Шепни Аня нам наводочку на Муравьёва, разоблачи злодея, ведь всегда найдётся человечек, который знает человечка, который знает того, кто что-то да знает. Это называется «Теория шести рукопожатий».
Знал бы карму – жил бы в Сочи. Карма, понимаете ли – штука весьма интересная: никогда не знаешь, когда она отоварит тебя по организму. Случаются периоды, когда жизнь течёт тихо и ровно, но вдруг события разворачиваются, как гармошка на свадьбе, даря неудачу одним, зато прибыток другим.
Градоначальник Федосей Касьянович Муравьёв, поднимался с кровати очень рано, когда ещё Солнце не показывалось людям. Жаворонком он себя не считал, просто хотел по-быстрому смыться из семейного гнёздышка: «…рано встаёт тот, кто без подмоги к труду приступает; утром дремота работе помеха - кто бодр, тот богат…» Градоначальник наскоро умывался, облачался в мундир и шествовал на службу, предварительно посещая один неприметный особняк – святое дело заглянуть туда. Свою толстомясую жену Таньку Муравьёв сексом не баловал слишком часто, ибо работа на благо города прежде всего, а секс с Танькой – это дурная потеря времени. Чего её, дуру, баловать, ведь Танька даже ямба от хорея не отличает, тогда какой с ней секс, вот Леночка совсем другое дело. Энергия, исходящая от Ленки, заряжает меня не хуже литра Шустовского. С Ленкой мы даже «киплинг» освоили, хоть она поначалу смущалась. С Леночкой у меня полная гармония, а с Танькой секс похож не на секс, а на пытку, особенно когда Танька в порыве страсти начинает издавать не то хрип, не то бульканье, будто я жирного мопса на живодёрне мучаю.
Мысли о прелестях Леночки запустили фантазию градоначальника в неконтролируемый полёт. Ленкины прелести всяко лучше телес законной жены. «…смешон избранник толстых бочек, возлюбленный грудастых дынь. Леночик – мне вид твоих красивых щёчек милей, чем пышная латынь…» Законная супруга Танька не только жирная дура, но ещё и морду имеет такую, при одном взгляде на которую даже лошади падают в обморок. Зато Танька дочка самого генерал-губернатора, под началом которого несколько губерний. Семейные узы — вещь сложная, но что не сделаешь ради денег и власти. По любви только бедняки женятся, а мы, умные люди, готовы жить хоть с крокодилом ради выгоды. Когда крокодил глупый, то совсем грустно: ну, нет у меня физического приятия людей с интеллектом креветки.
Сегодня утром Муравьёв не стал беспокоить Леночку, обитающую тут же в особняке в небольшой коморке, а сам плеснул в серебряную стопку напиток из красивой пузатой бутылки, украшенной скромной этикеткой. Вот это крепость! Аж слёзы выступили: деревенская самогонка по сравнению с этим напитком - родниковая водичка. Wratislavia Spirytus – прочитал на этикетке Муравьёв – сначала надо читать, а потом пить. Но, сука, здорово пробирает и быстро дарит блаженство: надо понимать, что от дегустации продукта он словил тот самый дзен. Есть смысл повторить? Задумался на минутку, но повторять не стал: поставил бутылку на полку.
- Мы ещё повоюем, - погрозил кому-то кулаком градоначальник. – Ещё не всё потеряно. Всё потеряем – это когда на крышку гроба землю бросают. В нашем деле главное — вовремя сорваться с крючка пока за жабры не взяли. Если запахнет жареным – мы исчезнем. Как говорил Каутский: «…исчезать надо предельно внезапно, чтобы никто ничего не сообразил. Главное при побеге от Стражей - бежать быстрее самого медленного участника забега…»
Что делать мне сейчас? Пойти, что ли, в Администрацию и там поработать с бумажками? Фи, сразу же набегут посетители, начнут что-то клянчить, выпрашивать, вымаливать. Замумукаешься с ними шпрехать, пока сообразишь, чего ни хотят. Нет, сегодня и без меня обойдётся город. Зачем я жалование плачу своим помощникам? Пусть бездельники-помощнички занимаются бумажками и всякими разными посетителями, а я пойду красить заборы. Этот процесс доставляет мне удовольствие и приводит мою психику в норму. Мы живём не в самом популярном городе Империи. Здесь тяжелое, свинцовое небо и кривые улочки, окутанные пеленой тумана. Горожане почти всегда ходят с недовольным расположением духа. Только мои заборы – светлое пятно на физиономии города.
Идея пойти украшать заборы на данный момент самая верная. Напевая себе под нос песенку, Федосей Касьянович направился красить заборы: «…имею, мля, пирожных горы, и есть, что есть, и есть, что пить, хе-хе, сука, но крашу, крашу я заборы, чтоб тунеядцем не прослыть!» Попадавшиеся на пути градоначальника горожане, вежливо здоровались с Муравьёвым, а он, добродушно взирая на местных обывателей, с черепашьим спокойствием также вежливо отвечал каждому. Муравьёв по-своему любил аборигенов: они, как дети неразумные - обожают пить водку, а потом каяться.
Городские обыватели совершенно не раздражали Муравьёва. Он приходил в бешенство только тогда, когда некоторые тупые индивидуумы портили заборы. Всё можно простить, но осквернение забора не прощается – это самый смертный грех в нашей Вселенной. Гнусный злодей, покусившийся на забор – считай, подписал сам себе смертный приговор. Каторгой выблядок уже не отделается - ему только смерть, но сначала пытка, чтобы злодей помучился.
Наши городские заборы – это святое. Вы видите просто ограду? Значит вы приземлённый человек без грана воображения, а может и ума. Я, глядя на собственноручно покрашенные в однотонный цвет заборы, вижу разнообразные многоплановые картины, зашифрованные в мазках волшебной краски. Вот, например, на этом заборчике присутствует несколько фривольная тема – вижу, глядя на него, роскошную виллу, бассейн и красивую молодую девушку, не отягощенную одеждой и, будем надеяться, не отягощённую моралью. Так точно, не одежда красит красивых девушек, а её полное отсутствие. Да уж, моё заборное творчество даст большую фору всем экспрессионистам мира вместе взятым, даже великому Пабло Пикассо такое ни приснится во сне, ни привидится наяву. Пацан этот Пикассо по сравнению со мной: детский сад – штаны на лямках. На моём фоне всякие Пикассо жидко ходят и мелко плавают.
Настроение градоначальника поползло вверх, грозя упереться в облака. Он даже позволил себе слегка улыбнуться, отчего физиономия градоначальника приняла слегка глуповатое выражение. Но, надо надеяться, такой наш вид не даст большого урона авторитету первого лица города. Любит меня моё народонаселение, и я их почти всех люблю, а вот собак я ненавижу. Среди народа нашего изредка попадаются выродки, дерзающие покуситься на мои заборы. С уродами мы поступаем жестоко, а вот собак, сколько не воспитывай, всё одно, грязные облезлые твари, так и норовят, поднять свою заднюю ногу на забор, ещё и лают. Проблему решил радикально. Нет, нет, работники Администрации не в курсе, куда у нас деваются бездомные шавки. Всякие ущербные «защитнички животных» по своему заскорузлому скудоумию проявляли изумление и ропот, но тоже не понимают, куда с улиц исчезли их любимые блохастые бобики. Федя Вялый знает. Феденька со своей бандой … хм … со своими друзьями, быстро извёл всё бесхозное собачье поголовье в городе, за что получил от меня благодарность и двадцать рублей за каждый собачий хвост. Очень ценный Феденька высококвалифицированный специалист, обтёртый профессиональным опытом со всех сторон: на уничтожении городских шавок он собаку съел. Правда туповат и морда у него немного неприятная, но без Феденьки я как без рук. Феденька послушен и исполнителен, вопросов не задаёт, не пререкается и не перечит – жалко будет его утилизировать, но надо – слишком много знает. Суки москвичи – моего Федю отрихтовали так, что мужик попал в реанимацию. И за что? За то, что он вежливо просил толстосумов делиться с малоимущими ближними. Сам Господь велел делиться, а Господь это авторитет в натуре. Он сказал: «Делай добро и бросай его в воду», а Феденьку, желающего всем блага, в реанимацию определили. Ха! Москвичи думают, что временно устранив Федю, они, тем самым, нанесли мне непоправимый вред? Наивные особи. У меня в рукаве, чтоб вы знали, семь тузов и пара джокеров. Если надо – я подключу к нашим играм господ Геру Тёртого и Диму Ржавого, а то и самого Колю Рваного. Эти господа мне по гроб жизни обязаны: если бы не я, то трудились бы они сейчас на каторжных работах. Причём, трудились бы бесплатно, исключительно «за поесть». Так что у меня всё ровно. Это у господина Ермолая Евсеева, моего главного помощничка, всё в чёрном цвете. Евсеев совсем свихнулся, как только вступил в клуб любителей злата и профессионалов почахнуть над своим добром. Как начнёт Ермолай кидаться жуткими предсказаниями – не остановишь. Слушать его пророчества нет никакой охоты. Теперь я понимаю, почему древние жители славного города Трои свою же Кассандру не жаловали. Кому интересно знать о неприятностях в ближайшем будущем?
Наблюдаем закономерность: жизнь всякого существа равна множеству не реализовавшихся возможностей при реализовавшихся нелепостях. Желаешь, чтобы получилось «как лучше», а получается «как всегда».
Муравьёв искренне хотел украсить городские заборы, но некоторые нехорошие люди старались напакостить ему, следовательно, желали нагадить всему городу.
- Какого буя? Ё… – нахмурился Муравьёв, обнаружив крамолу на пути своего следования. Дальнейшие энергичные слова, складывающиеся весьма причудливо, он даже шёпотом не стал произносить по причине самоцензуры.
[justify] Случилась оказия. Какая-то сволочь умудрилась прилепить листок бумаги не на поверхность специальных досок для объявлений, расставленных по всему городу, а на забор, совсем недавно, собственноручно покрашенный градоначальником. Оная сволочь своим гадким почерком написала на бумажке текст: «Запеканка –
