Spoudogeloion. История Европы в романах

лицо платком, – поразительно, но мужчина, имеющий желание жениться, должен заплатить выкуп за свою избранницу, внешность которой вряд ли его порадует. Ну, не странно ли, святой отец, – за наших пригожих северных красавиц приплачивают родители, выделяя жениху приданное, а за сарацинок, не способных восхитить мужчину своим видом, платят их будущие супруги!..
***
После взятия Иерусалима его правителем стал граф Готфрид, который был провозглашен иерусалимским королем. Наш граф Танкред отбыл в Антиохию, дабы управлять там, но мы не пошли за ним. Помню мой разговор с друзьями накануне того, как я навсегда расстался с ними.
– Что же, – сказал один из них, – наша миссия выполнена. Святая земля свободна и принадлежит христианской церкви. За время похода я добыл достаточно богатств, которых хватит мне и моим потомкам. Я возвращаюсь домой.
– Я с тобой, – поддержал его второй мой товарищ. – Я соскучился по родным местам, мне надоела жара и безводные пустыни. Я хочу увидеть наши зеленые поля, пышные леса, широкие реки и бескрайние озера.
– И я с вами, – произнес третий. – А ты? – спросил он, обращаясь ко мне.
– Я остаюсь. Великие святыни, хранящиеся тут, вызывают в моем сердце трепет и восторг. Я хочу подольше остаться в этой стране, где ступала нога Спасителя.
Они поняли меня, хоть и не могли скрыть своей грусти…
Однако еще в Иерусалиме мы удостоились великой чести: нас посвятил в рыцари сам граф Танкред. Мы исповедовались, причастились, облачились в белые льняные одежды и предстали перед нашим господином. Прежде всего, нас спросили, любим ли мы Господа и трепещем ли перед ним?.. Затем свидетелями из числа рыцарей было подтверждено наше душевное благородство, проявляющиеся в вере, надежде, милосердии, справедливости, отваге, преданности и иных добродетелях.
После нас спросили, не совершил ли кто-нибудь из нас низкого поступка, противоречащего установлениям рыцарства, не обуревает ли кого-нибудь тщеславие, или подобострастие, или гордыня: не является ли кто-нибудь пьяницей, чревоугодником и клятвопреступником, жестокосердым, корыстолюбивым, лживым, вероломным, ленивым, вспыльчивым и сластолюбивым или погрязшим в иных пороках?
Мы отвечали, что нет, – и свидетели подтвердили это.
Потом был задан вопрос о дворянском происхождении, – и поскольку все мы были дворянами, но не из знатных родов, то за нас поручился сам граф. Здесь же мы предъявили свое оружие и доспехи, ибо не может быть рыцарем безоружный воин, к тому же, не располагающий определенными средствами. Из-за нехватки денег он не сможет приобрести доспехов, а из-за недостатка доспехов и средств он станет грабителем, изменником, вором, лжецом, лицемером, – и ничего в нем не будет от рыцарства.
Наконец, граф сказал, что испытания, которые мы с честью выдержали, будучи оруженосцами в трехгодичном тяжелом походе, позволяют посвятить нас в рыцарское звание без дальнейших условий. Он опоясал каждого из нас мечом и нанес удар ладонью по щеке с кратким наставлением: «Будь храбр». Это единственная пощечина, святой отец, которую рыцарь получает, не возвращая.
Тут вперёд вышел священник, благословивший наши мечи и прочитавший поучение: «Господи, Боже мой! Спаси рабов Твоих, ибо от Тебя исходит сила, без Твоей опоры исполин падает под пращей пастуха, а бессильный, воодушевляемый Тобой, делается непоколебимым, как чугунная твердыня против немощной ярости смертных.  Всемогущий Боже! В руце Твоей победные стрелы, и громы гнева Небесного; воззри с высоты Твоей славы на тех, кого долг призывает в храм Твой, благослови и освяти мечи их, не на служение неправде и тиранству, не на опустошение и разорение, а на защиту престола и законов, на освобождение страждущих и угнетенных; подаждь им, Господи, во имя этого священного дела, мудрость Соломона и крепость Маккавеев».  
По окончании обряда мы оделись, как подобает рыцарям, прикрепили к сапогам шпоры и, взобравшись на коней, показали свое умение обращаться с копьем, коим каждый из нас поразил на всём скаку специально изготовленное для этой цели чучело… Ох, простите, святой отец, слёзы текут из моих глаз при этом воспоминании! – произнес Робер, закрыв лицо рукой. – Это был самый торжественный и волнующий момент в моей жизни, который мне не забыть до гробовой доски. А ещё мне не забыть слова графа, сказанные на прощание: «Нас будут судить. Потомки заметят за нами много грехов. Но пусть они не забудут и наших добродетелей: мужества, чести, не задетой торгашеством, стремления жить жизнью, достойной мужчины и воина!». Ах, святой отец, какие были времена, какие были люди! Нет, не могу вспоминать спокойно, – душа моя плачет и тоскует по славному прошлому!..

Часть 8. О восточных обычаях и вере. О святынях Иерусалима. Животворящий Крест и храм Гроба Господня

– Итак, я остался на Востоке, – сказал мессир Робер после длительного молчания. – Жизнь там существенно отличается от нашей. Первое, что бросается в глаза, – это необыкновенная чистота, в которой содержат себя сарацины. За время похода я отвык от телесной чистоты, а мои товарищи никогда к ней не привыкали, но для сарацинов чистота священна, ибо таков завет их пророка Магомета:  мне говорили, что в Коране записаны его слова: «Чистота – половина веры». Не знаю, верно ли это, но могу свидетельствовать, что они никогда не приступают к молитве, которую совершают по пять раз в день, не совершив частичного или полного омовения, а также обязательно моются после соития или отправления естественных потребностей.
Чистота у них в таком почёте, что во всех городах существуют купальни с тёплой водой и паром. Войдя в такую купальню, вы сразу оказываетесь в довольно просторном зале. Оставив здесь свою одежду, вы спускаетесь по ступенькам, а потом по наклонной площадке. Отсюда длинный коридор ведет в круглый зал, где происходит само омовение. Там обычно бывает несколько ниш, в которых удобно мыться, и три узких прохода: один ведет в очень жаркое помещение с паром, другой – в более прохладное помещение, третий – в зал для отдыха.
Именно в такой последовательности происходит омовение. Вначале вы попадаете в адскую жаровню, в которой кипит огромный котёл с водой, встроенный в стену. Пар, образованный от кипения воды, постоянно выходит через отверстие, находящееся на высоте трех локтей от пола, а сам пол тоже нагревается, потому что под ним проложены специальные каналы для кипятка. Долго продержаться в этом пекле невозможно: начинает темнеть в глазах, сердце готово остановиться, а волосы на голове наверняка возгорелись бы, если бы воздух не был настолько пропитан влагой. Я думаю, что в преисподней эта жаровня могла бы использоваться для наказания грешников, но на Востоке люди по доброй воле обрекают себя на подобные мучения.
Выскочив из этого помещения, вы медленно остываете во второй комнате, а после идете в зал для отдыха. Там вы находите бассейн, в котором можно с приятностью искупаться, но там же вас ждет и служитель купальни – как правило, здоровенный человек с руками мясника или сыромятника. Не спрашивая вашего позволения, – полагая, что если вы пришли сюда, то безоговорочно признаете его власть, – он бросает вас на лежанку и принимается зверски бить по всему телу, выламывая, в то же время, ваши руки и ноги. Не останавливаясь на этом, он садится на вас верхом, а то и топчет пятками; заканчивает же тем, что безжалостно раздирает вашу кожу жесткой рукавицей, – и лишь затем окатывает ушатом воды, дабы привести в чувство.
Удивительно, что у восточных людей после такого омовения хватает сил для беседы: они могут полдня просидеть в купальне за столом с фруктами и сладостями, однако вина не пьют совсем, поскольку Магомет запретил им это. Впрочем, некоторые из них обходят запрет, выпивая тайком в своих домах, в одиночестве или в компании друзей, – но горе им, если они попадутся: их ожидает тогда жестокая порка!
Помимо пристрастия к чистоте, я бы отметил аккуратность сарацинов в еде. Они берут мясо из общих блюд не руками, как мы, но маленькими вилками, которые у каждого свои, изящно изготовленные из серебра или золота и украшенные узорами. Не употребляя в пищу свинину, – что похвально, так как в ней часто встречаются солитеры, – сарацины предпочитают баранину, которую умеют приготовлять различными способами и весьма вкусно.
– А что вы скажете об их вере? – спросил монах.
– Я не очень разбираюсь в ней, – ответил Робер. – Всё что я могу сообщить, основано на моих личных наблюдениях и мнениях других людей. Но извольте… Я уже говорил, что Магомет велел своим последователям почитать Христа и наше Священное Писание, многие части из которого, как утверждают, вошли в Коран, – однако их вера сильно разнится с нашей. Троицу они не признают: по их мнению, есть только один Бог, безо всяких ипостасей, непостижимый для человека и не имеющий сущности. Этот Бог, называемый ими «Аллахом», обладает абсолютной волей и могуществом. Ничто не происходит без его ведома; он всё видит и слышит, – и невозможно скрыть что-либо от его взора.
Поскольку сущности Аллах не имеет, его нельзя изобразить, – в их церквах вы не обнаружите ни икон, ни статуй, ни фресок с его образом. В сарацинских церквах вообще нет никаких изображений, так как считается, что любое из них может вызвать идолопоклонничество, то есть поклонение многим богам вместо одного. Нет там и образов Магомета, ибо, хоть они и верят, что он величайший из пророков, последняя и высшая инстанция между Богом и людьми, но и его изображениям не хотят поклоняться, боясь умалить своего Аллаха.
Я сомневаюсь, имеют ли вообще для сарацинов их церкви тот же смысл и то же значение, какое имеют церкви для нас. По-моему, церкви у них не освящаются и скорее напоминают дом для молитв, чем святое место, осененное Божьей благодатью. Сарацин может молиться и вне церкви, уверенный, что его молитвы всё равно будут услышаны всеведущим Аллахом. Добавлю, что в церквах ими часто устраиваются всевозможные собрания, в том числе по мирским вопросам, далеким от веры.
Своих священников сарацины уважают, некоторых чтят, как святых, но стать священнослужителем может любой человек, хорошо знающий Коран и обычаи их религии. По убеждению сарацинов, все люди равны перед Богом и священник, поэтому, не наделен какой-то особой благостью. По этой же причине нет монастырей, в которых нет необходимости, ибо в них не больше святости, чем в любом другом месте.
– Боже, какая ересь! –  с негодованием произнес Фредегариус. – Отвергать церковь – тело Божье, отвергать святые обители, – означает множить грех на земле. Да простит их Господь! Сколь ближе мы к нему!
– Воистину так! – перекрестился мессир Робер. – Но должен признать, что они горячо верят в своего Аллаха, готовы умереть во имя его и считают это величайшим благом. Мучеников за веру у сарацинов не меньше, чем у нас. По их представлениям, ангелы забирают души этих мучеников и переносят в рай. Кроме того, каждый из отдавших жизнь за Аллаха может поместить в райские кущи десять душ своих родственников, отчего родные погибшего радуются, узнав о его смерти. Преклонение перед смертью за веру так сильно у сарацинов, что, кажется, они рождены для мученичества, а