собравшимся на свадебную церемонию. Кэти с ненавистью взглянула на восторженное лицо Алекс, понимая, что снова теряет шанс заполучить Элива Стора. Две дамы среднего возраста выразительно опустились на скамьи, изображая, как им дурно. Прислуга бросилась открывать окна. [/b]
Роал смотрел на заплаканную девушку и не верил в реальность происходящего. Такое открытое невинное личико и такая коварная и лживая суть. Как она могла публично выставить его полным идиотом? А главное, за что? За то, что посмел пожелать обладать этой самовлюбленной и эгоистичной девчонкой? К горлу подкатило ощущение гадливости.
- Полин, я вынужден уважать ваше решение. Только одного не могу понять, каким образом я смог не верно истолковать ваше «Да». Вы хотели поиграть в невесту, но не заметили, как зашли слишком далеко? Ответьте мне при всех этих людях, собравшихся пожелать нам совместного счастья.
Поднялся гул недовольных голосов. Гостям показалось, что вместе с капитаном были оскорблены и их добрые намерения, случилась издевка над общественным мнением, сложившимися устоями и моралью. Со всех сторон слышались приглушенные осуждающие речи и обвинения, становившиеся все громче и яростнее. Одним вопросом Роал Дерин сумел из жалкого, отвергнутого жениха стать обвинителем от лица высшего общества.
- Полин, я жду, - жестко повторил капитан, глядя в глаза напуганной девицы.
А она просто не знала, что ответить и что противопоставить резкому и гневному обличению. Какими словами объяснить, что упрек не совсем справедлив и ее поступком управляли другие намерения. Сказались и долгие переживания, и бессонная ночь, когда невеста медленно начала оседать вниз, цепляясь за балясины резных перил. Под общий вздох девушка погрузилась в спасительное беспамятство. В то время как гувернантка совместно с пожилым генералом пытались привести в чувство Полин, капитан, открыто и спокойно попрощавшись с возмущенными гостями, покинул особняк. Только оторопевший от навалившейся беды и застывший возле прохода в гостиную граф Ольев не получил от несостоявшегося зятя ни одного, ни то что слова, даже мимолетного взгляда.
Гнев все сильнее и отчетливее закипал в душе Роала, когда он гнал на автомобиле по тихим пригородным дорогам, клянясь себе никогда не возвращаться в эту проклятую столицу с лицемерным и избалованным молодым поколением.
Часть 2
Глава 9
Не успело семейство Ольев оправиться от общественного пренебрежения и жесткого публичного порицания, как навалилась другая, более страшная беда. Каким образом врагу удалось привлечь на свою сторону ближайших соседей королевства и, объединившись, напасть с суши на ослабленную тыловую сторону их государства, переместив театр активных действий с территории союзников на их земли? Все поверженные в шок граждане задавались таким вопросом. Куда смотрело военное руководство? Чем занималась внешняя разведка? Армия не сумела своевременно совершить перегруппировку и переброску войск, и вот уже враги разгуливают по главной пощади поверженной столицы, наводят панику и ужас на мирных горожан. Королевский двор сумел бежать и укрыться в горных поселениях, заслонившей остатками разрозненной армии, несущей невосполнимые потери. Граф Ольев тоже был вынужден срочно отбыть в сопровождение со всеми архивами государственных дел. Свои семьи членам убегающего правительства вывести не удалось. Времени катастрофически не хватило.
В особняке Ольев с недавних пор расквартировались командиры временного гарнизона оккупантов. Привычный мир рухнул в одночасье. Топот солдатской обуви не прерывался ни днем, ни ночью. Словно стая голодных воронов, они носились туда-сюда, выполняя команды, отданные неприятно режущей слух иностранной речью. Старый генерал Раен был вынужден перебраться во вновь обустраиваемое логово к врагу, чтобы обезопасить свою внучку от возможных посягательств со стороны почуявших безнаказанность завоевателей. Излишни его опасения были или нет, понять было сложно. Старшие офицеры вполне уважительно относились к молодой хозяйке, зная о ее благородном происхождении. Обосновавшиеся в элитном квартале не гадили возле себя. Вообще, о каких-либо бесчинствах в среде высшего общества разговоры не ходили, в отличие от тех, которым подвергались простые горожане. Там, в густонаселенных районах столицы, враги отрывались по полной. Площади были превращены в места публичных расстрелов пленных и подозреваемых в пособничестве партизанам.
Месяца через три оккупации среди населения начался голод. Провизия с ближайших хозяйств и деревень насильно изымалась и направлялась только гарнизону. Простым гражданам неоткуда было ее взять. Довоенный уклад жизни не побуждать делать припасы, а что случайно и оказалось в домах, давно было съедено. Скудные пайки выдавались даже не каждый день. Полин часто недоедала свою порцию или брала добавку во время обедов, которыми пользовалась как хозяйка дома, на ровне с проживающими в нем офицерами. Бережно завернув еду в салфетки, девушка по вечерам бегала к дому своей подруги. Алекс была старшая из четверых детей в семье, помимо родителей и престарелых родственников. Пропитания на каждого доставалось мало. Похудевшие на глазах и изможденные ее давние знакомые ждали Полин, как свою благодетельницу и набрасывались на жалкие остатки еды, забыв про всякий этикет и былые манеры. От прислуги давно отказались не только в доме Алекс, но и многие другие благородные семейства. Им попросту было не чем кормить лишние рты. Бывшие водители, гувернеры, прачки и прочий люд подались в пригород. Только там была еще надежда раздобыть еду и не умереть с голоду. Редко, когда верный своим нанимателям работник, зная об их тяжелом положении, пробирался в город с крохотным кульком старых круп или мешочком прошлогодних овощей.
В особо удручающем положении оказались столичные лечебницы. Все больничные койки были заполнены ранеными или заболевшими военными. Все лекарства, перевязочные материалы и многое больничное оборудование были изъяты на нужды вражеской армии. Для горожан не находилось даже элементарных средств от простуды. А на ослабленные от недоедания организмы в холодное время года болезни привязывались одна за другой. Спонтанно в некоторых пустующих заведениях муниципалитетов образовывались временные лазареты. Медицинский персонал, частично изгнанный оккупантами из лечебниц, добровольно продолжал выполнять свои обязанности в таких местах. Число тяжелобольных все увеличивалось, а ухаживающих за ними не хватало. Вот в одну из таких больниц и подрядились на работу санитарками вначале Алекс, а за ней и Полин. Если для одной стимулом послужил обязательный расширенный паек, которые снисходительно выделяли для лазаретов оккупанты, и возможность обогреться, то для другой это было поводом не находится в стенах особняка, ставшего неуютным до отвращения, из-за его новых обитателей.
Тяжелые дни медленно тянулись. Порабощенный народ уже начинал окончательно терять веру в свое освобождение и ждать известия от короны. К весне сильно разрослось городское кладбище. Горе заглянуло в каждый дом, в каждую семью. Особенно люди боялись сведений о погибших в боях, изредка передаваемых подпольщиками. Списки составлялись регулярно и тайно распространялись среди населения. Узнавшие о потере близкого человека не решались даже открыто погоревать, не имели возможности проститься и не надеялись найти захоронение когда-то в необозримом будущем.
В одном из таких списков оказалось имя графа Ольев. Полин не могла поверить, что ее немолодой и не имевший отношения к воинской службе отец окажется в составе действующей армии и умрет от тяжелого ранения в полевом госпитале совсем не далеко от небольшого городка, в котором когда-то родился и вырос. Несколько дней девушка пролежала в нервной горячке. Они даже не примирились после несостоявшейся по вине Полин свадьбы. В начале граф был вне себя от случившегося, виня во всем дочь, а потом события развивались с такой скоростью, что времени на разговор по душам не нашлось. Перед глазами девушки стояло озабоченное лицо отца в момент, когда он просил у нее прощения за то, что не может увести ее вместо проклятого архива и обещал вскоре вернуться. Тогда все были уверены: город сдадут только на несколько дней.
Отказавшаяся уехать из города гувернантка продолжала терпеливо ухаживать за своей подопечной. Для всех обитателей особняка в качестве причины болезни Полин было названо переутомление от работы в лазарете. Даже старый генерал пребывал в неведении. Девушка запретила говорить с ним о гибели отца, жалея его и без того изболевшееся слабое сердце.
- Анни. Ты должна немного отдохнуть. Мне уже лучше. А ты вся издергалась. Не успеваешь за этими паразитами прибирать, и еще за мной ухаживать пришлось, - Полин говорила слабым шепотом. Ее губы растрескались и пересохли, а в горле словно постоянно что-то першило.
- Не переживай, девочка моя. Ты поправишься, и я смогу отдохнуть. А сейчас выпей чая. Я специально для тебя выпросила лимон у офицеров.
- Я не переживу, если с тобой или дедушкой что-то случиться, - прошептала больная, - давай договоримся: я выпью чай, а ты тотчас же ложишься рядом и спишь. Если мне понадобишься, я смогу тебя разбудить. А откуда взялись эти лекарства?
- Ох, забыла сказать. Тебя приходил осмотреть врач из лазарета. Молоденький такой. Если не ошибаюсь, Павел зовут.
- Да, там есть доктор Павел.
- Вот он и потребовал от квартирующихся тут штабных найти эти препараты. Только не понимаю, как они его пропустили в наш район. Людей из других частей города они опасаются, считая всех связанными с подпольным движением.
[b]- Павел родом отсюда, жил в конце квартала. Его семья одна из самых влиятельных в городе. Только он всегда чувствовал в себе призвание к медицине и, рассорившись с отцом, ушел из дома. Представляешь, Павел закончил медицинский университет с отличием. Хотя семья его не поддерживала совсем, и ему приходилось жить в общежитии, подрабатывать и учиться одновременно. Наверно, сейчас его родные боготворят. Он же приносит им свои пайки. Когда-то я тоже его не признавала, думала, как об отщепенце. Ты должна помнить, года два назад я тебе рассказывала о приеме у губернатора и приглашении на танец от молодого человека, которое я сочла оскорбительным для себя. Так вот это он и был Павел. Представляешь мое состояние, когда я увидела его в лазарете? А доктор проявил себя таким благородным и даже ни разу не
