было возразить, но Юля сжала его пальцы, толкнув плечом.
— Максим нас защитит, а если ты пойдешь, то я буду беспокоиться.
— Ну да, я же не смог вас защитить, — грустно сказал Илья, вторя ему, в прихожей громко вздохнул Арнольд.
— Никто бы никогда не смог, — уверенно сказала Юля.
7. Портрет
— Можно поехать на трамвае, — предложил Максим.
— Да ну, его еще ждать, потом от метро тащиться, — фыркнула Юля.
Выйдя на улицу, она успокоилась и думала о завтрашней тренировке, заранее составляя план, как учил тренер. А ведь он так и не сказал, будет ли там. Альфира долго смотрела в угасающее вечернее небо. В рюкзаке поочередно вибрировали телефоны, пока не синхронизировались в один долгий требовательный звонок. Дома ее ожидала лекция о правилах поведения, о том, что она приходит поздно, уже была половина одиннадцатого, и о том, как важно вовремя отвечать на звонки и сообщения, чтобы родители и бабушка не волновались. Критическое время не превышало десяти минут, по истечении которых начинались каскадные микроинфаркты. Она об этом не думала, не замечая ничего и никого вокруг. Юля что-то спрашивала у нее, но Альфира смотрела в небо широко открытыми глазами. Потом вдруг дернулась и пошла к перекрестку.
— Альфа! — только и успела крикнуть Юля, но подруга никак не отреагировала, уверенно шагая к перекрестку. — Она решила через парк идти! Максим, она с ума сошла?
Максим дернул головой, перед глазами встала битва в парке, и ему стало нехорошо. Прохожие подозрительно смотрели на них, и он, взяв сестру под руку, потащил за Альфирой. Они нагнали ее на переходе, когда одновременно зажглись зеленые человечки, открывая дорогу через пересекающиеся путепроводы. Альфира шла по диагонали, срезая и не замечая, что самый умный и единственно спешащий автолюбитель решил развернуться на перекрестке. Машина едва не задела ее, Альфира смерила мужчину таким взглядом, что тот выпучил глаза.
— Урод! — крикнул ему в лицо Максим. — Правил не знаешь?
Максим не боялся этих толстомордых «хозяев жизни», считавших, что если они купили машину подороже, то могут делать все, что захотят. Время будто бы возвращалось назад, о таком рассказывал отец, но это было давно, когда ни Максим, ни тем более Юля не родились. И вот они вернулись: и времена, и нравы, и люди. «Возвращение традиций», — так шутил его однокурсник, открыто высмеивая тех, кто приезжал в ВУЗ на тачке, бравируя брелоками с меткой все тех же идолов немецкого автопрома.
— Ты куда? — Юля схватила Альфиру за руку.
— Мне надо вернуться. Я думаю, нет, я знаю, что надо вернуться.
— Ладно, — Юля машинально напрягла ноги, икры и ступни ответили недовольным покалыванием. — Вот только нас точно побьют. И все будет из-за тебя!
— Не побьют. Мы что-то упустили там, но я не знаю что.
— Может, ты и права, — сказал Максим, отрываясь от экрана. Он убрал смартфон в карман и огляделся: в парке почти никого не было, кроме поздних собаководов. Они шли по аллее вглубь, подходя к кругу, и шум дороги постепенно затихал, пока не исчез полностью.
Альфира шла не на ту поляну, где была битва с воином-невидимкой. Она шла через весь парк по диагонали, не оглядываясь и не задумываясь, будто кто-то вел ее. Юля с тревогой посматривала на нее, ловя в глазах Альфиры какую-то отчужденность, она находилась где-то в другом месте, но недалеко.
Альфира привела их к концу парка, где была небольшая поляна, огороженная от дороги узкой полосой тополей и чахлых берез. Улицу было видно сквозь редкие кустарники и деревья, но главное они видели дом, в котором был их ресторан. Альфира напряженно всматривалась, прислушивалась, пока не подошла к низкой бетонной башенке, как называли они ее, когда были детьми и играли в подземный мир. На самом деле это была венткамера бомбоубежища, такая же была во дворе дома, где был ресторан, а мальчишки рассказывали, что из этого дома можно было войти в бомбоубежище.
— Здесь? — спросил Максим.
— Не знаю, — честно ответила Альфира и сняла очки. Без очков она выглядела беспомощной. Вдруг она зажмурилась и выронила очки, закрыв уши. Альфира открыла рот для крика, но из нее ничего не вырвалось, кроме ледяного дыхания, вслед за которым из глаз потекли крупные слезы.
— Альфа, да что с тобой? — Юля подняла очки и потащила ее подальше от вентиляции. Максим остался там, что-то отмечая на карте и записывая. Юля вела Альфиру к улице, где было больше света и другая жизнь, с пассажирами на остановке, с машинами и светом в окнах. Она оглядывалась на брата, теряя его высокую фигуру во внезапно спустившихся сумерках, лишь свет экрана подсказывал, что он стоит там.
— Пошли. Давай быстрее, — Максим появился внезапно, взяв Альфиру под руку, сквозь ленивый и наглый поток переводя их по зебре. Машины тормозили, кто-то недовольно бибикал, привыкнув к тому, что здесь можно ехать до круга без остановки. Они прошли, не останавливаясь мимо ресторана, Максим вел к гаражам, чтобы пройти в их квартал между школой и домом, но Альфира потянула во двор.
Она вырвалась и побежала к другой венткамере, выкрашенной темно-зеленой краской, потемневшей и облупившейся с годами и казавшейся в сумерках отрубленной головой каменного великана в разбитом шлеме. Она встала перед ней на колени, не задумываясь, что будет с платьем, и схватилась руками за решетку.
— Ты что-то слышишь? — с ужасом спросила Юля.
— Не знаю, не знаю! — закричала Альфира.
— Так, тебе пора домой, — Максим взял ее на руки и пошел к гаражам. Альфира не сопротивлялась, она притихла и будто бы уснула. Юля шла рядом, нервно кусая губы. У второй камеры ей стало как-то нехорошо в груди, сердце сковало холодом, но больше ее волновала Альфира. Юля никогда не видела, чтобы она себя так вела, чтобы так долго плакала или кричала. Альфира никогда не кричала, Юля думала, что она и не умеет кричать.
— Дальше я сама, — Альфира с тоской посмотрела на свой подъезд, очки она убрала в рюкзак и без очков двигалась неуверенно. — Там с меня будут снимать стружку. Это не очень интересно.
— Если хочешь, я могу сказать, что это мы тебя задержали, — предложила Юля.
— О, не! Вот этого точно не стоит делать! — Альфира смешно замахала руками и жестами показала, как ей будут медленно и с наслаждением отпиливать голову. — Они мне в вину поставят, что я не могу за себя отвечать, что сваливаю на других, что каждый должен сам за себя отвечать и так до утра, а завтра вечером продолжат. Я же у них самая бестолковая.
— Глупые они у тебя, — с досадой сказал Максим и, подумав, добавил. — Наши не умнее.
Юля обняла подругу, Альфира смущенно помахала Максиму, она была до сих пор немного красная от смущения. Когда она скрылась в подъезде, Юля вопросительно посмотрела на Максима.
— Я зайду, а то наши тебя съедят. Папа вроде вернулся.
— Вернулся, мама его обрабатывает. Знаешь, сколько они спорили по телефону о моей работе? Я уши заткнула, они вообще не стесняются! Мама в последнее время все на громкой связи обсуждает, еще и требует, чтобы я слушала.
— Это она у бабушки переняла. Походу маразм надвигается, — Максим ухмыльнулся. — Тяжело тебе.
— Конечно, сам свалил и радуешься, — Юля ощутимо ткнула кулаком в живот, Максим от неожиданности охнул.
— Поверь, если бы я остался, было бы еще хуже. Пошли, а то мамаша, наверное, уже рвет и мечет.
— Ой, я у Альфы телефон и ключи не забрала. Да и черт с ними, завтра заберу.
Они посмотрели на окна шестого этажа, ища силуэт Альфиры, но там горел яркий свет и никого не было видно. До дома шли молча, Юля думала, как спросить у Максима, посоветоваться, но не могла даже сформулировать самого простого вопроса. Она сильно устала, ноги чесались и гудели, как и руки с плечами, на которые будто бы кто-то навалил две чугунные наковальни, тянувшие Юлю к земле. Она была готова уже просто лечь в траву и уснуть. Максим взял сестру под руку и потащил домой, она как в младшей школе еле волочила ноги. Утром маленькая Юля не хотела идти в школу, а днем возвращаться домой, а Максима отпускали гулять только тогда, когда он сдаст сестру матери.
Дома Максим взял основной удар на себя. Юля успела спрятаться в ванной и принять душ, пока мать обрушивала первую волну негодования, рассказывая сыну, какая Юля стала непослушная и как она беспечно и отвратительно относится к своему будущему. Отец смотрел на кухне телевизор, делая вид, что его это не касается. Под звуки маминых воплей и криков политических шоу, Юля, переодетая в пижаму, шмыгнула к себе, бесшумно закрыв дверь.
— Ты должен повлиять на сестру. Она нас не слушается, будто мы для нее ничего не сделали! — возмущалась мать, Максим спокойно пил чай, зная, что сейчас лучше ничего не говорить. Любое возражение или даже согласие будет трактоваться против него — это как брызнуть жидкость для розжига в занявшиеся угли, чтобы пламя полыхнуло ярче. — Юля! Юля, иди сюда!
Максим поспешно встал и пошел за матерью. Отец сделал звук на телевизоре громче. — Не придуривайся, я же вижу, что ты не спишь!
— Она спит, мама. — Максим поправил простынь, с нежностью и тоской от стыда за мать смотря на сестру. Юля отвернулась к стене и спала глубоким сном, даже если ее сейчас тормошить, она не проснется. — Мама, отстань от нее.
— Нашелся, защитник, — недовольно бросила мать. — А с тобой, доченька, мы поговорим завтра.
Она вышла из комнаты. Максим открыл окно шире, впуская легкий летний ветер с запахом цветов и скошенной выгоревшей травы. Он сел на край кровати и слушал, как она дышит. Юля изредка дергалась во сне, но не просыпалась. Он погладил ее по спине и подумал, что после окончания школы обязательно заберет ее к себе, пускай придется покупать кровать и селиться на кухне. Пацаны будут рады, но с ними ей будет гораздо лучше и безопаснее, чем дома. Мать все больше становилась похожа на бабушку, признававшую только два мнения: свое и неправильное, а отец самоустранился еще до рождения сестры. На кухне рождалась буря, и вскипал чайник. Максим сделал каменное лицо вежливого безразличия и вышел, прикрыв дверь.
Альфира проснулась посреди ночи. Ее
