Алина или Голос души твоей

ответил он.
– С тобой все в порядке? – Подлетела к ней Юля. – Ты что здесь уселась? – Удивленно уставилась она на нее.
– Да вот, с козла слетела, чтоб ему пусто было. – И она изо всей силы пнула его по деревянной ноге.
– Ну и как, не ушиблась? – Помогая ей подняться из жидкого месива, спросила подруга.
– Да ты знаешь, как на подушку, ни капельки. – Озираясь вокруг себя и хватаясь двумя пальчиками за влажные штаны, удивленно ответила Лариса.
– Ну, ты даешь, Лариска! У меня чуть сердце не оборвалось! На подушку! – Тяжело вздохнула Алина.
– А чего тут страшного, – пожала плечами стоявшая в стороне Лора, – у Лариски площадь заднего места приличная, раствор упругий, да и носилки не маленькие. Вот она своим широким местом и спланировала.
– У, язва. – Под звонкий девичий хохот погрозила ей кулаком Лариска.
– Ну и как ты теперь? – Кивнула Алёнка на ее пропитавшиеся раствором штаны, принимая у нее из рук, чудом уцелевший, фотоаппарат.
– Как! Пусть домой едет, сушится. – Сказала Алина. – Санька отвезет.
– Да ну вас, девчонки, что я больная, полдня дома сидеть. У меня там запасные штаны есть, переоденусь и назад.
– Ну, если ты так настаиваешь? Давай. – Пожала плечами Алина.
– А то бы полежала, от шока бы оправилась, поплакала бы в подушку над своей горькой долей, – замяукала над ней Лора, снова принимаясь за свой кусок стены, – попроклинала бы этого ужасного козла, с которым свела тебя судьба–злодейка. – И она, для пущей важности, захлюпала носом, напуская на себя ужасно несчастный вид. И видя разъяренные глаза Ларисы, хихикнув, быстро спряталась за спинами хохочущих девчонок.
– Ну, Лорик, доберусь я до тебя когда-нибудь. – Погрозила ей кулаком Лариса и, со всей злости, еще раз пнула, стоявшие рядом, ни в чем не повинные кóзла. – У, козёл! Хоть бы кто в тебя гвоздей повбивал бы. – И, изо всех сил ругая несчастные кóзла, она, подвязав на поясе протянутую Юлей строевку, поплелась к мирно стоявшему снаружи грузовику.
– Ну, ладно, Алинка. Я пошел, вечером зайду. – Саша, махнув рукой, побежал вниз по лестнице, следом за расстроенной Лариской.


* * *

Низко склонившись над кипой альбомных листов дипломной работы, Алина увлеченно выписывала друг за другом ряд линейных математических задач, помечая напротив каждой из них методы их решения и выписывая отдельно в колонку основные программные функции. Вдруг резко раздался входной звонок. Алина нехотя оторвалась от толстой стопки исписанных листов бумаги, и пошла открывать дверь. На пороге стоял Дима, ее однокурсник. Он смущенно взглянул на Алину и спросил:
– Привет. У тебя лекции по мат. ан-у остались за второй курс? Видишь, у меня тут проблемка одна: теорему найти не могу, а она мне очень в дипломе нужна.
– Заходи, Дима. – Весело улыбнулась Алина и пропустила его внутрь. – Сейчас посмотрю. Вообще-то я ничего не выкидывала, так что должна быть. – Закрыв за ним входную дверь, она направилась в свою комнату, искать нужную ему тетрадку. – Ты проходи, садись. – Алина крикнула ему на ходу.
Он робко прошел в комнату и сел на стул, стоявший у большого овального стола.
– Вот, нашла! – Крикнула Алина, вытаскивая небольшую толстую тетрадь с верхней полки книжного шкафа где хранились кучи всевозможных книг и журналов. – По-моему - она. Ага, точно она, по мат. ан-у. Что называется - пыль веков! – Весело усмехнулась Алина и, аккуратно стряхнув с тетрадки тонкий слой пыли, скопившийся на ней за три последних года, вручила ее сидевшему за столом парню. – Чаю хочешь? – Спросила Алина.
– Давай. – Кивнул он в ответ. – А то, что-то немного продрог пока шел. Там на улице ветер - аж с ног сбивает.
– А я тут по уши в дипломе увязла. Ничего не замечаю. – Обводя глазами заваленный бумагой стол, выпалила она.
– Ты у кого из преподов? У Стреколовского?
– Нет у Левченко. – Отодвинув в сторону исписанные листы и водрузив на освобожденное место две чайные кружки, она осторожно начала наливать в них свежезаваренный чай.
– Знаешь, а у меня свадьба через неделю. Женюсь я... – После некоторого молчания вкрадчиво произнес он и, словно прося о чем-то, взглянул на девушку. «У меня свадьба, Аля... Понимаешь, свадьба!..», – умоляли его большие карие глаза, – «…скажи лишь слово! И я брошу все и останусь с тобой!..», – читала она в них, будто в открытой книге огромными печатными буквами были выгравированы его мысли. Он был похож на маленького растерянного ребенка, которого ей вдруг очень захотелось обнять, прижать к себе и успокоить, повторяя: «Дима, я знаю... Я знаю, что ты любишь меня... Спасибо тебе за твою любовь, но не надо…слышишь! Не надо... Ведь у меня есть он!..», – отдавалось в ответ в ее сердце.
– Здорово! – Ласково улыбнувшись, произнесла она. – Поздравляю тебя!
– А ты?! – Нетерпеливо ожидая ответа, выпалил он.
Алина вздохнула и, приподняв чашку со стола, осторожно отхлебнула глоток горячего чая.
– Понимаешь. – Задумчиво произнесла она. – Ему еще четыре года учится... Я буду ждать. – Внимательно посмотрев на Диму, уверенно произнесла Алина.
– Но почему?! – Его казавшиеся детскими глаза вдруг стали удивительно серьезными. Обхватив обеими ладонями горячую кружку, он ни на минуту не сводил с Алины взгляд.
– Потому, что я люблю его. – Улыбнувшись, сказала Алина...


* * *

– Ты меня любишь? Саша, не молчи! Скажи! Ты любишь меня? – Словно мольба о пощаде прозвучал ее вопрос в пустом полумраке серого коридора старой студенческой общаги.
Алина крепко сжала его за плечи, стараясь заглянуть ему в глаза. Он молчал, пряча от нее взгляд. И от этого жестокого молчания она почувствовала как тугой комок подкатил к горлу, в уголках глаз блеснули крохотные слезинки.
– Как ты меня нашла? – Все так же стараясь не смотреть на нее, тихо произнес он.
– Не знаю. – Опустив голову, ответила Алина. – Я почему-то, всегда знаю, где тебя можно найти.
– Как?
– Вот так: закрою глаза и вижу тебя. – Алина на минуту сомкнула ресницы, слегка улыбнулась и снова раскрыла их. – Ведь ты любишь меня? Скажи! Ведь любишь?
– Нет. – Чуть слышно сказал он, все так же, стараясь не смотреть на нее.
Он боялся. Чего? Алина никак не могла понять, что же все-таки произошло. Ведь еще совсем недавно он говорил, что любит, что все скоро кончится, что надо подождать, что у него сейчас просто черная полоса невезений. Поэтому он не может ей звонить, не может часто видеться с ней. Но это скоро пройдет, и они опять будут вместе. И она приняла его оправдания, приняла безоговорочно, без объяснений, потому что любила. Любила и верила. И ждала. И теперь, когда вот-вот эти невыносимые, унизительно долгие дни ожидания должны были закончиться, она слышит его робкое и жестокое «нет». Две горячих слезы медленно выкатились из глаз. Вдруг все вокруг потемнело, лишь где-то далеко-далеко в темноте чуть виднелся отсвет его голубых глаз.
– Я тебе не верю. – Услышала Алина бесчувственное эхо своего голоса. – Посмотри на меня и повтори это еще раз. – Комок в горле все нарастал, грозясь выплеснуть наружу потоки скопившегося отчаяния. Алина закрыла глаза. Ценой неимоверных усилий она, на время задержав дыхание, заставила их остановиться. Все вокруг было темно. Ни колыхания воздуха, ни одного проблеска надежды, ни единой светящейся щелочки, ни оттенков, ни полутонов, ничего. Все последнее время, весь прошедший год она изо всех сил бежала, летела, стараясь обогнать время, не обращая внимания на сгущавшуюся вокруг нее темноту. Она что есть мочи торопила события, заставляя дни бежать быстрее, уходя с головой в учебу и работу. Старалась хоть как-то убежать от себя, от своих мыслей, чувств, из того земного пространства, где они были не вместе, не желая делать никакие, даже самые незначительные выводы, полностью доверяя ему. И вот, после всего этого - эта невыносимая черная пустота. «Нет, этого не может быть, – шептала она себе, – потому что такого, просто не может быть никогда. Здесь что-то не так, что-то случилось, что-то произошло. Здесь какая-то ошибка. И он почему-то боится сказать это... Ведь ее просто можно найти и исправить. А он боится… Почему?». И ей показалось, что силы вот-вот покинут ее. Она открыла глаза и, отпрянув от него, слегка коснулась обшарпанной стены коридора. – Я тебе не верю. – Вдруг, неожиданно для себя самой, твердо произнесла она. Он молча посмотрел на нее. И в его печальных синих глазах она вдруг ясно увидела себя. – Ты меня любишь. Ведь я еще там. Я все еще там, в твоих глазах. – Скорее самой себе, чем ему, тихо, но все так же твердо произнесла она.
Он молчал. Лишь его большие синие глаза откликались отблеском ее силуэта, словно соглашаясь с ней.
– У тебя, когда защита? – Чуть слышно произнес он.
– Через месяц. – Ответила Алина.
– А потом?
– Не знаю. – Она слегка пожала плечами. – Девчонки в стройотряд собираются. Пока не знают куда. Зовут меня с собой. Через неделю Юрьев приезжает, договорились встретиться. Там решим. А ты?
– В июне экзамены, а там домой.
– Дома все в порядке?
Он молча кивнул в ответ.
– Привет передавай.
– Они тебе тоже привет передают. – Он опустил глаза. Как все сдам, я тебе позвоню.
– Ты меня любишь? – Она еще раз робко заглянула в его глаза.
– Да. – Чуть слышно ответил он.
«Нет, все не так», тревожно колотилось ее сердце. «Все не так», вторил ему ее мозг. Но она ничего больше не хотела ни слушать, ни выяснять. Она получила, наконец, его долгожданное «да» и, словно захлопнув ставни своей души, больше ни единой мысли туда не хотела пускать, не хотела слышать ни одного слова.
– Уже поздно, я пойду. –Тихо сказала она, направляясь к выходу.
– Я провожу тебя. – Он медленно пошел следом.
Он сказал, что придет. Придет и объяснит ей все этим летом. Что все будет хорошо. И он любит ее. Что он просто немного запутался и ему надо разобраться во всем. Что ему просто очень надо домой. Но он придет! Придет и объяснит. Но когда?! Он, просто учился. Сдавал сессию. И ему было тяжело...
– Как экзамены? Сдал?
– Не все. Мне надо домой. – Потупив взгляд, виновато отвечал он.
И она понимала его. Она все могла понять и простить…
– Саша... Саша. – Уткнувшись в подушку, тихо повторяла Алина в ночной тишине. – Саша, где ты?
«Где ты…», – вторило ей ночное эхо.
«Где ты, Саша? Ведь я люблю тебя! Почему ты не со мной?.. » – Молила Алина ту единственную нить, то эхо, что казалось едва связывало их двоих. Слезы медленно катились по щекам. «Как хорошо, что ночь... Хорошо, что ее никто не видит. Хорошо, что можно вот так лежать и думать о нем. Звать его... Молить, чтобы он пришел, позвонил... Ведь, если действительно есть на свете та сила, что способна донести до него ее мысли, ее мольбы, он должен услышать их! Должен! Ведь ничего на свете не исчезает бесследно, ни поступки, ни слова, ни мысли… Как хорошо, что есть ночь. Ведь только ночью она и может думать о нем. Говорить с ним. Мечтать, что когда-нибудь они снова будут вместе. Ведь завтра опять будет новый день. И ей опять придется улыбаться, претворяясь, что все прекрасно, быть веселой и беззаботно–легкомысленной. Чтобы никто, ни мама, ни подруги, ни даже Наташка не могли догадаться, что творится у нее на душе. Потому что никто на свете не в силах помочь ей... Быть веселой и беззаботной – как это невыносимо.»
Почему так зла любовь, почему так жестока? Почему не оставит тебя, не заставит