Осознав смысл крамольных слов, сказанных серенькой замухрышкой, пришедшей с ослепительным молодым человеком, Афродита резко откинулась на спинку стула и застыла в ужасе, сжав губки в куриную дупку. Молчаливая Сарасвами потемнела лицом и произнесла «Б*я п**дец» таким тоном, словно ей во все чакpы наплевали. В помещении словно дыхнуло арктическим холодом; постепенно смолкли все звуки. И тишина … как сказал бы незабвенный киногерой. Сильно зачесался орган Фаддея, отвечающий за безопасность: нервишки поскакали, как зайчики в детском мультике. Чувство безопасности уже не чесалось, оно взвыло и заворочалось: поздно ворочаться, дело сделано, крамола произнесена. Обстановка накалилась до белого цвета: все признаки, что грядёт восстание психов в данном сумасшедшем доме.
Звякнула, кем-то уроненная на пол вилка, тихо ойкнул официантик, резво ускакавший от греха подальше – выстрелом щёлкнул запор двери, ведущей на кухню. Официант парень сообразительный, а не идиот дебильного происхождения. Не надо из него дурака корчить.
Взоры девушек, имеющих розовые и голубые платочки на шейках, лазерными лучами упёрлись на столы, где сидели незнакомые люди в компании Афродиты и Сарасвами. Очень подозрительная троица, состоящая из двух мужиков и одной девицы.
Конечно, Афродита и Сарасвами – гёрлы авторитетные, имеют много заслуг перед фанклубом, но они лоханулись конкретно, подсев к людям, вернее к нелюдям, оказавшимся матёрыми шагаловцами, раз имеют наглость публично поносить Святого Пабло. Вместо того, чтобы сразу заехать гнусным марковцам в табло, как у нас принято, дурочки с голубыми платочками, включив упёртость Минотавра, мило беседуют с врагами Подлинного Искусства. Ещё и глазки им строят. Это о чём говорит? Голубые попали под тлетворное влияние бездны. Теперь все нормальные люди, имеющие глаза, видят, что именно «голубые» плохие почитатели Святого Маэстро, а мы «розовые» носители кристальной идейной чистоты.
- Это кто там жужжит навозной мухой? Марковцы? За ваше погребение есть кому заплатить? – вдруг послышалось в звенящей тишине. Эти слова, противным визгливым голоском, произнесла одна из «розовых» девиц. Эта же девица дополнила свою мысль более цветисто, с употреблением ярких выражений, отчего Фаддей узнал несколько новых идиоматических выражений. Мне кажется, недуг девчат от ослепления собственной правотой вот-вот проявится в острой форме, сравнимой с внезапной диареей. Как подсказывает попа - вялотекущее заболевание возбудимых особей периодически обостряется. Им бы взяться за ум, да, видать, браться не за что. Сейчас мы почувствуем себя героями второсортного ужастика с Голливуда, то есть нас начнут бить.
- Бей шагаловцев! – раздался громкий призыв со стороны другой «розовой». Правильно: всяких шагаловцев надо больно дрючить, а не цацкаться с ними. Всё можно простить, но подлый наезд на кумира не прощается. Покажем залётным заразам настоящий шаолинь!
В помещении «Запеканки» разверзлись небеса. Настоящих фанаток Святого Пабло не остановят ни законы природы, ни смирительные рубашки, ни то обстоятельство, что марковцы даже не успели помолиться.
Послышался скрип отодвигаемых стульев и все девчата, как розовые, так и голубые, в едином порыве бросились в атаку на саморазоблачившихся негодяев марковцев. Кто-то завопил: «Банзай!» Началась драка, разумеется, с воплями, визгом и горбатыми словами. Человек тридцать нежных барышень колотили, как могли, троих незнакомцев. Через несколько секунд по полу заведения каталось несколько клубков разгорячённых алкоголем тел. Из одного клубка слышался голос похожий на голос Аврелии, но точно не её, потому что воспитанная Аврелия никак не могла отпускать горбатые словесные заклинания, в формулах которых присутствуют слова обозначающее эпитеты дам с пониженной социальной ответственностью и их половые органы.
Самый большой клубок состоял из Добрыни и напавших на него озверевших девчат. На барышень как-то не произвело впечатления, что Добрыня весьма большой человек и его следует бояться. То, что он большой, мягкий и тёплый – даже лучше. Добрыня сопел, ругался, но старался не бить девчонок, только отпихивал их от себя. Получалось плохо. Через некоторое время он понял, что дело серьёзное, но поздно понял сию истину - с него уже начали стаскивать штаны и пиджак, на лоскутки рвали рубашку.
- Отвали, - ревел Добрыня медведем. Силы на рёв у него ещё имелись. – Зашибу нах. Эй, ты куда, дура бесстыжая, полезла. Отвали, говорю. Не трожь святое!
Вскоре из-под кучи тел начали раздаваться его вопли, переходящие в инфернальный визг: «Отвали, сука, я женат… А-а-а-а, караул, насилуют!» Панические вопли перешли в жалобное поскуливание: «Спасите люди добрые! Задавили меня, щас позвоночник выплюну».
Действительно, девки оказались дурами, причём дурами невменяемыми и без тормозов. Какая-то ушлая барышня, завладев в качестве трофея пистолетом Добрыни, радостно размахивала оружием. Другая овладела некой штуковиной, относящейся к спецсредствам. Это зачем тут проволочки и колечко? Проволочки отогнём и дёрнем за колечко. И что? Светошумовая малогабаритная граната, как ей и положено, взорвалась с ослепительным блеском и громким хлопком. Свет и звук здорово охладили прыть дерущихся, тут и Петрович подтянулся к побоищу, услышав звук взрыва. Кажись господ бьют. Старый полицейский, услышав хлопок, повёл себя правильно – он вначале позвонил в ближайший полицейский участок, а только потом неспеша «ринулся» спасать господ. Почему-то, быстрее полицейских приехали жандармы и представители службы безопасности Морозовского холдинга. Собственно, странного здесь нет: до звонка неповоротливого Петровича жандармов вызвонил администратор «Запеканки». Он так всегда делал, зная, что от полиции толку мало – здесь хоть бы жандармы справились.
Глава восемнадцатая. «С» - «Слово»: Съ лица воды не пьютъ, а бы уменъ-то былъ. Собакѣ собачья честь. Старики — дураки клали въ кучи чурбаки, а умники — дѣтки разметали щепки. Страшенъ сонъ, да милостивъ Богъ.
Закисшие в провинциальном патриотизме городские старожилы, проживающие вблизи «Горячей Запеканки» и «Пейздесь», сдерживая дрожь в голосе, говорили друг другу, что уже долгое время не видели такого побоища, какое произошло вчера в Запеканке. Событие произвело среди впечатлительных горожан эффект разорвавшейся клизмы. Эта история грозила достичь уровня городских легенд или даже выше.
Время, судя по часам, полчаса до двенадцати, то есть ещё весь день впереди, а некоторые старожилы уже нахрюкамшись … надо полагать из-за переживаний от свалившихся на горожан негативных впечатлений.
- Дней семь там так бодро не дрались, - утверждал проспиртованный старожил Василий - мужик похмельно-небритой наружности, облачённый в тёплую куртку с множеством карманов и в штаны, опять же, с кучей карманов. Его все считали интеллигентом, так как он носил очки, немного скрывающие жестокое похмелье своего носителя и маскирующие тот факт, что на данный момент жизнь сильно потрепала Василия. Но это не мешало мужчине благодаря манере одеваться, среди своих корешей слыть законодателем стиля и авторитетом в правильном употреблении напитков. Обратись к Василию, и он лучше всякого доктора расскажет, как успокаивать нервы. Сам Василий к концу дня успокаивался так, что терял способность перемещаться в пространстве самостоятельно. Василия потряхивало не только от событий, произошедших в «Запеканке», но и от послевкусия слишком яркого сна, случившегося этой ночью. Приснился Василию доктор Боткин, корчивший страшные рожи и что-то бормочущий о печени.
- Скорее дней пять, - уточнял худющий Олег, одетый в спортивный костюм, отчего отнесён обществом к заядлым физкультурникам и философам. Облачи Олега в тогу – чем не философ с необыкновенно скорбными глазами. Почти Диоген. С Олега хоть картину пиши: «Философ в размышлениях о сакральном». С таким умищем надо науку двигать, а не гайки крутить. – Но, можно ли считать драку побоищем, в котором пострадало всего три человека? Вопрос требует проработки. Да, и длилась драка совсем не долго: жандармы быстро налетели и всех повязали.
Серые глаза Олега смотрели на коллег-алкоголиков умно и как-то отрешенно, будто не от мира сего этот человек. Казалось, философ решает архиважные проблемы, лишь краем своего интеллекта снисходя до слушателей, чьи когнитивные способности никак не дотягивают до уровня Олега. И действительно – именно сейчас мыслитель выделил некую «часть мозга» для общения с коллегами, а большая часть его мыслительного аппарата решала проблему самогонки. Здесь тонкий подход нужен, строго индивидуальный, не для средних умов проблема. Даже не обсуждается, что самогонка – это жидкий шедевр народного творчества, и как всякий шедевр такого рода его можно понять, только приняв вовнутрь самого себя. Выпили самогонку. Что в остатке? Какие ощущения у тех, кто её выпил? Этот напиток не картина, нарисованная на холсте. Это на картине можно видеть, что там изображено, да и то, поговаривают, что картины не всегда в точности воспроизводят авторский замысел. Откушав самогонки – можно, но сложно, понять авторский замысел, вот такая загогулина. Самогонка — это одна из физических констант, на которых держится наша Вселенная. Увы, мельчает наше общество в плане создания новых рецептов самогонки. Мы, ветераны, ещё помним вкус некоторых вариаций этого божественного напитка, а грядущим поколениям останется только одеколон дуть да невнятно блеять на тему, какая вкусная раньше производилась самогонка.
С возвышенного полёта мысли Олега сбили слова Вадима – ещё одного завсегдатая «Пейздесь». Считай, Вадим погасил искру некой невысказанной народу высокой истины.
[justify] - Зато, э-э-э-э, - откашлявшись в
