Но я молчал, слушал и соображал.
В общем-то, я ничем не рисковал, даже соглашаясь снова работать над прежним проектом. Кроме того, для меня ведь получится замечательно, если они сами надавят и на Федора, и на мою жену всей мощью своего официального пресса. И, кроме того, я, как мне тогда показалось, в тот момент узнал в лицо своего покровителя более высокого уровня, нежели доктор Кеннеди. И даже подумал, что когда-нибудь это может мне пригодиться. Разумеется, только в том случае, если он станет воевать на моей стороне.
– Мы надумали сделать вот что, – продолжил гость. – По какому-либо удобному поводу вашу жену пригласит к себе губернатор штата Калифорния. Можете не волноваться, не будет никакого давления! Но губернатор разъяснит ей два важных обстоятельства. Во-первых, в США каждая семья находится под защитой государства, и оно очень не рекомендует разрушать любую семью. А во-вторых, губернатор доверительно сообщит вашей жене, что вы являетесь гордостью штата и выполняете важнейшее государственное задание! Вот так! И потому ваша семья для США особенно дорога, и разрушать ее никому не позволительно! А ещё губернатор доверительно сообщит, что профессор Гвоздёв уже многое сделал для США и в скором времени на него посыплется дождь заслуженных наград. И так далее в том же духе. В общем, после такой встречи с губернатором Калифорнии любая женщина, и тем более, ваша родная жена, уяснит навсегда, что лучшего мужа на всём белом свете нет и быть не может! Она раскается и бросится к вам просить прощения. К тому же на этом пути не останется помех! Ну, а дальнейшее налаживание семейных отношений в нашу компетенцию не входит! Это уж ваша забота! Как думаете, сэр, сработает наш план?
– Ну, если губернатор… – засомневался я. – В общем-то, продолжить работу я согласен, но это не значит, что вам удастся укротить эту женщину! А без нее моя деятельность вряд ли окажется плодотворной! Я убедился в ваших способностях организовывать мистификации, давление которых на психику огромно, и всё же не верю, что из этого что-то выйдет! Как она сама решит, даже если решит против меня, так я и поддержу! Вы же итак понимаете, если она проигнорировала даже моё мнение, то у губернатора шансы нулевые! И можете не терять время, преподнося моей жене на блюдечке мои заслуги. Её даже возможная номинация меня на Нобелевскую премию рассудка не лишила! Однажды она всё равно ушла! Так что, мне очень жаль, сэр! И за вас, и за себя, но ничего у вас не получится!
– Вот и прекрасно! – странно подвёл итоги гость. – Будем считать, что я заключил с вами пари. И я буду должен вам пять миллионов, если проиграю!
– Не надо, сэр, никаких пари! – не согласился я. – У меня всё равно таких денег нет! Но за добровольное возвращение этой женщины и ее раскаяние, даже обычное извинение, я отдал бы всё, чем обладаю!
– Уважаемый наш профессор! Я уверен, что своими деньгами я нисколько не рискую – у нас всё непременно получится! От вас же ничего не требуется, считайте, что я заключил пари сам с собой. И еще один вопрос! Как вы думаете, какая теперь на улице погода?
– Не знаю, какая там погода, – засмеялся я облегченно, – но теперь я точно знаю, что испытывали узники этой тюрьмы! Мне здесь действительно очень тесно! Всё тут давит на психику!
– Тогда наше драматическое представление окончено! Можно поднять занавес! Или же опустить? Что вам кажется точнее? – спросил меня гость, улыбкой давая понять, что шутит, а потом, извинившись передо мной жестом, набрал какой-то номер в своем сотовом телефоне.
– Смотря, для какой цели появился этот тюремный занавес! – ответил я с задержкой, пока гость занимался телефоном. – Если жизнь продолжается, то перед ней занавес лучше не опускать! И, кстати, у меня к вам есть вопрос! Я теперь стал не выездным? И мне нельзя будет съездить на родину? Никогда?
– Ну, что вы, профессор! Вы абсолютно свободный человек и всегда сможете ездить, куда вам угодно!
– Я так и понял! Особенно, когда с меня сняли наручники и кандалы! Видимо, на время сняли! – съязвил я.
– Так то же было вчера! Вы, как я помню, собирались не съездить, а уехать! Не так ли? Это же принципиально иное намерение! Но наперёд, если обнаружите в себе глубокие сомнения, – он широко улыбнулся, произнеся эти слова, – или понадобится ненавязчивый дружеский совет, если захотите кого-то убить или скрыться в неизвестном направлении, вот вам мой телефон!
В его вертолете я из узника сразу превратился в гостя, а он на правах хозяина протянул мне обычную визитку стандартного размера. Она имела золотой ободок по краям и один-единственный номер телефона – без имени, без фамилии и без должности. И всё же этот одинокий номер прямо-таки кричал своей оригинальностью и исключительностью – ведь пять последних цифр оказались нулями. Как говорится, простенько, но со вкусом!
– Благодарю вас, сэр! – кивнул я ему головой в виде поклона.
Вертолёт взял курс на Санта-Клару.
Внизу, плотно прижавшись один к другому, цеплялись за множество холмов большого Сан-Франциско частные домишки, разукрашенные в радостные цвета. Небо во все стороны, куда ни глянь, оставалось чистым и голубым, как и моё настроение.
Через двадцать минут пилот, зайдя с севера, низко облетел Санта-Клару и, нагнав радиальную волну, лихо посадил машину на берегу пруда, ставшего за эти годы мне дорогим и даже необходимым. Я выпрыгнул наружу с облегченным сердцем и направился к дому.
Вертолёт подождал за моей спиной минутку, потом загудел тоном выше и ушёл в небо. Я помахал рукой улетавшему гостю, имя которого так и не узнал (было неприлично спрашивать то, что он мне не доверил), машинально вынул из почтового ящика конверт и открыл калитку.
Неожиданно для себя я очень разволновался. Вот и опять наш милый дом! А ведь сутки назад я с ним прощался навсегда! Мир полон чудес!
«Ну, что ж, здравствуй, наш любимый дом! Будем опять, вполне возможно, жить все вместе! Скоро явится наша хозяйка, вернётся любовь и семейное спокойствие. А потом, надо же в это верить, здесь зашумят наши дети. И тебе улыбнётся счастье, родная моя! Я в это верю!»
Глава 21. Теперь можно жить
Прямо на входе я вдруг раскис, да так, что даже рухнул на крыльцо, будто ноги срезало.
С чего бы это? Так сильно устал?
Конечно, устал! Но не столько физически, сколько морально. Всякие гадости и неопределённости давили много дней подряд, терзали душу, портили нервы, а тут сразу – и полный покой.
Теперь-то всё у нас будет иначе! Всё будет по-другому! Всё будет отлично! Я пересмотрю свои отношения со Светланой. Может, я сам ее и оттолкнул? Женская душа – это же лабиринты в катакомбах, неуправляемые эмоции и бессмысленные порывы! Мало ли чего она себе вообразила, если на такое решилась? Может, уже и меня в неверности подозревала…
Ведь вся жизнь впереди – это тоже потёмки! Еще, какие потемки! Но проходит время, отдельные неясности остаются позади, а впереди уже караулят новые, чтобы в этой странной жизни опять и опять больно стукаться лбами!
Я жду ее! Я жду свою Светку домой! Жду с нетерпением! И люблю ее всё равно! Хотя чувствую, как что-то меня отталкивает, что-то настораживает, не даёт ощутить Светку такой же родной, какой она была прежде.
Давно ли я ее проклинал? Смогу ли примириться с моей отравленной памятью? Смогу ли всякий раз, когда она будет близко со мной, не вспоминать того другого?
И всё же – почему у нас так вышло? Почему она ушла именно к нему? Почему ушла к тому, кто в моих глазах совершенно того не стоил? Что за странный выбор? Неужели наши взгляды на жизнь и на ценность людей столь сильно расходятся? Если бы, не дай бог, она ушла к доктору Кеннеди, я бы от горя рвал на себе волосы, но хотя бы понимал оправданность ее выбора – он уважаемый всеми человек, он достоин уважения и твоей любви, а так… Ты же себя этой связью оскорбила! Ты же опустилась до его уровня!
Не понимаю? По-прежнему не понимаю свою жену!
Но если я ее не понимаю, так опять смогу наступить на прежние грабли! Неужто я теперь сам же допускаю повторение этого кошмара? Да, если честно, то допускаю!
И с такими гадкими настроениями и скрытыми упрёками я Светлану и встречу?
Так Светка сразу же уловит мои настроения, ведь и у нее должен накопиться даже больший, нежели у меня комплекс недоверия и предубеждения ко мне. А ещё, может быть, и комплекс большой вины передо мной. Это комплекс любого заставляет постоянно оправдываться, даже если никто не обвиняет. Заставляет оправдываться даже перед собой. И одновременно заставляет ждать обидных упрёков в свой адрес! Ждать, готовиться к ним и от этого всё время напрягаться!
Всё это тяжело чувствовать! Так у нас не будет покоя! Не будет любви! Всё когда-нибудь опять прорвётся наружу новыми ссорами. И снова будут слёзы, будет недоверие, будут обиды!
Всё плохое может снова преградить нам путь навстречу друг другу. От неурядиц нельзя оградить отношения раз и навсегда. Мне надо становиться умней, надо верить в лучшее, но готовиться к худшему, чтобы не пустить его в нашу жизнь! Надо предусматривать последствия своих слов и своих действий! Ведь Светке тоже тяжело.
А впрочем, поделом ей! Заслужила ведь! Но если губернатор, да еще вполне официально погрозит ей перед носом, я даже не знаю – а не взбрыкнёт ли Светка на всю мощь своей натуры? Она ведь это может!
А коль уж что случится, так потом не переделать! Если Светка включит тормоза – ее и трактором не сдвинуть! Где уж тому губернатору...
Так, может, мне отменить их промывание мозгов, пока не поздно? Самому попробовать? А с другой стороны, то промывание в ее глазах освежит мои достоинства. Те достоинства, которые и впредь будут принадлежать только ей.
Ох, не знаю, что мне делать и как мне быть?! Сомнения терзают, словно стая озверевших псов! Переживания рвут душу! А ведь когда вернулся домой, так легко почувствовал себя внутри, было так просто, так хорошо! И вот – опять…
Я бесцельно слонялся по дому, не находя себе места, лишь бы не сидеть под тяжестью дум, лишь бы не поддаваться самым страшным сомнениям. Ждал, думал, волновался, даже наводил в доме какой-то порядок, чтобы всё оказалось в самом лучшем виде, когда вернётся Светка.
На глаза запечатанное попалось письмо. Оно оказалось от наших, из Саратова. Все эти годы мы редко, но всё же поддерживали связь. Иногда по телефону. В последнее время использовали скайп. Но американская техника… То картинка зависала, то становилась расплывчатой – лиц не разобрать, но больше всего вредили часовые пояса.
[justify]Я вскрыл простенький конверт с множеством гашеных марок. В нём таился одинокий листок,
