помнит; дошёл до какого-то там Берлина, да ещё на безобразной культе, вместо ноги, – по существу, будучи несмышлёным ребёнком, что просто не понимает истинную цену жизни. Однако как знать... Ведь за тем чумазым мальчишкой стояло что-то великое – да, ныне забытое и утраченное, – что ещё имело смысл, вызывало мотивацию, обозначало цель. Двигаться вперёд, не смотря ни на что! И говорить, что малышня того нелёгкого времени этого не понимала, по крайней мере, опрометчиво. Особенно, если сопоставить поколение, прошедшее кровопролитную войну, с поколением, что растёт сейчас. Последнее просто не ценит жизнь. Оно смеётся над чужой болью. Чинит боль само, при этом стараясь остаться безнаказанным. Светлые чувства, просто не приемлет, как и любовь – это всего лишь сухие понятия, как «лафа» или «секс». Да, наступивший мир можно назвать звеном, соединившим прошлое и настоящее. Только поколения и впрямь остались по разные стороны заграждения. Вопрос в том, кто пожелал, чтобы стало именно так... Что царит у него на уме и есть ли хоть некое проявление души? А если нет, тогда что ЭТО такое?
«Дядя Ваня – всего лишь очередной призрак прошлого. Одни так и не решились попросить его больше не приходить, указав на то, что в школе установили компьютеризированную охранную систему. Другие просто не замечали убогого калеку, напрочь игнорируя его связь с окружающей действительностью. А третьи и вовсе посыпали стул красным перцем, били по ночам стёкла школьных кабинетов и дразнили Ивашкой-культяшкой».
Стоило ли защищать такой мир от чудовищ? Безусловно, стоило. Чтобы не утратить смысл. Чтобы не пришли новые чудовища, куда более злобные и кровожадные. Потому что человечество, ни что иное, как конвейер. Конвейер по производству зла. Это и есть истина, от которой все бегут, страшась принять за правду.
«А ведь в этом случае мир рухнет окончательно. Ведь ВЕРЯТ именно правде».
Вячеслав Сергеевич снова вздрогнул.
- Только вам тогда придётся на второй этаж подняться... – Он попытался вернуться к прерванному разговору.
- Да ну, к шутам! – как ни в чём не бывало, отмахнулся дядя Ваня и, опершись о костыль, склонился куда-то под свою «тумбу дневального».
«Старик, несомненно, воспринимает парту именно так!» – Вячеслав Сергеевич невольно улыбнулся. Старый фронтовик вовсе не желал прогибаться под балансирующий на руинах прошлого мир или раскачиваться на волнах показного внимания, в обозначенные правительством даты, – на своём веку он уже вдоволь насмотрелся на все эти атрибуты надвигающегося хаоса, противостоять которому можно лишь только предварительно что-то для себя уяснив.
- Тогда, получается, я зря, что ли, тащил всё это! – И дядя Ваня бухнул на парту старенький, чёрно-белый «Сапфир». – Его бы тока настроить...
Вячеслав Сергеевич с сомнением посмотрел на маленький экранчик допотопного телевизора, который больше походил на монитор космического корабля из научно-фантастического романа каких-нибудь братьев Стругацких, написанный ещё в середине прошлого века.
«Наверное, так даже лучше», – подумал Вячеслав Сергеевич, ставя дипломат на пол.
- Давайте, хоть настроить помогу, – сказал он и потянулся к раритетной вещице.
- Ну, будет вам, товарищ учитель! – в своей уставной манере ответил дядя Ваня. – Я так это всё, к слову просто... Сам покумекаю – времени-то ещё о-го-го сколько! Чай, посумею. А у вас и без меня, небось, дел выше крыши. И так, вон, скока с этими дармоедами провозились попусту. Им хочешь, как лучше сделать, а они ну... лишь бы побеситься.
- Да я, признаться, ещё не домой, – Вячеслав Сергеевич глянул на часы. – Надо бы по пути ещё в одно место заскочить.
- Тем более! – кивнул дядя Ваня. – Поспешайте-ка вы лучше, мил человек, по своим делам, а то так и до завтрашнего утра не обернётесь. А я-то, по простоте душевной, признаться, всё завидовал учителям, – дядя Ваня помолчал и, бойко крякнув, продолжил: – Мол, вы детишек токмо до обеду учите, а потом по домам, – и дел-то. А как тутова у вас очутился, признать, не прав был, – и старик сухо и прерывисто засмеялся, будто простуженная «кукушка» в запылившихся от нещадного времени ходиках.
- Да, это вы с выводами поспешили, – улыбнулся Вячеслав Сергеевич. – Я бы, наверное, на войну сейчас с радостью убежал, чем... Чем вот ЭТО ВСЁ на путь истинный наставлять. Да и возможно ли? Они ведь совсем другие, не такие, какими были мы. Они словно прибыли из иного мира... или ими что-то управляет.
- Ну, это вы сгоряча, как и я, судите, – отмахнулся дядя Ваня, силясь подняться из-за стола. – Просто утомили они вас за день, эти неслухи. Хех... Ну, давайте я закрою за вами, да со своей техникой тогда уж буду заниматься.
- Нет, я всё же помогу, – настоял Вячеслав Сергеевич, помогая старику подняться на костыли.
Почему-то он совсем не хотел идти по намеченному маршруту, словно его там поджидало что-то нелицеприятное. А от подобного сравнения, сердце в груди заколотилось с удвоенной силой.
«Бред какой-то! Что может случиться...» – пронеслось в голове.
«Да всё что угодно. Или ты возомнил себя неприкасаемым?» – прозвучал ответ, от которого Вячеслав Сергеевич чуть было не грохнул «Сапфир» об пол.
9.
- Прикольно, – зачарованно проворковала Женя, следя глазами за перемещениями собственной руки в луче прерывистого света.
- А мне, вот, нисколечки не нравится, – поёжилась Лиза. – Это наверняка ещё и для глаз вредно!
- Да ладно вам стрематься! – усмехнулся Жендос, давясь пивом. – Это только сначала так! Привыкнете. Лучше пивка ещё дёрните, чтоб мыслей поменьше было!
- Ой, иди ты! – отмахнулась Лиза, как от противной летучей мыши.
- Сева, врубай! – коротко распорядилась Женя.
Сева вздрогнул у музыкального центра и как-то нескладно, будто робот на несмазанных шарнирах, наклонился, то пропадая, то снова появляясь в частых вспышках расположенного на телевизоре стробоскопа. Хищный, высокочастотный скрежет мерцающего прибора неприятно резал слух, а от частых вспышек складывалось впечатление, что окружающий мир мечется между светом и тьмой, не зная к какой составляющей мироздания склониться.
Где-то за пеленой светодиодных вспышек послышался восторженный вой – Жендос дошёл до кондиции и скакал вокруг ошеломлённых девочек на вроде обезумевшего шамана, вскинув руки-грабли над головой.
- А чего?! – возмущался сын дантиста на сдерживающие Светкины речи. – Сами же говорили, что тут поблизости никто не живёт! Так что, айда, веселиться!
- И что теперь, раз никого нет? Разнести тут всё можно? – зашипела Женя, жмурясь от яркого света. – Или заблевать?..
- Ты это о чём сейчас?
- О том, чем совместные с тобой тусы чаще всего заканчиваются! Или напомнить?
- Ты базар-то фильтруй, детка.
- Щас в нос двину – будет тебе тогда детка на вертолёте!
- Эй, хорош вам собачится! – рявкнул Сева и нажал «play» на музыкальном центре.
Однако вместо музыки, послышались звуки подзатыльников, недовольное сопение Жендоса, Женины вскрики – по всей видимости, Кирьяну так же надоела полупьяная склока товарищей, и он рассудил дело по-своему, при помощи кулаков.
Сева ухмыльнулся, взял с тумбочки бутылку начатого пива. Сегодня вечером он специально перекусил на скорую руку – чтобы побыстрее «догнаться».
«Пора уже «кончать» с этой малолетней дурой. Тем более что в коей-то веки подвернулась свободная хата!»
В большей степени напрягала не суетная Женя, а перспектива оказаться высмеянным друзьями. Ведь не секрет, что Кирьян имеет Лизу уже регулярно. Хотя, с другой стороны, у Кирьяна есть «тачка», а это решает сразу много проблем.
Музыкальный центр прекратил шуршать лазерным приводом, наполнив комнату вступительными аккордами «Симметрис». Сева довольно оскалился, будто лев, поджидающий антилопу, и, схватив пиво, направился на поиски самки... Однако перед взором, не смотря на недавние мысли о Жене, маячил образ Светки – такой, какой он увидел её в первый раз: немного застенчивой и пришибленной, в сорочке и домашних джинсах, босиком. Сева не мог сказать почему, но один этот образ заводил его похлеще всех остальных обнажённых Жень вместе взятых!
«У неё ещё ни с кем не было! И не нужно быть подростковым психотерапевтом, чтобы констатировать факт – достаточно просто прикоснуться к губам. Как они трепетали, как загорелись! А этот подавленный взгляд... Да не будь всех этих удодов, можно было засадить ей прямо в прихожей, на глазах сопливого брата! – Сева почувствовал, как у него встаёт. – А может просто взять, и плюнуть на Женьку?.. На кой чёрт она мне сдалась – зассыха микропизерная! Только ломаться и умеет, а как до дела доходит, сразу затычки в нос суёт, мол, сегодня, ну, никак! Конечно, если ты не извращенец... Надо было хоть раз пойти на принцип – ведь знал же, что лапшу вешает, кракозябра недо<...>ная! – Сева мотнул головой, успокаивая мысли. – Хотя нет, не стоит спешить. Пока не стоит. Светка определённо подождёт – куда она теперь денется, ведь сети уже расставлены. А кавалер, о котором так рьяно распинался мелкий, наверняка окажется каким-нибудь забагованным хакером или домашней мулей, что привыкла ходить по улице, держась за мамкин подол. А может и вовсе ботаном, ссущим прикоснуться даже к собственному члену! Такой если и отважится на решительные действия, то только под напором самой девушки!»
А Светка не такая. Нет. Она совершенно другая – не от мира сего. И именно поэтому к ней так тянет!
Сева почувствовал, как ноют во рту дёсны; он хотел было заставить себя «притормозить», однако совершенно случайно наткнулся в плотоядной мгле на Женю и решил, что и впрямь, к чёрту!
Парень залпом допил пиво и принялся жадно лапать ошарашенную девочку.
10.
Светка жалобно посмотрела на скособоченную фигурку брата. Юрка сидел за столом в детской и рисовал. Поза была неестественно сгорбленной. Такое впечатление, что на душе малыша повис тяжкий груз, не позволяя тому держать спину прямо. И вообще, после разговора с Севой брат изменился: он практически не отвечал на вопросы и постоянно косился по сторонам, словно на него собирался кто-то напасть... Или уже напал! Хотя Светке, признаться, было не привыкать к порой странному поведению брата, который мог, ни с того ни с сего, замкнуться в себе и какое-то время никак не реагировать на внешний мир, целиком сосредоточившись лишь на том, что шуршит в его маленькой белобрысой головке.
«Просто раньше я не обращала на это внимания. Вернее обращала, но мне было всё равно. – Светка вздохнула, заломила кисти рук. – Какая же я всё-таки гадина!»
Юрка был болен – ведь Марина так и не доносила плод до установленного срока. Малыш оставался больным и сейчас, по прошествии пяти лет, – а им всем было на это наплевать. Они словно не замечали данности. Или не хотели замечать. Потому что все вместе пребывали в каком-то забвении! В мире собственных эфемерных страхов по отношению друг к другу, и к той непонятной сущности, что обжилась где-то поблизости, бок обок с ними. Тварь кормилась осколками их так и несостоявшегося счастья, которые кучей сыпались на пол, расшвыривались ногами по тёмным углам и гасли во мраке ночи, оказываясь поглощенными бездной. Вся их семья, на протяжении вот уже нескольких лет, – а может десятилетий?! – кормила жуткого монстра, что с нетерпением ждал того часа, когда
