Осень фотохудожницы.

абсолютно ничего. Но, мы, все равно зачем-то стараемся удержать, безнадежно теша себя различными женскими иллюзиями... И ещё, самое смешное, мы порою пытаемся удержать тех, кто не достоин и грамма нашей любви - всяких эгоистов, нарциссов, альфонсов-нахлебников, и даже конченых бабников! Ведь ни для кого уже не секрет то, что в последнее время мужчины сильно «измельчали»... Почему же мы всё так и «мелочимся» с «деградированными особями»?!»
  Мысль, что «последнее слово» все равно остается за представителями сильного пола, ей – вполне самостоятельной талантливой женщине, испытывающей с каждым годом всё более явные «отклонения» в сторону феминизма (который, как и нарциссизм, раньше вовсе не был ей свойственен!) – далеко не казалась симпатичной! Однако, обладая уже немалым опытом отношений, она, бороздя мир «визуальных иллюзий», никогда не строила их в отношениях с мужчинами, и поэтому, хоть иногда внешне оказывая протест, в глубине души признавала её как многовековую незыблемость.                      
  «И что это я так разволновалась?! – в конце концов, спросила она себя. – Я ведь уже давно не глупая молодуха с двумя болтающимися косичками, чтобы дрожать перед каким-то франтом, пусть и имеющим загадочно-притягательный взор прелестных глазок!»
  Внутренней силой, фотохудожница действительно вернула себе некое самообладание, но... так и продолжала идти туда, куда настойчиво направляло её сердце!
  Однако, ещё не успев подойти к разводному мосту и на полсотню метров, Эгле содрогнулась в очередной вспышке волнения – выскочив из одного питейного заведения, прямо перед нею внезапно возник зрелый полицейский, который, с типичным, для своей профессии непроницаемым угрюмым лицом, рослым столпом пошел прямо на неё!
  С прокатившейся по спине зыбкостью холодных мурашек, её душу мгновенно сковал лёд смятения! Перед стражем порядка, она разом почувствовала всю «уязвимость» как от золотой «латышской» звезды на груди, так и из-за чехла со штативом, грозный вид которого уже не раз привлекал полицейских, ставших более бдительными к подозрительным женщинам после известного случая с опасной Эгле*!
  «Ну почему, то, чего опасаешься больше всего, всегда происходит! – вспыхнула в ней мысль глубокой досады. – И именно по неписанному «закону подлости» - в самый неподходящий момент! Если сейчас он меня остановит - то пока то, да сё – моё возможное счастье может уже упорхнуть с моста. Упорхнуть навсегда...»
  Всей остротой взгляда впившись в стража порядка (который был естественно в темной фуражке, темно-синей форменной крутке, брюках и черных ботинках), фотохудожница, не желая мириться с обстоятельством, стала лихорадочно прорабатывать в голове все возможные выходы из ситуации, и... вспомнила о «Глупой блондинке» - одну из шуточных хореографических зарисовок, которыми в молодости баловалась вместе с подругами по «Юрате»!      
  «Будь, проще Эгле, будь проще...» - сразу же, пытаясь унять бурю волнений, она принялась настраиваться к действу.    
  И вот, надвинув к глазам берет, она вдруг храбро выпрямилась в гордой осанке и неожиданно перешла на потрясающую кокетливую «иноходь» - грациозно переступая с ноги на ногу «от бедра» и плавно покачивая плечами с вытянутыми по-струнке руками (в коих были изящно растопырены пальцы «а-ля ещё сырой маникюр»!), она словно пошла не по простой Карлскронос, а задефилировала по настоящему парижскому подиуму!  
  Именно в такой, неестественной для неё подиумной походке «глупой блондинки», она (уже сдерживая не волнение, а смешки) и поравнялась с пухлолицым полисменом, который, выходя из своей угрюмости, тут-же, с изумлением уставился на неё!        
  «О, нет! – вновь накатила на Эгле холодная струя страха. – Я наоборот, словно соблазняю его! Теперь уж точно он ко мне пристанет! И пристанет не просто «по-долгу» службы, а с чисто мужским интересом!»
  Но, даже продефилировав мимо озадаченного полицейского, она продолжила идти «от бедра» и более того, ещё резче начала подергивать плечами, как бы слегка пританцовывая!
  Шагая столь излишне женственно (этим полностью имитируя ту «юратскую» зарисовку!), она, чувствуя на себе его взгляд, с сжавшимся сердцем ждала неминуемый строгий оклик, но... он так её и не окликнул!  
  «Наверное, подумал, что я какая-то психованная дамочка! – смеясь про себя, проконстатировала фотохудожница, с облегчением переходя на естественный шаг. – Настоящая маньячка! Новая, более опасная Эгле, с которой вообще лучше не связываться!»  
  Оказавшись рядом с Биржос, её страхи окончательно развеялись в новом торжестве визуальности – «солнечный» мужчина (с всё той же «широкозубой» улыбкой, смотрящий как пухленькая дочка кидает опавшие листья в воду реки) на просторной клади «кирпичного» неба вдруг показался ей уж совсем нереально красивым! Стертые нежностью вечера «возрастные черты» эффектнее выделили его лицо с соколиным профилем и «застывшими волнами» золотых волос – казалось, действительно, пусть и после долгих веков спустя, в этот грешный мир снизошел сам Аполлон – античный бог искусств, великодушно музицирующий на лире вдохновения!
  И, словно заслышав звон божественных струн, этот зрелый Аполлон виделся Эгле в столь выигрышном ракурсе, что она молниеносно полезла за «трехтысячным» «Никоном»! Но, достав из рюкзака фотокамеру, она, в самый последний миг, постеснявшись так откровенно заснять его, перевела интерес к Дане.
  Как бы ненавязчиво начав фотографировать реку (которая, закамуфлировавшись под рыжий цвет неба, хитро скрыла красное золото купающейся листвы) фотохудожница ухитрилась сделать и несколько снимков красавца, с учащающимся ритмом сердца уже зная то, что они получаются просто шедевральными!
  Таким образом, внешне играя роль обычной прохожей, но внутри горя в настоящем пекле страстного волнения (столь подзабытого ею к мужчинам!), она тоже взошла на разводной мост.
  Здесь - то, что их так по-шпионски снимают на камеру - сразу заметила дочка «спортсмена», которая, однако, со смущенной улыбкой редких зубок ответив на улыбку увлеченной фотохудожницы, не сговариваясь, стала охотно позировать ей вместе с новой порцией собранных листьев!
  Задумчиво прислонившийся к перилам Аполлон, видимо не понимая того, почему его маленькая нимфа медлит с очередной отправкой листвы в реку, медленно повернул голову и... сразу же осветил фотохудожницу настоящей «голливудской» улыбкой!
  - Вы снимаете мою девочку? – и так понимая всё, спросил он её всей глубиной приятного голоса. – Она действительно прелестна, словно ангелок из небесного рая...
  - Вы тоже... – выпалила Эгле, но спохватилась. – Простите, я не представилась. Меня зовут Эгле Клюгельските - я профессиональная фотохудожница. Поэтому, поверьте мне, я очень хорошо разбираюсь в том, что есть красиво, а что нет. Вы действительно красивы, и вас, скорее всего, зовут Аполлон?
  Уткнувшись взглядом в его приятный, но чем-то опечаленный лик, она, шутливым оттенком своего вопроса, пыталась скрыть волнение, которое уже отдавалось сильной пульсацией в её висках!
  - Нет, вы что?! – не менее приятным смехом, рассмеялся блондин. – Меня нарекли обычным «земным» именем – Вергилюс Путис! Мне, конечно, говорили раньше, что я не обделен красотой, но честно признаюсь в том, что впервые это слышу из уст фотохудожницы! Спасибо вам Эгле, за комплимент!
  Он чуть веселее взглянул на неё из-под низко нависшей толщи густых светлых бровей, но она, помимо этого добродушного взгляда, разглядела на широком лбу ряд волнистых морщин, под глазами хорошо выраженный рельеф «гусиных лапок», а на висках, да кончиках волос едва наметившуюся белизну самой проседи!
  «Да, в его жизни явно произошла какая-то глубокая драма, - немного озадаченно смотря на эти «особенности», подумала Эгле. – Разве бывают ловеласы с такими печальными глазами?»
  С ласковым сияньем улыбки, проведя ладонью по «соломенному» каре зеленоглазой девчушки (которая стеснительно придвинулась к отцу), она, практически встав рядом с ним, тоже оперлась на холодную влажность перил разводного моста.
  - Вы наверное приезжий? – спросила она, внимательно всматриваясь в его лицо, будто ожившего с какого-то фамильного портрета, что висят в прохладных коридорах немецких замков. – По роду деятельности у меня прекрасная память на лица, но ваше лицо, лично я здесь раньше не видела...
  - Я приехал из Каунаса, - проговорил он, вновь устремив взор на текущие воды «прожженной» Дане. – Бывал тут конечно и раньше, но сейчас нахожусь по-работе. Клайпеда загадочный город, поэтому я решил заодно захватить любимую дочурку, которая в настоящем восторге от вашего Морского музея, в особенности от его аквариума!  
  - Да, там много чего интересного... А вы кем, кстати, работаете?
  - Я сотрудник одного из каунасских предприятий, осуществляющих поставки различной техники в Данию. Здесь я присутствую в качестве агента, следящего за распределением и качеством погрузочных работ. Наше грузовое судно называется «Альбатрос».
  - Интересно... Я часто бывала в Каунасе. Не раз посещала художественный музей Чюрлёниса*, картинную галерею, театр кукол, и даже музей чертей. Но особенно у вас восхитительны загородные леса вдоль Нямунаса! Я там сделала немало снимков, серди которых, в журналах публиковались такие как «Пробуждение», «Серебряная река» и «Средь шепота сосен»! Вам говорят что-либо эти названия?
  - Простите, Эгле, но признаюсь вам, что слышу о таком в первый раз. Простите, возможно, из-за сильной загруженности на работе, я стал меньше уделять внимание общественной культуре и искусству. Честно скажу, что если бы не моя девочка, иногда уговаривающая меня посещать некоторые мероприятия, я был бы сейчас далек от всего этого.
  Вергилюс с новым проблеском улыбки взглянул в сторону дочки, вызвав у той ещё более сильное смущение на ангелоподобном личике.
  - Выходит, ваша дочка и то «покультурнее» вас! – с шуточным укором, проговорила Эгле, смотря на него чуть склоненной набок головой. – И что же вы, благодаря ей, ещё посещали у нас?
  – Летом мы присутствовали здесь на празднике моря, - ответил блондин, теперь переведя на неё красивый взгляд крупных глаз. – Было очень интересно: выступление различных ансамблей, театральные постановки под открытым небом, соревнование яхтсменов... Мы были впечатлены абсолютно всеми мероприятиями! Особенно моему ангелку запомнился традиционный зеленобородый Нептун, ну а мне, как вы понимаете, окружающая его свита из полуобнаженных русалок!
  Он выдал легкий пучок смеха, в котором не было и грамма пошлости, но зато чувствовалось море добродушия.
  - Правда, был и один неприятный инцидент, в котором, мне пришлось действовать весьма нестандартными для себя методами...
  - Какой инцидент?
  - Когда я с дочуркой выходил из Парка Скульптур, на нас вдруг налетела небольшая шайка местных радикальных молодчиков. Выкрикивая какие-то лозунги, они сразу обозначили то, что настроены отнюдь не миролюбиво. Поэтому я, быстро осознав всю бесполезность каких-либо переговоров, применил все свои навыки по самбо, которые, как оказалось в последствии, ничуть не утратил со славных времен службы в