Русский дауншифтинг

окажусь в его власти.
В конце концов, мои пальцы разжались и я поехал вниз по скользкому железу. Когда я съехал почти до самого края, до крохотного декоративного бортика, который, конечно, не мог спасти меня от падения, внезапно в крыше открылась маленькая дверца и чья-то незримая рука подхватила меня и втащила вовнутрь. В следующий миг я уже парил в серебристом тумане и он поднимал меня все выше и выше. Вначале мне было жутко, а после стало так свободно, легко и радостно, что я засмеялся – и проснулся в своем кресле.
За окном под солнечными лучами блестели мокрые крыши домов и лужи на асфальте. Я вскочил и начал лихорадочно собираться. Запихнув необходимые вещи в чемодан, я отключил холодильник, вынес мусор, а после задумался,  - не забыл ли я что-нибудь?.. Перечитав бумажку с адресом Ивана Карловича, я положил её в карман и пошел к двери. Скорее на вокзал, на поезд, - и на север, на север! Прощайте, господин Обдиралов и вся ваша компания!

Часть 2. Царские сокровища

Мы жили в маленьком поселке, окруженном лесами и болотами. От ближайшей деревни нас отделяло полтора десятка километров непролазной чащи и болот. Над нами не летали самолеты и вертолеты: в этом глухом районе авиасообщения попросту не было.
Деревенские жители, чьи предки веками терпели разорение и унижение от власти, не ждали ничего хорошего от нее и теперь. Они относились к официальным  лицам с глубоким недоверием и готовы были при малейшем нажиме с их стороны пожечь свои дома и присоединиться к нам, отшельникам, - так что можно было не опасаться за сохранение тайны нашего поселения. Впрочем, представители власти в последний раз появлялись в этом медвежьем углу еще в советское время. Потом здесь перестала работать почта, одновременно отключили электричество, а единственная дорога, ведущая в райцентр, была заброшена, заросла травой и кустами, так что пройти по ней можно было только пешком и это занимало не меньше трех дней.
Наш поселок был построен на месте бывшего раскольничьего скита знаменитым врачом Карлом Фридриховичем Штутгартом. В тяжелые годы гонений на генетику Карл Фридрихович бог весть каким образом оборудовал тут медицинский центр и достиг поразительных результатов в лечении многих наследственных заболеваний. Сын Карла Фридриховича – Иван Карлович продолжил дело отца и после определенных жизненных потрясений переехал сюда на постоянное жительство вместе со своей молодой женой Эллис. Случилось так, что я помог Ивану Карловичу в некоторых сложных обстоятельствах, и он пригласил меня погостить в этом удивительном поселке, а если я захочу, то остаться тут навсегда.
Я воспользовался приглашением доктора и вот уже два года жил здесь. Надо сказать, что Карл Фридрихович великолепно обустроил хозяйство своего центра: здесь были скотная ферма и птицеферма, парник, а также обширный сад, в котором плодоносили необычные для Севера фруктовые деревья. Маленькая электростанция, работающая на торфе, подавала ток, котельная обеспечивала поселок теплом; население этой своеобразной общины состояло из врачей, обслуживающего персонала и пациентов, находящихся в клинике на излечении. Плата с больных не бралась и вознаграждение работникам центра не выплачивалось, - они получали все необходимое для жизни в хозяйственной службе клиники, а питались в столовой или брали продукты на дом.
Всё бы ничего, но перед клиникой вечно стояла денежная проблема: надо было закупать медикаменты, аппаратуру для научных исследований, промышленные товары, запасные части для механизмов и многое другое. Некоторая часть расходов возмещалась за счет пожертвований врачей на «большой земле», которые были связаны с лесной больницей Штутгартов. Однако таких докторов, пользующихся безусловным доверием Ивана Карловича, было мало, и их взносы не могли облегчить финансового положения центра.
Ивану Карловичу постоянно приходилось ломать голову над тем, где бы изыскать средства. Я заметил, что в последнее время он стал особенно рассеянным и задумчивым. Как-то прекрасным летним вечером, когда мы пили чай на веранде его крохотного домика, доктор пролил чашку себе на брюки.
- Ох, Иван Карлович, Иван Карлович! – с укоризной говорила Эллис, вытирая полотенцем его штаны. –  Какой ты неаккуратный! Пойди, переоденься, а эти брюки я потом застираю и высушу.
- Знаешь, он весь извелся, - шепнула она мне на правах старого друга, как только доктор ушел в свою комнату. – Даже ночью во сне что-то бормочет, - не дает ему покоя мысль, где бы деньги достать. Мне его очень жалко, а помочь ничем не могу.
- Да, положение нелегкое, - согласился я. -  Я ведь тоже ничем помочь не могу. Всё что у меня было я давно отдал в общую кассу.
- Нет, в данном случае вы заблуждаетесь! Вот вы-то как раз и можете нам помочь! – раздался из комнаты голос Ивана Карловича. – Извините меня, я невольно подслушал ваш разговор, но я сам собирался побеседовать с вами о том же.
- Как я могу помочь? Это вы о чем? – спросил я.
Доктор, застегивая новые штаны, вышел на веранду и уселся напротив меня.
- Я вам объясню. Вы, кажется, состоите в дружеских отношениях с нашим отшельником?
- С Сергеем Степановичем?
- Других отшельников у нас нет.
- Если не считать нас самих… Да, я навещаю его. Но он сильно сдал за последнее время. Помирать готовится старик.
- Меня он не пускает к себе, но мои коллеги говорят, что ему действительно осталось недолго. Поэтому я к вам и обращаюсь.
Я вопросительно посмотрел на Ивана Карловича.
- Дело в том, что Сергей Степанович до того, как стать отшельником, был очень богатым человеком, - пояснил доктор. -  Поселившись по соседству с нами, он внес значительную сумму денег на содержание нашего центра, а позже в разговоре со мной определенно сказал, что намерен ещё кое-что передать клинике. К сожалению, через некоторое время мы с ним крупно повздорили и с тех пор не общаемся. Характер у старика тяжелый, сами знаете, поэтому я боюсь, что он ничего не оставит теперь клинике, - тем более, что спорили мы с Сергеем Степановичем именно по поводу её дальнейшей деятельности. Одна надежда – на вас. Вы, похоже, нашли с ним общий язык, поэтому я вас прошу, – поговорите с Сергеем Степановичем, скажите ему, что мы не сможем  лечить людей, если не получим деньги. Мы-то проживем как-нибудь, а больные? Что с ними будет? Объясните ему наше тяжелое положение; я уверен, он прислушается к вашим словам.
Я покачал головой:
- Боюсь, вы преувеличиваете мое влияние на Сергея Степановича. Да, я часто хожу к нему, мы разговариваем с ним о том, о сём, но я не сказал бы, что у нас дружеские отношения. Слишком большая разница в возрасте, чтобы мы были друзьями. А убедить его в чем-либо крайне сложно! У него свои твердые представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Иван Карлович схватил меня за пуговицу и горячо сказал:
- Прошу, умоляю вас, - побеседуйте с ним! Может быть, всё-таки получится! Я не вижу сейчас других источников финансирования нашего центра.  «Spes est ultumum adversarum rerum solatium», что означает «надежда – последнее утешение в несчастье».
- Постарайся, пожалуйста, - прибавила Эллис, глядя на меня своими обворожительными голубыми глазами.
- Хорошо, я попробую, - вздохнул я, сдаваясь на милость этого святого семейства, но вовсе не уверенный в успехе моего предприятия.
***
На следующий день, как только солнце стало клониться к закату, я пошел к Сергею Степановичу. Отшельник придерживался строгого режима, им самим для себя установленного, и никогда не отступал от него. С утра до вечера Сергей Степанович, невзирая на состояние своего здоровья, занимался поминутно расписанными работами по дому, огороду или по прилегающей лесной территории. Лишь после ужина старик позволял себе два-три часа праздности, которые он проводил в чтении книг, раздумьях или в беседах с людьми, пришедшими навестить его. Последних было немного: раз в неделю Сергею Степановичу приносили запас еды из клиники Штутгарта, врачи осматривали его, когда он позволял им это сделать, да изредка приходили женщины из соседних деревень, считавшие его чуть ли не новым святым. Что касается меня, то я, пожалуй, был единственный, кто постоянно навещал старика и с кем он подолгу разговаривал.
Его жилище находилось на пригорке среди могучих елей примерно в километре от нашей больницы, у родника, бьющего из-под земли. Неизвестно кем и когда была построена тут крепкая изба на фундаменте из гранитных валунов, в которой  и поселился Сергей Степанович, приехавший сюда доживать жизнь в краю своих пращуров. Почему он решил стать отшельником, - никто не знал, даже мне старик ничего не рассказывал о своей жизни. До разговора со Штутгартом я и не подозревал, что Сергей Степанович был раньше богачом. «Как же мне вызвать его на откровенность и попросить о помощи, если старик не желает вспоминать свое прошлое? - думал я, направляясь к его избе. -  Да и хорошо ли докучать ему просьбами, когда он слаб и болен?».  
Мучимый сомнениями, я не заметил, как дошел до дома Сергея Степановича. Напившись воды из родника, я поднялся на высокое крыльцо и постучал в дверь.    
- Войдите, – раздался голос старика и я взошел в избу. Сергей Степанович лежал на широком топчане и смотрел на меня.
- Здравствуйте! Как ваше самочувствие? – спросил я.
- Не только, что дни, но и часы мои сочтены, - строго ответил он и я стушевался от неуместности своего вопроса.
- Ты знаешь, что я раньше был богат? – тяжело дыша, сказал Сергей Степанович. – Так вот, - то, что у меня было, то что известно всем, только ничтожная часть моего состояния. Ты видишь перед собой самого богатого человека на земле, любой миллиардер – просто нищий по сравнению со мной. Не веришь? Думаешь, что это – бред умирающего?
Я пожал плечами:
- Если вы расскажете подробнее, мне будет легче поверить в ваши слова.
- Слушай. Я – последний хранитель древней сокровищницы русских царей. Да, не удивляйся, такая сокровищница существует. Первый вклад  внес в неё Святой Благоверный князь Александр Невский. После разгрома рыцарей на Чудском озере он захватил казну магистра Тевтонского Ордена, а в ней был бесценный изумруд размером с кулак. Этот изумруд вывезли за сто с лишним лет до того из Иерусалима после Первого крестового похода. По преданью камень обладал магической силой и приносил удачу в бою, поэтому тевтоны взяли его с собой, когда начали поход против русских. Александр повелел соорудить для хранения изумруда особый тайник в подвале княжеского терема в Переяславле, - так было положено начало сокровищнице. Перед своей последней поездкой в Орду, Александр, предчувствуя недоброе, передал сокровища своему младшему сыну Даниилу Московскому, ибо предвидел, что Москва станет в будущем столицей русского государства.
В дальнейшем все московские князья, а затем и первые русские цари вкладывали в сокровищницу самые дорогие самоцветы, обретенные ими по удачному стечению обстоятельств. Упомяну еще о двух драгоценных камнях, хранящихся там. Первый – бриллиант чистейшей воды, такой огромный, что он не умещается на ладони взрослого человека. Когда-то он был собственностью царя Чандрагупты, а потом его передали в дар богам. Афанасий Никитин во время своего путешествия по Индии обнаружил