мучаюсь сомнениями.
Пойдёмте, добрые люди в Шеоле. Проведу вас к вашим женщинам.
Жена д-ка. Не понимаю: у меня какая-то тревога, дурное предчувствие. Тревожит до трясучки. Что-то должно случиться.
Д-к Косяина. На тебя порчу напустили, наверно.
Жена д-ка. За что?
Д-к Косяина. Подумай. Кто-то завидует, кого-то ты неосторожно обидела, сказала не то, поглядела не так. Да, мало ли? Найдёшь обидчика – избавишься от порчи.
Жена д-ка. В салоне красоты? В супермаркете? Где ещё? А если не найду?
Д-к Косяина. Тогда болезнь тебя высушит и съест.
Жена д-ка. Ты так спокойно об этом говоришь? Если, правда, порчу на меня напустили? Я умру, а ты даже с дивана зад не поднимешь.
Д-к Косяина. Ты серьёзно? Поверила в порчу? Держите меня сорок человек! Веришь в колдовство, заговоры, порчу? Поставь свечку! А для надёжности и большего эффекта – лучше от геморроя.
Жена д-ка. И, всё-таки, точит, разъедает тревога. Будто кто-то толкает, пытается предупредить: случится беда! Я не знаю, что сделать, как успокоиться? «Пустырник» выпила – не помогает. Может, съездишь в аптеку, купишь успокоительных.
Д-к Косяина. Критические дни? Нет! Тогда: климакс, сахарный диабет, остеохондроз, полипы, киста, жировик, нервное переутомление? Нет? А всё сразу и - хронически? Нет? Не угадал? Плохо! Мои познания в медицине почти иссякли. Может, это возрастное? Вспомни юность свою комсомольскую, светлую, праздную, беззаботную. Вспомни, как счастливо жила ты, не зная ещё своего мужа-урода, как мечтала о принце на коне и под конём – и тебе станет легче, тревоги отойдут не надолго, пока я не явлюсь к тебе, как страшное видение с успокоительным лекарством в руках. Но я могу очень долго не являться.
Жена д-ка. А не кривляться ты, похоже, не можешь?
Д-к Косяина. Именно: «обезьянничание» превратило обезьяну в человека! Если бы я не кривлялся, не строил рожицы, не передразнивал, если бы я не подражал тебе во многих сомнительных поступках, разве я стал бы тем, кем стал? Сидел бы где-нибудь сейчас одиноко на мешках с деньгами и занимался бы аутотренингом в свободное от безделья время. Потому что в пятьдесят – это уже не онанизм. Это – аутотренинг. В 50 жизнь только начинается, так и не успев начаться.
Жена д-ка. Тебе до пятидесяти ещё, как до луны – пешком.
Д-к Косяина. Но к аутотренингу уже можно приучить себя. Кого гложет тревога, кто живёт на успокоительных, те легко меня поймут. Надо жить, чтобы не случилось. Надо продолжать жить. Если даже жить не с кем, надо жить с кем попало, где попало и как попало. Надо, надо!
Жена д-ка. Ну, ты и балабол неуёмный.
Д-к Косяна. А кто меня таким воспитал? Не хочу напоминать: у нас жили два попугая и собака. Сдохли от перенапряжения. Всё потому, что ты пыталась обучить их высокоштильному литературному языку. А я не сдох, я выучился говорить не думая, хотя лучше – если бы случилось наоборот.
Звонок в дверь.
Д-к Косяина. Откройте, матушка. Уроды пожаловали.
Жена д-ка. Сделай немедленно лицо приветливым! Соседи не виноваты в том, что сдохли твои друзья по ремеслу.
Входят Роды.
Д-к Косяина широко улыбаясь. Здра-авствуйте-е! Кормить не будем! Переходим в режим строгой экономии и бережливости. Товарищ Сорос сказал по телевизору, что призрак ходит по миру, призрак финансового кризиса. Я бы вас на порог не пустил, но мгновенно посчитал и пришёл к выводу: если женщины не будут пить чай с тортом, а только разговаривать, то сэкономим на телефонном звонке 68 рублей 82 копейки.
Следовательно, на сэкономленные средства мужчины могут выпить по три рюмки водки и бесплатно занюхать мануфактурой, которая, в свою очередь, пропитается спиртовыми ионами, расщепит грязь, и стирка её рукавов отсрочится ещё на две недели, что, в свою очередь, приведёт к экономии стирального порошка, электроэнергии и амортизации износа деталей стиральной машины, что позволит нам принять ещё по три рюмки и не заболеть простудными заболеваниями, что, в свою очередь, приведёт к экономии лекарственных средств и отказ от бюллетеней, которые, как известно, оплачиваются не полностью. Итого, приблизительно, на вскидку, экономия составит от 7 до 12 тысяч рублей. Это те сэкономленные средства, которые мы с соседом без зазрения совести сейчас и пропьём.
Входит Фома с Косяиным и Родой в Шеол, где сидят Жена и Супруга и наблюдают за своими фантомами. Все в сборе. Ещё четыре ангела-хранителя расположились по углам.
Фома. Привёл. Познакомьтесь – ваши жёны. Женщины, посмотрите, кого я к вам привёл!
Косяин. Здравствуйте, любимые наши, боевые подруги!
Не реагируют, продолжают наблюдать за фантомами.
Рода. Смотрю на них чуть ли не со слезами умиления и понимаю, что утерянная половина, как правило, становится лучшей частью целого. Сидят, как ангелочки, попки стульями подмяли, рученьки на ноженьки смиренно сложили, сёмушки к губёшкам поприлипали, а глазоньки размалёванные пучат и пучат, пучат и пучат. На каку-таку хрень фиговую? Здравствуйте, сударушки, гордые и мужьями не битые!
Косяин. По-моему, нас здесь ненавидят.
Жена. Оба - два, поочерёдно и вместе, замолчали! Ладно? Спектакль начинается. Давайте спокойно досмотрим хотя бы одно отделение.
Косяин. Спектакль под названием: «Если я не права, то кто виноват?» Я его уже видел. У меня и рецензия на него готова.
Рода. Ничто так не бесит, как ответное молчание. И ничто так не утешает, как глупость других.
Косяин. А глупость по умолчанию вызывает подозрение. Моя ответила!
Рода. А моя, если ответит, то всем здесь душно станет. Правильно я говорю, красавица моя, кобылообразная?
Ангел супруги (Молодой – из-за угла). Ангелочки – мы. Мы – ангелы.
Рода. Мужик с фаллосом наперевес?
Косяин. Я всегда подозревал в тебе склонность к мужеложству.
Рода. Ничто не вызывает в человеке таких подозрений, как его полное алиби. В утреннем номере жёлтой прессы выйдет заметка о том, что я осуждён за изнасилование крупнорогатого скота со смертельным исходом. А ведь только увидел истинное лицо супруги!
Косяин. Несчастный товарищ. Но мог быть примерным семьянином. Лишь нужно было от жены – чуточку внимания, теплоты, слабого намёка. И ты всё бы простил. И скот бы пасся на лугу, и мы паслись бы возле жён. Но нет, плоды презренья вызревают на состарившемся древе брачного союза.
Рода. И не говори красиво,… товарищ Маузер, вслед уходящему пароходу-человеку. У твоей жены сменщица – вообще, с нигерийской или эфиопской пропиской.
Косяин. Да, я - такой! Обслуживаю сразу два крупнейших континента планеты.
Рода. С прилегающими к ним водами и морской живностью. Признайся, отец всех жителей двух континентов на одно лицо, согнанных в одну маленькую, Китайскую Народную Республику: не легко быть вожаком? Почесать на животе нечего – пупка-то нет!
Косяин. Слушай, Фома! А, правда: был у Адама пупок? Пуповину ему обрезали?
Фома нахмурился.
Косяин. Молчит. И ладно. Изощрённое молчание лучше оправдательной лжи.
Рода. Да, но молчание провоцирует собеседника на безумолчные глупости.
Фома. Я сделал всё, о чём вы просили. Остальное зависит только от вас. Прислушайтесь к разуму и…
Косяин. … и внутреннему голосу, который живёт на подсказках извне, как оказалось. А у него один хриплый толк – надо всё время идти на поводу у женщин, не сопротивляться и получать удовольствие. У женщин остро развито чутьё на всякого рода насилие. Их природа одарила умением приспосабливаться к любым суровым условиям, даже к условиям , непреодолимыми мужчинами, а если мужчинами преодолимыми, то – по пути наименьшего сопротивления – умением приспосабливаться к мужчинам.
Жена, (не поворачивая головы). Может, хватит трещать, как базарная баба? Я столько глупостей за жизнь наслушалась от тебя! Мне, бывает, даже голос твой противно слышать.
Косяин. Я и сам не люблю глупости, сказанные мною, но больше я не люблю тех, кто не любит глупости, сказанные мною. Кто пытается уличить и, тем самым, продемонстрировать своё превосходство. А превосходить глупость может только другая, более глупая глупость. Обернись, жена, посмотри на меня! Не хотят-с, презирают-с.
Женщины продолжают наблюдать за своими фантомами, не реагируя на слова Косяина.
Д-к Косяина. Нашу юность съела Совдепия. Советская власть сожрала драгоценное время. Социалистическая идеология слопала страсть к истинным познаниям многообразного мира. Мы – человеки, и мы должны верить в Бога. Но вместо Бога нам подложили лик кудрявого мальчика на октябрятской звёздочке – круглого отличника, мудрого не по годам и справедливого по делам своим. «Вот – ваш бог!»,- сказали. И попробуй, ребёнок, не уверовать в него – не быть ребёнку поэтапно пионером, комсомольцем, коммунистом. Не мечтать ребёнку о том, что «если бы ожил вдруг Ленин, поднялся бы он мумией из мавзолея, прошёлся бы по стране, удивился и обрадовался бы тому, что понастроили его детки, и сказал бы: «Это хорошо!»
Как мы, обманутое поколение, можем уверовать в истинного Бога, если вера у нас была одна в «вечные идеи вождя»? А не умеешь верить в идеи Ленина, тогда лучше ничему и никому не верить.
Нас проглотило государство целиком, переварило, а потом, как корова, выплюнуло в новый мир наивными младенцами со старческими, окаменелыми мозгами. Мы же – самые беззащитные, самые фанатичные атеисты. Каждому воздаётся по вере его.
Обидно, что в такое тяжёлое время, когда ждёшь поддержки и понимания близкого человека, получаешь в ответ то ли шипение, то ли предупредительный треск на кончике хвоста пресмыкающейся.
Жена д-ка. Ты что, меня дурой назвал?
Д-к Косяина. Ты сказала.
Д-к Роды. Нет, он тебя дурой не называл. Я не слышал.
Супруга д-ка. Правда, он ничего такого не говорил. Хотя выражение на своём лице срисовал сразу с американского агрессора и арабского террориста.
Жена д-ка. Если ты уважаешь, то почему позволяешь себе оскорблять меня.
Д-к Косяина. Никогда в мыслях не было. Все свидетели: я лишь говорил о том, что ты теряешь время на прочтение муры, литературного мусора в виде детективов и любовных романов. У тебя такая каша в голове! Мне иногда страшно за тебя становится.
Жена д-ка. Это не твоё дело, что я читаю. Мне нравится. А то, что не нравится тебе – это твоё дело.
Д-к Косяина. Мне не нравится, что тебе нравится приставать ко мне с требованиями - поговорить о чём-нибудь. Ну, о чём мне с тобой говорить, когда общих тем, точек соприкосновения почти не осталось? Мы, в понимании культуры, с тобой сильно разошлись. Меня тошнит от той макулатуры, которую ты любовно слюнявишь каждый вечер перед сном.
Жена д-ка, (обращаясь к чете Рода). Вы знаете, почему он так злится? Потому, что я не хвалю его роман, который он не может дописать уже двадцать лет. Видите ли, я виновата в том, что критично отношусь к его «творчеству». Я и так стараюсь быть снисходительной. Что я сказала плохого о романе? Что читатель обязательно найдётся? Что я не люблю мистику, которая присутствует почти на каждом листе? Я старалась быть корректной. Если хочешь знать правду о своём романе – напечатай его. Может быть, это неплохое произведение, но такой жанр не по мне. Скажите, а вам понравился роман?
Супруга д-ка. Мне супруг не дал дочитать. Я бы с удовольствием…
Д-к Роды. Честно скажу – не дочитал, но роман и не закончен. Есть
