Придётся смирно валяться на койке и страдать. На лекаря, одарённого Даром, средств у босса не нашлось, Федю лечили обычными методами. Пришлось лежать на койке и вспоминать свою жизнь. Да, какая это жизнь? В голову только и лезли красочные эпизоды, как Федя, выполнял людоедские приказы Муравьёва. Какой-то конвейер смерти: похищения врагов Муравьёва, пытки, убийства, утилизация трупов. За «светло пятно», с большой натяжкой, можно считать только уничтожение городских шавок. Босс их ненавидит: вызверяется, когда собаки грязно покушаются на его заборы. В такие моменты саблезубость босса резко обостряется. Людям, пачкающим заборы, от босса влетает очень жестоко. Помню, как долго мы пытали одного нарика, дерзнувшего осквернить заборы. Нарик под пыткой выдал тогда всех своих подельников и поставщиков дури. Оказалось, он работал на цыган, что стали небольшим табором около города. Цыгане думали, что здесь им жить сподобится гладко и сладко: толкай дурь, дури людей, гоняй балду, пинай тестикулы. Вот только в своём городе градоначальник не терпел конкуренции – только ему позволялось наводить морок на горожан. Чужих он уничтожал, руками Феди, конечно. Через день полицейские обнаружили на месте табора кучу трупов, расстрелянных из автоматического оружия. Налётчики не оставили за собой ничего живого, даже собак и кошек убили. Зато полицейские в разгромленном таборе нашли кучу героина и много другой дури.
За этот подвиг банда получила много денег и подарков. Муравьёв искренне верил, что Феденька радуется его подаркам. Специфические такие подарочки: хирургические инструменты. Приходилось соответствовать и радостно улыбаться, когда тебе дарят пилу Джигли хирургическую проволочную, ручки ТРМ-6 к проволочным пилам, пилу листовую Rust, пилы Бира и Шарье, ножницы Глюка и Штилле (ага, их ещё называют «костоломы»), кусачки Адсона и Горселя, дрель Штилле, долота, стамески, остеотомы, костные ложки и распаторы. От одного вида такого инструмента некоторых людей бросает в дрожь, а Феде приходится этими штуковинами «работать». Плыву, сцуко, по течению, несущему меня в болото. Слишком уж мутным течением несёт меня по жизни – скоро забуду, как надо плавать.
Да, уж, - подумал Федя, - много у нашего босса тайн накопилось плюс целый батальон скелетов в шкафу. Мало кто догадывается, что он жулик, прохиндей и казнокрад. Но, это вершина айсберга. Главное яичко с сюрпризом – наш градоначальник настоящий маньяк, давно созревший для пожизненного пребывания в камере особой психиатрической клиники. Может, тогда опытные доктора выяснят, что Муравьёв живёт в симбиозе с жутким существом, ненавидящим всё живое. Это существо периодически берёт тело градоначальника под своё управление, тогда врагам босса становится кисло. Но, и это ещё не всё. Господин Муравьёв обманул государство со своим Даром. Государство считает, что у него ерундовый Дар. Что плохого, если кто-то красит заборы? Вот только государство не знает, что «творчество» Муравьёва – это страшный удар по психике некоторых людей. С таким опасным Даром, влияющим на психику, Федосею Касьяновичу место в Стражах или в какой другой организации, способной держать его под контролем, но Муравьёв, осознав свою инаковость, ловко обдурил КРСД и пользуется своим Даром для своих извращённых потребностей. Муравьёв ппц какой прошаренный. Много девчонок, учащихся в колледже искусств, с потрохами попали под воздействие «таланта» градоначальника. Для них он царь и Бог: они к нему разве что не через форточку лезут. Федя знал, что попавшие под деструктивное воздействие девчонки готовы на всё для своего кумира, а кумир беззастенчиво пользовался их слабостью. Извращенец с удовольствием пользовался телами девчат когда хотел и сколько хотел, а на выдумки Муравьёв весьма горазд. Многих девок, находящихся под мороком, он подкладывал под чиновников, приезжавших к нему из столицы губернии. Секс-туризм своеобразный.
Федю вдруг прошибло холодным потом: шестеренки в его голове скрипнули, и пришло осознание - не много ли он знает лишнего о своём благодетеле? По всему выходит – слишком много знает. Кто много знает – тот долго не живёт, это правило никто не отменял. Лежу, понимаешь, на больничной койке, думаю, что всё в шоколаде, а тут бац … Гера Тёртый с Колей Рваным уже тихо идут по коридорам этой больнички, и идут они явно не для желания показать мне пушистого котёночка или угостить вкусняшками. Как вариант - молодая медсестричка, замороченная «искусством» босса, подольёт мне в капельницу некие вещества. Никому верить нельзя. Зазеваюсь – сделают мне здесь ректальную тонзилэктомию без наркоза. Кажется, наклёвывается трагедия в стиле Шекспира: в первом акте всё очень плохо, а в третьем акте все помирают. Вот не нужен мне такой театр с кордебалетом.
Вместо того, чтобы спокойно кемарить, Федя начал присматриваться к тёмным углам и прислушиваться к подозрительным звукам, даже к шороху электричества, бегущего по проводам. Как-то всё подозрительно, ещё и тени клубятся по углам. Это уже паранойя или просто галюны? Не надо мне до кучи паранойи – мне собственной психопатии достаточно. Эх, душа моя изъеденная тоской.
Учитывая плачевное состояние здоровья, Федя сопротивляться убийцам не смог бы. Мог только материться. Приходилось, сквозь зубы, разнообразно поминать матушку с батюшкой, и, заодно, Царицу Небесную со Всеми Святыми. Ох, не слышат его священники официальной церкви, не то бы епитимией он бы не отделался.
Плохой я прихожанин официальной церкви. Был бы правильным верующим, то не стал бы участвовать вместе с Муравьёвым в Чёрных Мессах, заканчивающихся свальным грехом. Противоестественное разве может считаться жизнеспособным?
Да уж, приходилось Феде, по прихоти босса, облачаться в непонятную хламиду с капюшоном, надевать лучшие лапти и, вместе с боссом и его сумасшедшими девками, дружной стаей отмороженных культистов, спускаться в городские подземелья. Там, в катакомбах, мы устроили капище, посвящённое Ктулху и, почему-то, Осирису. Где-то же надо изучать тёмную магию нашего славного Культа Абсолютно Чёрной Ереси. Всяких культов и культиков в державе расплодилось неимоверное количество, как сорняков, живучих да неистребимых. Но наш культ перещеголял, наверное, все остальные в своей отвязности. Муравьёв так оболванил девок, что они потеряли всякую здравость: побежали от истины в мечту. Дурил девок Муравьёв виртуозно, разъедая им мозги, как ртуть разъедает алюминий: вещал так красиво, как вещал анархист Бакунин в лучшие свои годы, со страстью и убеждённостью в праведности своих идей. Короче говоря, на убой кормил девок сладкой ложью: в красивой подкупающей речи обещал своим культисткам золотые горы и воздушные замки. Девчата слушали своего гуру, чуть ли не с открытым ртом, какую бы дичь он ни порол. Надо обязательно верить своему кумиру, ведь даже Солнце, Луна и одиннадцать звёзд совсем недавно приходили к Муравьёву засвидетельствовать ему свое нижайшее почтение. Дурь в голове Муравьёва, конденсируясь, превращалась в словесное недержание.
Мы, мужики, в умственном плане, далеко от глупеньких девчат не ушли. Хорошо хоть, что девки оказались ещё дурнее нас, мужиков. Бабы вообще дуры и клинические терпилы – думают под копирку, верят во всякую ахинею - аж бегом летят познавать запретный плод. Не понимают дурочки, что слухи о сладости запретного плода, распространяют такие аферисты, как наш Муравьёв. Они думают, что для сладкой жизни достаточно энергично трясти сиськами и творить всякие непотребства. Благие желания ведут к безумию.
Мля, чувствую себя идущим по горящему канату надо рвом с зубастыми крокодилами. Я готов раскаяться в своём антиобщественном поведении, но уже поздно - неосторожно ступил на тонкий лёд порока. Поздно пить боржоми: не выдержали мои штаны слишком широкого шага, слишком поиздержался я в моральном плане. Что мы там вытворяли? Ну, кроме оргий, много чего ещё нехорошего. Не понимаю - как такое можно на трезвую голову наколобродить?
Никуда мне не тарахтели заскоки господина Муравьёва, но приходилось участвовать во всех его начинаниях. Рассказывать о наших подвигах стыдно, зато вспоминать некоторые моменты приятно.
По мне, так дурью мы с Муравьёвым маялись, но ему нравилось морочить девкам головы и вдалбливать им что-то инопланетное про конец света. Раз скоро случится конец света, то надо покаяться и коллективно потрахаться напоследок: обретёте, дескать, душевный покой и тридцать три удовольствия. Оргии Муравьёву нравились - считал себя Ричардом Львиный Пенис вкупе с графом Калиостро, никак не меньше. На прошлой Мессе мы всем коллективом во главе с «Ричардом», осенив себя Святой пентаграммой, совершали ритуал «Прохождения Врат». Ага, пытались постучаться в дверь Ганзира. Муравьёв уверял, что мы на пути в Ганзир уже пересекли сферу Бога Греха, осталось сферу Луны пересечь и баста карапузики. «Ганзир», на минуточку, является древним шумерским названием подземного мира, ага. Там души грешных людишек черти с вил на вилы перекидывают. Вот туда-то, всем кагалом, мы и попёрлись с помощью чтения отрывков из Некрономикона - книги сатурналий, бесчинных оргий и скорбей. На пути в Ганзир надо периодически останавливаться для совершения оргий, рисования кривых пентаграмм, преклонения коленей перед образом Монстра, пения заунывных песен и матерных частушек. Без всего этого, особенно без разврата, в Ганзир не попадёшь. Разврат чередовали воплями: «О! Ктулху, приди и прими в дар нашу Землю». В обязательном порядке читали отрывки из «Египетской книги мёртвых». Это чтение походило на молитву: «…избавь меня от Стражей, которые убивают ножами и имеют безжалостные пальцы, и которые убивают тех, кто следует Осирису. Пусть они никогда не одолеют меня, пусть я никогда не попаду под их ножи…» Это точно: попадись мы имперским Стражам – минимум каторга на Сахалине в обозримом будущем корячится, а там ад. Увы, на рай я не претендую, ибо грешен и имею много вредных привычек. Как сказал старик Прудон: «…вредные привычки и неприличные наклонности без спецсредств не выведешь … только каторга или гильотина».
Глава девятнадцатая. «Т» - «Твёрдо»: Торгъ — яма: стой — прямо. Тамъ лучше, гдѣ насъ нѣтъ. Тише ѣдешь — дальше будешь.
[justify] Кирилл Юрьевич Шелихов с таким облегчением перевёл дух, словно вкатил в гору тот самый проклятый камень. Ура! Наконец-то
