. Тот, не торопясь, расправил салфетку и положил её себе на колени, взял вилку и ножик и принялся за еду. Лёпа с еле скрываемым восхищением отметил, как прямо и непринуждённо пахан сидит за столом и как виртуозно владеет вилкой с ножом. Аристократ высшей пробы, да и только!
Очень дорогой фирменный костюм, тщательно выбритые щёки и подбородок, слегка терпкий аромат хорошего одеколона, манеры совершенно не состыковывались с образом человека, одетого в серую робу с номером отряда, сидящего на нарах у зарешетчатого окна.
Колька даже не пытался последовать примеру Тёртого в применении ножа, так как неплохо обходился только вилкой.
- Предлагаю пригубить за приятную встречу, - не переставая широко улыбаться, предложил Олег Маркович и сам наполнил хрустальные бокалы белым французским вином только что откупоренной бутылки, с которой специально не стирались толстый слой пыли и паутины.
- Я смотрю, что у тебя очень неплохое вино, - заметил Георгий Несторович и с наслаждением попробовал благоухающий напиток.
У Кольки от обстановки, яств и вина голова шла кругом. Вот она настоящая жизнь! Шик, блеск, красота! Он сунул последний лист салата в рот, и тотчас использованная тарелка исчезла и на её почётном месте появилась другая.
На продолговатом блюде лежала крупная рыба, вокруг которой в сочетании с зеленью петрушки были рассыпаны ярко-красные зёрнышки.
- Приятно, что ты помнишь о моих пристрастиях, - похвалил хозяина ресторана Тёртый и, повернув голову к Лёпе, пояснил, - запечённая форель с лимоном и гранатом.
- Очень рад, что угодил.
- Бурый, - вдруг по кличке обратился Георгий Несторович к Олегу Марковичу, - вкусный обед – это замечательно, но необходимо вспомнить и о деле.
- А ему можно доверять? – без обиняков спросил Бурый.
Тёртый обратился к Лёпе:
- Что ответишь?
- Стукачом не был, а дальше время покажет.
- Поживём – увидим, - чуть с нажимом процедил сквозь зубы Бураков.
Тёртый заступился за своё протеже:
- Он парень неплохой. Помочь надо. В последней ходке вместе парились.
Олег Маркович медленно перевёл взгляд с пахана на молодого парня:
- А твоя мамочка разрешит в серьёзные мужские игры играть?
- Мою уже не спросить.
- Он – детдомовский, - пояснил Тёртый. – За ним только я, пока он человек.
Бурый терпеливо подождал, когда Николай закончит с форелью, и подозвал своего помощника:
- Юра, объясни молодому его обязанности и права. Посмотрим, чего он стоит, – и чуть исподлобья взглянул на Лёпу. – Будешь хорошо служить – деньгами не обижу.
Колька понял, что для него собеседование окончено и, поблагодарив за обед, встал. Раскаченный, с «ёжиком» на голове Юра, молча, указал новенькому на дверь, и первым вышел из зала. Лёпа, не оглядываясь на Тёртого, направился за ним.
Олег Маркович взял бутылку с вином и продолжил играть роль радушного хозяина:
- Дальше продолжим?
- Разве только чуть-чуть. Дела обязывают, - и Тёртый постучал пальцем по хрустальному стеклу золотых наручных часов.
-4-
Прошли три недели, как Глеб сделал заказ Серафиме. Через несколько дней после того вечера они съездили вместе в город и купили понравившуюся пряжу, и девушка с волнением принялась за дело.
Крещенские морозы ослабели, но силу набирали февральские ветра.
Серафима удобно сидела на диване, прислушиваясь к разгулявшейся вьюге, и проворно перебирала спицами. Она очень старалась, чтобы свитер получился на славу. Ей импонировало доверие городского предпринимателя, кроме этого он оказывал знаки внимания, начал красиво ухаживать. Конечно же, Серафима продолжала любить Костика, не смотря на устроенную сцену ревности: ведь он, глупенький, не понимал, что Глеб – это всего лишь заказчик. А то, что она смущается под его будоражащим душу взглядом, так это от того, что он всё-таки городской, гораздо старше её и опытней в жизни, одевается намного лучше сельских ребят и ездит на импортной машине. У любой деревенской девушки сердце замирало бы от такого знакомого. Хорошо, что она это понимает.
В окно постучали. Дед Матвей пошёл встречать гостя. Шныря приветливо повизгивал. Значит, гость очень близкий или хорошо знакомый человек.
- Здравствуй, Серафима, – на пороге стоял Глеб с большой сумкой.
- Ты раздевайся и проходи, - деду он явно нравился.
Девушка, отложив вязание, поднялась навстречу гостю.
- Как мой свитер поживает?
- Поживает, - улыбнулась в ответ хозяюшка.
- А я решил фруктов привезти. Думаю, зима за вторую половину перевалила, весна скоро, авитаминоз. Привезу-ка тебе фруктов для поддержания сил, и чтобы легче вязалось, - он достал из сумки увесистый пакет.
- Благодарю, - обрадовалась Серафима. – Сколько много! Но это же дорого! Зачем такие траты?
- Неужели ты считаешь, что не заслужила этого? – Глеб не сводил с неё влюбленных глаз.
Матвей суетился, собирая чай, и лихорадочно думал: то ли уйти и не мешать молодым, как в прошлый раз, то ли остаться.
Серафима не ответила на вопрос Глеба и только призывно махнула рукой:
- Если хотите, я могу показать, что уже получилось.
Она разложила на диване детали свитера: спинку, рукава и почти довязанный перед.
Глеб от восхищения присвистнул:
- Фантастика! За такую красоту мне не рассчитаться!
- Ну что вы, право, - заулыбалась довольная мастерица. – Через три-четыре дня всё будет готово.
- Она уж так старается, так старается! – похвалил внучку дед. – Всё переживает: а вдруг не понравится!
Немного погостив, Глеб не без сожаления покинул дом лесника.
_
- Ну, как он тебе? – не выдержал Матвей, когда Серафима убирала посуду после чаепития.
- Не знаю, – почти равнодушно ответила Сима, но дед уловил какую-то еле заметную интонацию. – Не красивый он какой-то.
- А вам, девкам, только писаных красавцев подавай! – всплеснул руками возмущённый дед. – С лица воду не пить – был бы человек добрый.
- Так ведь и на крокодила всю жизнь смотреть тоже нет желания! – впервые огрызнулась Серафима.
- Ох, Сима, Сима! Вроде ты у меня девушка разумная, а речи какие-то глупые ведёшь!
- Деда! Не вмешивайся в мою личную жизнь! Не маленькая уже! Сама разберусь!
- Ну-ну, разбирайся. За тебя твою жизнь никто не проживёт. А сделаешь промашку – страдать тебе, - и он, хлопнув дверью, вышел из дома.
Девушка стирала крошки со стола и, расстроившись размолвкой, опустилась на стул, подперев руками щёки.
«Ну, за что он так не любит Костю? – думала она. – Вот вбил себе в голову, что, Костя плохой, и доказать ему обратное нет возможности. А я его люблю! Сердцу не прикажешь забыть его! Видимо, во все времена родителям выбор детей не нравился. Вот Шекспир и написал поэму «Ромео и Джульетта», чтобы взрослые научились считаться с чувствами юношей и девушек. Для вразумления написал. А, может, для напутствия влюблённым: быть верными своему выбору. А что, если подсунуть эту поэму деду? Нет, это бесполезно. Уж дед что решил, то решил. Он, конечно, больше меня в жизни разбирается, хочет оградить от неприятностей, ошибок, но почему не хочет понять меня? Ну, хорошо. Возьмём точку зрения деда. Он считает, что при выборе жениха не надо забывать и о материальной стороне дела. Мол, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. В этом отношении, конечно, в выигрышном положении находится Глеб. Интересная вещь получается: Костю люблю, но он финансово не устойчив, Глеб материально обеспечен, но не любим. Хотя, если честно признаться, мне с ним спокойнее и надёжнее, чем с Костиком, он, как каменная стена, за которую можно спрятаться. А что я, собственно, разрассуждалась? Замуж-то меня ещё никто не позвал!»
Серафима облегчённо вздохнула и вернулась к дивану, на котором были разложены детали будущего свитера.
_
Через несколько дней в дверях появился Глеб. Дед с внучкой давно помирились и забыли о маленькой размолвке, и теперь вместе вышли встречать гостя.
Свитер получился просто загляденье. В замысловатый орнамент Серафима вписала приснившийся узор. Она сама не знала, что это за хитросплетения, но почему-то очень захотелось украсить ими своё творение. Несколько лет спустя девушка с удивлением узнает, что вывязала символ «Одолень-травы» - оберёга, защищающего от различных болезней.
- Я и сегодня к вам с дарами, – Глеб достал красивую упаковку дорогих конфет, украшенную бантом, и протянул её Серафиме. – Это тебе сласти, а Матвею Маркеловичу – стерлядочки. Надеюсь, что угодил.
Девушка держала гостинец и с растерянной улыбкой следила за парнем. Она неожиданно для себя осознала, что думала о нём чаще, чем о Косте, что старательно вывязывала каждую петельку не из-за необычности заказа, а, чтобы вложить в изделие чуточку своей души, и чтобы парень это почувствовал. Зачем? Она не знала. Вообще-то, Сима училась относиться ко всему с любовью и выполнять любую работу с душой, как наставляла её Макаровна.
«А он не такой уж и некрасивый! – отметила хозяюшка, когда Глеб подошёл к ней и заглянул в задумчивые глаза. – Даже очень приятный».
- Ну, красавица, хвастайся.
Серафима взяла свитер и протянула его парню.
Матвей неслышно присел на табурет у стола и стал наблюдать за ребятами, боясь хоть чем-то помешать их общению.
Глеб в мгновение облачился и торопливо подошёл к зеркалу.
- Шикарно!
Он провел ладонью по необычному орнаменту, расположенному на груди; отогнул низ изделия и изучил его изнанку; вытянул руки вперед, убеждаясь в свободе движения.
- Ну, Серафима! Ай да мастерица!
Парень был очень доволен.
- И тёплый, и лёгкий, и мягкий, и красивый! Видно, что связано с душой.
Серафима зарделась от похвал.
- Я резинки на рукавах, низе изделия и горловину отдельно вязала. Потом прикетлевала их. Это для того сделано, чтобы, когда они износятся, можно было бы без труда их заменить на новые, - торопливо добавила она, напрашиваясь на очередной комплимент.
- Ты и это предусмотрела, умница наша, - ласково добавил Глеб.
У Симы сладко ёкнуло сердечко. «Наша». Зачем он так сказал? Что имел ввиду? И почему так приятно и спокойно рядом с ним? Неужели, мне он…нравится?
Хозяйка наливала гостю чай, когда тот неожиданно поинтересовался:
- А орнамент ты сама придумала или позаимствовала откуда?
Он так и не захотел снять свитер, сидя в нём в жарко натопленной избе.
- Вот этот, - она обвела пальцем вокруг «Одолень-травы», - приснился. Остальные только чуть-чуть изменила, взяв основу в журнале, чтобы характер рисунка не ломать.
- Красиво. В тебе, я смотрю, ещё и талант художника дремлет.
- Ой, что вы! – смутилась Серафима. – Раньше любая девушка легко составляла орнаменты и на простую одежду, и на праздничную. Причём, рисунок имел глубокий смысл, а не просто украшение.
- Очень интересно, – Глеб отхлебнул чай и пододвинул к себе поближе черничное варенье. – И какой в него вкладывался смысл?
Серафима, обретя в парне благодарного слушателя, подобрала под себя ноги и поудобнее расположилась на стуле.
- А я тебе сейчас расскажу, - торжественно-заговорщеским тоном начала она и тут же осеклась, испуганно прикрывая рот. – Ой! Извините. Я
