сволочи!» Эту пошлятину я должен был смотреть и потакать надрывному ржанию зала?
Жена. Предложи мне другую постановку, которая тебе нравится. Но ведь тебе проще на диване поваляться. Вспомни, когда мы последний раз с тобой были на спектакле? В этом году – нет.
Д-к Косяина. Мне проще написать самому пьесу.
Жена. Хвастун.
Д-к Косяина. Проще пареной репы. Главное – необычная завязка. Например, всё происходит в этой комнате. Действующие лица… Не важно. Ими могут оказаться я, ты, соседи, скажем, Роды. Рода у нас занимается аномальными явлениями? Толчок к сюжету: у нас в квартире случались паранормальные явления?
Косяин. Да. Случались и не прекращаются. Ты уже четверть века живёшь с этой женщиной и терпишь от неё унижения.
Д-к Косяина. Нет. А в каждой нормальной семье должны происходить паранормальные явления.
Косяин. Потому что нормальная семейная жизнь – уже паранормальное явление.
Д-к Косяина. Потому что человеческое любопытство рождено скрытыми от нас тайнами всего сущего. Так говорил Лао-Цзы.
Косяин. Лао-Цзы такого не говорил. Это придумал ты. Ещё одна мысль мелькнула, но ты её упустил, а я сейчас вспомнил: «Каждый тупик – это исходная точка для последующих тупиков»
Д-к Косяина. Из тупиковой ситуации нас может вывести только любопытство. Итак, вдвоём с Родой мы открываем в нашей квартире портал и попадаем в другой, параллельный мир.
Жена. Банально и скучно.
Д-к Косяина. Хорошо. Попадаем в другое время – в будущее.
Жена. С твоими штампованными фантазиями ты в будущее дальше, чем на полчаса, не заглянешь. Хватит молоть чепуху. До сих пор на писательстве не заработал и копейки. А знаешь почему? Потому что твоя природная лень не позволила тебе воплотить в жизнь ни один, хоть чего-то стоивший, проект. Так, одно прожектёрство. Перекачка воздуха из лёгких в тарелку супа.
Косяин. А у тебя одни деньги на уме. Пойди, глянь на себя в зеркало – до чего довела тебя алчность. Смотреть страшно! Ты же только произносишь слово «деньги», как у тебя начинает трястись челюсть и слёзы брызгают из глаз. Есть в доме деньги – ты смиряешься с соседством мужа, иногда кажется, что даже любишь его, нет денег – нет омерзительнее мужика чем тот, который валяется на продавленном диване четверть века. Сразу же начинаешь искать в нём и уличать пустомелю, вруна и дебила. Куда девается жалость, сострадание, на котором женщины всех времён и народов зарабатывали дивиденды? Куда вдруг из тебя выезжает товарищ, друг и единомышленник, а вселяется мегера и стерва?
Д-к Косяина. Нет, всё-таки, думаю, что идея неплохая?
Жена. Идея – не плохая, а очень плохая, никудышная идея.
Она подходит к зеркалу, вглядывается в морщины на лице, трогает кончиками мизинцев мешки под глазами и вдруг видит в зеркале отражение мужа. Выражение лица у него странное, будто проникнуто болью. Лицо пугает её. Она отшатывается от зеркала. Косяин понимает, что попал в поле зрения и быстро отходит в сторону.
Жена. Ты опять грязное рваньё одел? Я же бросила его в стирку!
Д-к Косяина. Какое рваньё? Я ещё не переодевался.
Жена оборачивается к д-ку Косяина.
Жена. А-а, ну, да. (Растерянно).
Косяин. По-моему, жена дальше сказала о том, что у неё страшно разболелась голова. А я подумал: «Голова – не жопа, завяжи, да лежи». «Так любил выражаться тесть», - подумал я, но испугался скандала и ничего не сказал. Хотя выражение безобидное, обиходное, поскольку тесть узаконил его в своё время. А что говорил тесть, то в нашей семье высоконравственно и эстетично. Хоть глупость несусветная.
Надо признать: в схватке за «Домострой» я проиграл этой женщине все мыслимые позиции хозяина своего семейства.
Как же получилось, что все её мнения или высказывания её родственников являются истиной последней инстанции, а мои напоминают дёргание балалаечника – если смотреть со спины?
Жена. Голова разболелась жутко. Пойду прилягу. Если захочешь поужинать – найдешь что-нибудь в холодильнике, ладно?
Д-к Косяина. Я хотел раскрыть тебе подоплеку и пересказать полностью сюжет будущей пьесы.
Жена. В другой раз, хорошо? Ты знаешь, я на слух не воспринимаю. Напиши, а я потом прочту. Договорились?
Косяин. Спрашивается, за что она опять так унизила нас? Обидно? Ещё как! Сидишь, насупился? Что теперь? Не разговаривать с ней? Не напоминать больше о сценарии? Ей ведь только это и нужно: знай парень своё место. Ты – бездарность, жена всю совместную жизнь намекает тебе об этом. Без таланта, без денег, ты годен только для того, чтобы тебя выводили, как домашнего элитного щенка, на прогулку, и чтобы рядом с тобой ей не было стыдно.
Раскрыть сюжет пьесы захотел? Раскрывают тайны, а ты давно не тайна для неё.
Она отлично воспитала в себе вкус к материальным ценностям, а не к эфемерной духовности, которую потрогать руками нельзя, и на уши украшением не повесить.
Жена должна блистать красотой и любоваться, а муж – ухаживать и натирать эту самую красоту до блеска, до появления возрастной гречки на её теле.
Входит Рода, долго смотрит на д-ка Косяина, пытаясь угадать, что произошло в его отсутствие.
Рода. Мы должны сейчас прийти к вам на чай.
Косяин. Я помню.
Рода. Я уже путаюсь: кто – мы, а кто – они? А здесь что случилось? Полаялись?
Косяин. У неё голова болит. У него обида закипает. А у меня зреет убеждение, что эта парочка обречена на семейные страдания. Они ошибочно полагают, что их временные неурядицы – это ещё один шаг устремлённый к общечеловеческому счастью.
Рода. Витиевато. Но суть уловить можно. Тебе кто так сильно опротивел: ты или жена?
Косяин. Оба хороши. А иногда мне кажется, что и моё изощрённое молчание хуже его – двойника – оправдательной речи.
Рода. Не расстраивайся. Мой тоже постоянно в чём-то оправдывается перед супругой. Давеча в баню с друзьями ходил в шахматы чуток поиграть. Вернулся бодрым, чистым, взлохмаченным и с лопнувшими в глазах капиллярами, вследствие сложных рокировок фигур. А утром звонит телефон. Супруга взяла трубку. В трубке мужской голос: «Как твой-то, нормально в баню сходил? Еле живым дотащили до подъезда. Ты уж извини, но баян ваш мы где-то потеряли. Зато наплясались до упаду!» Где, в бане? Пляски под баян? Мой-то никогда не держал баян в руках. Явно мужик ошибся номером телефона. Но опять пришлось оправдываться: подушечки пальцев показывать, плечи, как снайпер операм, демонстрировать и объяснять, что с такими навыками игры на баяне в бане, как у моего, давно бы мехами себе яйца прищемил. Думаешь, поверила? А вот если бы в ухо заехал ей кулаком без объяснений, сразу бы поверила.
Косяин. Женщин бить нельзя,… но надо.
Рода. Идут. Легки на помине.
Звонок в дверь.
Д-к. Косяина уходит открывать дверь. Грохот в прихожей.
Появляется из спальни недовольная жена д-ка Кояина.
Жена. Я же просила! Что ты творишь? Всё мне на зло?!
Голос д-ка Косяина. У нас радость неожиданная. Гости пришли, вешалку сломали.
Жена. Какие ещё гости?
Голос д-ка Косяина. Соседи.
Жена. Соседи – не гости, соседи – убытки.
Косяин. А я этого откровения тогда не расслышал.
Рода. Муж и жена – две сатаны, пара.
Косяин. Я никогда так о соседях не говорил.
Рода. Жена сказала твоими словами.
Косяин. Я даже так не думал. Соседи – это, вообще, огромная, общечеловеческая радость. Придут в гости, сожрут недельный запас продуктов, сломают вешалку, испортят компьютер, воздух и настроение. И радости хозяев нет предела. Но самая большая радость вменяется правилами этикета. Я должен улыбаться, умиляясь тому, как гости пытаются кокнуть мой любимый бокал, пять раз нечаянно уронив его на пол.
Рода. Вспомнил! По поводу этикета: я в жизни ни разу не видел, как моя супруга ковыряется в носу. А вчера, то есть завтра, увидел. Сидит на горшке, одной рукой перелистывает журнал «О Кей!», а другой ввинчивает в ноздрю палец до второй фаланги.
Косяин. Фу-у, мерзость!
Рода. Да-а, приятного мало.
Косяин. Мерзость – что ты подглядываешь в женском туалете. Страдалец, что ли?
Рода. Во-первых: туалет общий, семейный. Во-вторых: прожив с ней тридцать лет, я вряд ли обнаружу что-то новое, кроме слизи на кале. В-третьих: если появляется возможность безнаказанно побывать в шкуре извращенца, почему бы и не воспользоваться? Ты-то не отказываешься?
Д-к Косяина. Чего уж там? Проходите, гости дорогие, если совесть оставили в своём холодильнике.
Входят в столовую д-ки Косяина и Роды, супруга Роды, одетая торжественно, лицо похоже на хищницу, рыбу-пиранью.
Супруга Роды. Мы только что из ресторана, зашли к вам чаю попить.
Д-к Косяина Это понятно. Это на вас похоже. Это и беспокоит.
Косяин (обращаясь к Роде) Врёт твоя?
Рода. Не совсем?
Косяин. Как это?
Рода. В ресторане были. Но жрать охота – будто после Бухенвальда.
Супруга д-ка Роды.(Берёт за руку жену). А знаете кого мы там видели? (Затаила дыхание)
Д-к Косяина. Знаем. К бабке не ходи. На первое – солянку, на второе – говядину в черносливе и утку по-Пекински. А запивали испанской Риохой 94-го года и Текилой.
Супруга (Не обращая внимания на выпады Косяина). Мы видели там жену Сергея, твоего двоюродного брата, дорогая. Она была не одна, со своим шефом. И ворковали они, как влюблённые голубки.
Д-к Косяина. Требуется уточнение: как пьяные голубки. Потому что трезвой Ольгу давно никто не видел, а её шеф, как любой мужик, даже ворюга, подобный ему, трезвым без содрогания и отвращения по подчинённой и по касательной не смог бы чиркнуть взглядом.
Супруга. Они любовники? Только ты, дорогая, никому не говори, что мы их видели. Они нас там видели, сразу поймут, что это мы проболтались.
Косяин. Странная женская логика: все должны знать, только никому не говорите, что все должны знать.
Рода. Только меня не притягивай. Не надо. Для меня все эти сплетни – это стук снизу.
Жена. Я давно знала про Ольгины гульбища. И брат – не дурак. Видит: там у неё срочная командировка с двумя мужиками на три ночи, здесь – приползла под утро. Постоянно ругаются, разговаривают друг с другом только матом. Природа наспех ей внешность слепила, а она, обидевшись, ещё и от ума отказалась. Видите ли, не может скрыть своего отвращения к Сергею. Гримасы корчит – ей это не сложно – передразнивает мужа. Однажды она нарвётся и огребёт по полной.
Д-к Роды. А я, как увидел любовничков, сразу себе челюсть вывихнул. Подбородком чуть ключицу не проломил. Так с разинутой пастью весь вечер и просидел. Салат во рту превратился в бесполезное ископаемое. Одну жидкость только мог заливать огромными дозами.
Д-к Косяина. Милая, а у нас орешки с сухариками остались? Надо бы накрыть на стол гостям – с доброй вестью к нам пожаловали. Чай, не чаяли, что кроме чая ещё чавой-то перепадёт?
Супруга. Нет, спасибо, мы поужинали. А от чая не откажемся.
Рода. Ты чего такой агрессивный был? Я, конечно, не подстрекатель, но на твоём месте я бы извинился.
Косяин. Не агрессивный, а радостный. Забыл? Эта бодяга, с перемалыванием косточек, затянулась на полночи. Мы успели два раза напиться и проспаться. Какие трудновоспитуемые жёны нам позволили бы это сделать без повода? А?
Рода. Ибо сказано: не попрекайте путников продуктами питания.
Косяин. Ибо попрекаемы они уже спутницами своими за
