когда затихало все за окном, и белые, огромные сугробы под окнами, словно грозные великаны, безмолвно возвышались в ночной тишине. И лишь одиноко мерцавшая где-то вдали ночная звезда, словно маленький вестник весны, робко трепетала в бездонной ночной темноте. И вот, наконец-то, весна – время пробуждавшихся надежд, время перехода в реальность далеких сладостных снов, неотвратимо влекущее за собой приближение лета, новых открытий, походов, приключений, рассвета новой жизни. Как ждала она это лето. Больше чем кто-либо когда-либо на свете. Ну и что, что она не сможет приехать в мае, ведь через месяц ей дарит судьба целое лето объятий его голубых глаз. Что стоят эти несколько майских дней по сравнению с наступающим летом. Она приедет, обнимет его, заглянет в его глаза и все объяснит ему. И он поймет. Он должен понять. Иначе не может быть никогда. Ведь Юрьев уже подписал договор с их отрядом. Алина, словно на крыльях, парила все последнее время после заключения договора, не желая думать ни о чем больше, как только о предстоящем лете. Да и что на свете может сравниться со счастьем думать о любимом человеке, о встречи с ним, мысленно торопить время, приближая тот час, когда, наконец-то, они будут вместе.
– У Али? Алины? Тройка?! – Воскликнул преподаватель по математической физике, увидев результаты экзамена.
– Ага, экзаменатор тоже расстроился и никому после нее выше четверки уже не ставил. – Скривившись в улыбке, покачал головой ассистент.
– Нет, не может быть! Она же мне все на отлично сдавала, лабораторные, все до единой! – Преподаватель в бессилии всплеснул руками. – Нет, это что-то у нее с головкой не то. – Проворчал он, медленно закрывая журнал.
Алина, случайно подслушав этот разговор, тяжело вздохнула и отошла подальше в сторону. Как она могла объяснить им всем, что творится у нее в душе. Что ежечасно, ежеминутно перед ее глазами возникал образ Саши, его глаза, улыбка, и столь сладкий трепет в душе: «Мой Аленький!». Если б она могла объяснить им. Если бы они поняли... Но они не поймут ее. Никто не поймет…
– Аль, ну что ты все: «домой» да «домой»? А слабó тебе прогуляться со мной по набережной? – Как-то после окончания лекции, закинув на плечо сумку с тетрадками, спросил Дима, провожая Алину до остановки.
– Слабó, Дима. – Чуть улыбнувшись, вздохнула она, взглянув на парня и, немного помолчав, добавила, – знаешь, дел еще много сделать нужно. Мне надо идти.
Как-то в одном из длинных коридоров университета, между лекций встретил ее Эдик.
– Ты, говорят, замуж собралась? – Прищурясь, спросил он с некоторой издевкой в голосе.
– Может быть и собралась. А что? – Тоном исключающим всяческие нападки с его стороны, уверенно ответила Алина.
– И кто он? – Слегка запнувшись, продолжал Эдик. – Физик какой-нибудь с параллельного потока?
– Нет. Шофер. – Спокойно улыбнулась девушка.
– Фи, простой шофер?! – Фыркнул парень, презрительно глядя на нее.
– Да, простой шофер. – Подтвердила Алина.
– Ну-ну! – Хмыкнул он, резким движением откинув назад упавшую на лоб прядь вьющуюся волос, и прошел мимо.
Побродив еще немного по озаренной солнцем аллее, пиная комья талого снега, и проводя теплой ладошкой по осунувшимся серовато-белым влажным сугробам вдоль обочин, Алина, немного успокоившись после разговора с матерью, направилась к подъезду.
В квартире было тихо. Алина, осторожно прикрыв за собой дверь, разделась и прошла в гостиную. Мать, чуть слышно шебурша на кухне, расставляла по местам только что вымытую посуда. Стопка писем, оставленная девушкой перед уходом, оставалась лежать на столе и казалась нетронутой. «Не читала…», – вздохнула про себя Алина, – «А жаль. Если бы прочла, может, не пришлось бы что-либо еще объяснять». Она аккуратно взяла письма и, спрятав их подальше в ящик письменного стола, молча опустилась на стул и уставилась на лежавшую под стеклом фотографию, ту самую, на которой, обнявшись, они сидели на подоконнике недостроенной сельской школы.
– Знаешь, Аля. – Вдруг услышала она вкрадчивый, приглушенный голос матери. – Может, я и не права. – «Прочла!», молнией пронеслось в голове у Алины. Она удивленно взглянула на мать. – Но в мае ты все равно не поедешь. – Твердо сказала та дочери и, поправив на себе цветастый передник, удалилась на кухню.
У девушки стало легче на душе. Словно свежий, только что налетевший легкий ветерок, одним дуновением развеял скопившиеся там тяжелые грозовые тучи. Она весело подмигнула улыбающемуся ей с фотографии Саше, и села писать очередное письмо.
* * *
– Ой, какая прелесть! – Воскликнула Алина, осторожно взяв из Сашиных рук одинокий, маленький, еще не распустившийся нежно-розовый бутон. При виде его, крохотные озорные искорки счастья заплясали в зеленых глазах девушки. Она восторженно взглянула на парня и, поцеловав его в щеку, бросила, – заходи, я сейчас, – побежала на кухню, бережно неся в руках едва начавшую распускаться розу.
Налив воды в, первую попавшуюся под руки бутылку, Алина аккуратно поместила туда цветок и, унеся его в свою комнату, поставила на подоконник, прямо напротив своего стола.
– А твои где? – Крикнул ей из коридора Саша, снимая ботинки.
– А, кто - где. – Ответила Алина. – Наташка на лекциях. Отец с матерью на работу поехали.
– А ты?
– А у меня каникулы. – Весело улыбаясь, подмигнула она ему. – Ты ведь приехал. А лекции я потом у Наташки перекатаю. – И, смущенно хихикнув, добавила. – Ну что? Пойдем куда-нибудь, погуляем?
– Подожди. – Несколько серьезно сказал он и, подойдя к девушке, усадил ее рядом с собой на диван. – Подожди. Дай мне насмотреться на тебя. – Не отрывая взор от ее лица, чуть слышно произнес он. – Я ведь так долго тебя не видел. И обведя жадным, ненасытным взглядом ее волосы, глаза, губы, он ласково провел ладонью по ее щеке и тихонько поцеловал ее.
Она нежно обвила руками его шею и, утопив ладошки в густую копну его черных волос, слегка улыбаясь, окинула взглядом его лицо. «Саша», – словно молитву, упоенно повторяла девушка. Продолжая целовать ее, он нежно обнимал ее за плечи, чуть слышно повторяя: «Моя Алина», все сильнее и сильнее прижимая к себе. «Запах! Твой запах!», – жадно шептали его уста. Он был здесь. Он был рядом. Он держал ее в своих объятиях. Он снова и снова дарил ей голубизну своих улыбающихся глаз. Его, казавшиеся ненасытными, ладони, нежно ласкали ее. И вновь она плыла, словно в тумане, не ощущая вокруг себя ничего. Кружилась голова. Мысли, словно большие, всклокоченные облака, уносясь куда-то в высь, покидали девушку. Словно невзначай, он легонько провел по холмику ее груди, медленно опуская ладонь все ниже и ниже. Она почувствовала, что летит над какой-то огромной пропастью, что вот-вот потеряет сознание…
– Стой, подожди! – Чуть слышный стон вырвался из ее груди. С трудом, собрав в комок все свои силы, она тихонько отстранилась от него. – Подожди. – Тяжело дыша, повторила она, приходя в сознание.
Чуть встревожено взглянув на девушку, он глубоко вздохнул.
– Да, я знаю, еще не время. – Грустно произнес он и, крепко прижав Алину к себе, ласково погладил ее растрепавшиеся волосы.
Она молча улыбнулась в ответ и, нежно обняв его, крепко прижалась к его груди.
– Ну что, пойдем? – После некоторого молчания, медленно поднимая глаза, спросила Алина.
– Пойдем. – Разжимая объятия, улыбаясь, ответил он.
Все оставшиеся три дня они беззаботно бродили по заснеженному городу, словно маленькие дети, катаясь на ледяных горках, играя в снежки до самозабвения или просто обняв друг друга, часами бродили по молчаливой, опустевшей набережной, изредка забегая в какое-нибудь попавшееся по дороге кафе, погреться с мороза и выпить горячий кофе, наслаждаясь столь долгожданным счастьем быть вместе.
Словно один миг, пролетели те три долгожданных, счастливых дня. И вновь, словно от прикосновения магической палочки всемогущественной волшебницы Мечты, окрыленная любовью Алина витала над всем суетным будничным бытом. Ведь Саша был с ней. И весь огромный мир, окружавший ее, вновь распахнул для нее те заветные ворота в мир счастья, которые открыла она для себя когда-то давно, еще летом. И там, в том мире, за теми воротами, ей снова улыбалось солнце, искрясь и отражаясь тысячами крохотных блесток в больших снежных сугробах, и вновь дарило ей волшебные искорки любви. Звезды на темном вечернем небе водили над ней свои хороводы под тихую, нежную песнь, чуть слышно звучавшую в ее сердце. И ни что не могло разрушить тот мир, пока он был рядом, пока он любил ее.
– Ты уезжаешь… – Грустно промолвила она, в тот последний вечер. – И все кончается…
– Все когда-нибудь кончается. – Так же грустно ответил он, задумчиво проводя пальцами по ее щеке. – Но ты ведь приедешь?!
– Да. В феврале. На свадьбу. – От Юли со Славой уже приглашение пришло.
– Ну вот! – С ноткой удивления в голосе подтвердил он.
– Счастливая Юлька. Она в это году диплом защищает. И все – вольная птица. А мне еще полтора года. – Алина тяжело вздохнула. – А где они потом будут? – Взглянула она на Сашу.
– Там, в Ербогачене, где же еще? – Пожал он плечами и взглянул на Алину. – А ты бы хотела там жить?
– А почему «нет»? – Слегка удивившись вопросу, улыбнулась она. – Там красиво.
– Ничего, – чуть качнув головой, он улыбнулся в ответ, – вот я летом на юридический поступлю и с тобой вместе буду.
В ту последнюю ночь Алина никак не могла уснуть. Все время ее не покидало непонятное ей чувство тревоги. Казалось, что с каждым часом, с каждой минутой что-то уплывает от нее, словно вода, вытекающая тоненькой струйкой из дырявой посудины. Он завтра уезжал. Но он уезжал к себе домой. Потому, что так надо. И он любил ее. Ведь он приехал к ней?! Ведь приехал! Потому, что любил. Что же еще? Почему тогда? Откуда это непонятное тревожное чувство тоски? Тоски по нему, словно по потери. Почему? Ведь завтра в одиннадцать – самолет. И она пойдет провожать его. Пойдет обязательно. Она ведь снова увидит его...
Окруженная своими мыслями, Алина задремала только под утро и, словно ужаленная, подскочила от звонка телефона.
– Алинка, привет! – Прозвучал в трубке веселый Татьянин голос. – Ты где пропала? А еще нам Саньку обещала предъявить. – Обиженно пробубнила она. – А еще подруга. И Наташка - партизанка, молчала все время.
– Ой, Танюш, привет! – Выпалила спросонья Алина. – Я забыла совсем. Он уже улетает! Спасибо, что разбудила, а то бы я проспала. Пока! Расскажу после! – Протараторила она и, бросив телефонную трубку, побежала одеваться.
* * *
– Ты уезжаешь. – С нескрываемой тревогой в голосе произнесла Алина, глядя ему в глаза. Уже объявили посадку. Уже все прошли паспортный контроль. И лишь он один оставался стоять у открытой двери пропускного пункта, никак не решаясь расстаться с ней. – Уезжаешь. – Чуть слышно повторила она.
– Но так надо, Аля. Пойми. – Стараясь казаться твердым, произнес он, скорее себе, чем ей, пытаясь внушить эту неотвратимую реальность. – Ты же приедешь к нам в феврале?
– Приеду. – Одними губами произнесла она, всеми силами стараясь сдержать рвущийся из груди наружу крик отчаяния. – Ты уезжаешь. – Снова произнесла она. – Что-то не так.
– Аля, все так. Пойми. – Словно, пытаясь, сам убедиться в правоте своих слов, повторял он. – Я тебе напишу. Как
