Захолустье 2

поражала как толщиной ствола, так и шириной кроны. В ней резвились белки, сбрасывая снежные заряды. Пожалуй, лишь втроем, взявшись за руки, мы бы с усилием обхватили ствол.
          - Дык это ж... баобаб! – задрав голову, воскликнул я.
          - Давай, Борис, не матерись тут, - хмурясь, заметил Васька.
          То было родовое шаманское дерево. Древо. От него пошел род вэкороев. Ни Ванек, ни Васька ничего мне не сказали, но я сам догадался. Именно тут Лориго решила найти последнее прибежище. Вдобавок здесь было теплее. С востока его защищал крутой берег реки, с севера - броня леса, а с юга благодаря расщелине реки сюда целенаправленно били лучи солнца. И земля тут была не такой жесткой. И сугробов меньше – даже без снегоступов можно провалиться не выше колена. Вокруг старой лиственницы - поляна. Прочие деревья, словно свита, расступалась перед королевой, держа за концы ослепительно-белую, опыленную сахарной пудрой, мантию, с алой, подбитой зарей, шелковистой изнанкой.
         В естественном зеленом коридоре, правее тропы, уходящим к реке, был виден край горизонта, горы, где оранжевые всполохи рассвета прогоняли ночь...
         Первые лучи наступающего утра озарили Древо во всем его величии. Толстые пушистые ветви без труда удерживали снежные пласты. Лиственница была полна жизненных соков и встречала новый день с невероятным для растения чувством собственного достоинства.
         По понятиям эвенков, кряжистые мощные кедры и лиственницы уходят корнями в Нижний мир. А сосны нацелены стрелами в Верхний мир, к звездам. Те и другие скрепляют оба мира, стягивая прошлое и будущее народа в Среднем, Срединном мире, в настоящем.
         Мы действовали слаженно, без слов, будто сто раз до этого репетировали обряд. Словно нами кто-то управлял.
         Васька, то и дело проваливаясь по колено, пошел было в сторонку. Вернулся, нацепил снегоступы. Отсчитал от Древа положенное количество шагов. Снял со спины саперную лопатку, остро наточенную, как на войну. Пробил корку наста. Разметал снег, снял дерн прошлогодней омертвелой травы, выкопал ямку на пять локтей.  
         Я осторожно расстегнул старенькую телогрейку и уже разматывал нарядное платье, когда из телогрейки выпала ракушка. И упала-то не в снег, а на рюкзак. Откуда она тут взялась? Не иначе, в карман ватника ее сунула Лори. Прятала? Зачем? Во время приступов, помню, прикладывала ракушку к уху, слушая шум волны. Несомненно, та самая ракушка из нашей барачной юности.
         Ватник я решил в лесу не оставлять. Лори почему-то любила эту телогрейку – новое поколение слово-то такое не ведает. Она висела в нашей темнушке, Лори не давала ее выбрасывать. Потом этот драненький ватник, вата вылезла на локтях, подкладывала под подушку. В таких вот телогрейках в межсезонье ходила половина Захолустья… Ходила ее мама.
         Дрожа от возбуждения, охотничьим ножом вскрыл опломбированную урну с прахом. Вдвоем с Ваньком мы бережно поместили саженец в вырытую ямку. Пепел, просыпавшись из урны, прилип к белесым корешкам сосенки.
         Васька вынул из-за пазухи вылепленную из глины фигурку человечка. «Савэки». И прислонил фигурку к корням. Туда же, на дно ямки, я уложил «свадебное» платье, на него - очки, которые выбрала для своей ученицы любимая учительница. И – ракушку.
         Пустую пластмассовую урну расколошматили обухом топорика и разбросали осколки вокруг.      
         Посадку засыпали, прикопали, накрыли дерном. Затем окружили саженец сугробом, притоптали близ ствола. И еще раз нагребли к сосенке снега – ее макушка под ним едва торчала. Днем солнце растопит сугроб, дав деревцу-ребенку жизненную влагу. И будет питать растение еще пару дней, как минимум. 
         Я распечатал бутылку спирта. Васька отлил немного в граненый стакан (откуда у него стакан?- мелькнуло), обрызгал сосенку спиртом и поклонился Древу..
         Мы сделали три оборота вкруг саженца. По ходу солнца. Ванек, утаптывая наметившуюся тропку, громко обращался к стене молчаливого леса: «Хүн долиг, хүн долёо!  Хвала, хвала! Обряд замены человека свершился.Омин - бэе индевунин!»
        «Оми! Оми! Оми!» - крикнули мы.
         Отошли к лиственнице-Древу.
         В руках Васьки возникла пластиковая бутыль с водой.
         - Вода из Тыи, ледобур в зимовье взял, здесь, в верховьях, она чистая… 
         Я вздрогнул. Впервые за последний час явственно услышал голос товарища.      
         Спирт развели. Сели в снег, прислонясь к мощному стволу старой лиственницы. Ей, поди, было лет полтыщи. Даже ветер, гнавший по ослепительному небесному индиго редкие остроугольные облака, внизу, в кроне древнего дерева, в кроне-короне, запутался и смиренно стих. Над нашими головами гигантскими пушистыми зверями распластались ветви, взошедшее солнце не могло пробиться сквозь них: сучья-то толщиной с медвежью лапу. Я подложил ватник под затылок. Ощущать спиной шершавый ствол было приятно: словно очутился под защитой, и после долгих блужданий пришел к Отцу. Да так оно и было. Где-то стучал дятел, пели невидимые в кроне птицы...  Белка-летяга несмело спустилась с ветки, завидев сьестное, но я пошевелился, и она канула в сочном буйстве зелени...
         Время текло, но куда?..
         Бело-розовая глазурь поляны, подсахаренная рассветом, лежала пред нами, утыканная шишками-изюминами.
         Белка потревожила дремавшие на широких шершавых ладонях Отца пластины, они медленно сползли к краям – и просыпались вниз, но были разбиты нижними ветвями,  развеяны резким порывом ветра от Тыи. Снежинки сотнями бабочек запорхали пред глазами, пощекотали ресницы, намочили губы влажным поцелуем. Дух Лори был разлит повсюду. Here, ThereandEverywhere. Здесь и везде.
         В ход пошел граненый стакан. Закусывали снежком, сухарями и круто посоленным куском вареной оленины.
        - Не, начальник, в город не вернусь, - пробурчал на обратном пути захмелевший Васька. Глаза его от удовольствия превратились в щелки. Нижняя губа выпячена. Переднего зуба нет. – Так и передай Лориго …
        Васька чуть не упал, запутавшись в снегоступах.
        - Кому… передать? – ошарашенный, спросил я.
        Впрочем, что с пьяного взять?
        To love Her is to meet Her everywhere.**
        Я оглянулся. На моих глазах сосенка встрепенулась, как живая, сбросила снежный панцирь, и острием нацелилась в небо.
_________
*«Душа - средство жизни» (эвенк.)
** Рефрен песни theBeatles: »Любить ее значит встречать ее повсюду». Альбом Revolver (1966).
 
        @info_Klio
        В апреле 2001 года, на 46-й ежегодной встрече Международного общества по оптической инженерии (SPIE) в Сан-Диего, штат Калифорния, индийские и британские исследователи представили образцы воздуха из стратосферы, полученные Индийской организацией космических исследований, в которых содержались сгустки живых клеток. В ответ на это заявление Исследовательский центр Эймса NASA высказал сомнения по поводу того, что живые клетки могут присутствовать на таких высотах, но отметил, что некоторые микробы могут миллионы лет пребывать в спячке, чего, вероятно, достаточно для межпланетного путешествия внутри Солнечной системы.
 
         Пленка 30е. Серенус. Квадратура круга: уйти по Переходу
 
         Сосны Захолустья, необычайно стройные, почитались местными племенами как стрелы, устремленные в космическую даль. Именно оттуда, из глубин Вселенной, согласно верованиям орочонов и шаманов, бурятов и эвенков, когда-то пришла на Землю жизнь. И ее, эту жизнь, по убеждению родового шамана племени вэкороев, следовало вернуть обратно… Соблюсти незыблемый круговорот. Старики-эвенки говорили, когда ребенок взрослел, начинал ходить на охоту, становился полноправным членом племени, его душа «оми» перерастала в «ханян» (воздух). Это Верхний мир.
        Как ни странно,камлания шаманов, удары их бубнов аккомпанируют научной мысли, веками бьющейся над разгадкой возникновения жизни на планете. Корешки сосенки, посаженной Борисом со товарищи в верховьях Тыи, глубоки. Они уходят в глубь древней земли. Случайно ли, что близкие к «оми» слова «оме» и «ома» у тунгусов означают «утроба», «матка». Не говоря о том, что сходный по звучанию «ом» - сакральный речитатив в индуизме и буддизме.
         Лори знала, когда уйти. Высаживать сосну лучше ранней весной. Это я узнал от знатоков по завершению похода на Тыю. Тыя. «Ты и я». Но Борис уверил меня, что это совпадение…
         Идея механического переноса семени в «утробу Земли» - суть та же операция, только в нано-масштабе, которую проделал Бассаров в ванной со своей спермой, набрав ее шприцем, - живуча. Знала ли о теории панспермии спутница Бассарова? Вряд ли. Уже в статусе официальной супруги Лориго Бассарова завещала своему душеприказчику необычный способ захоронения, держа в уме противоречивую теорию предков. Да, люди состоят из звездной пыли, потому что в конце пути возносятся вверх. AcrosstheUniverse. JaiGuruDevaOm.* Свой уход в Верхний мир Лориго воспринимала как путешествие души-оми. Борис как-то обмолвился, что был поражен безмятежным выражением лица своей жены postmortem. Она находилась в состоянии «бардо».
         «Бардо тхёдол» переводится европейцами как «Тибетская книга мертвых». Упрощение и дурновкусие. От бессилия. От лености ума. Вульгарность идет от зашоренности взгляда англосаксов. Веками обзывали варварами других, будучи варварами по духу. Однако ныне не след, как писали русские писатели, объяснять да толковать. Сие оскорбительно по отношению к величайшему философскому памятнику. Борис шепнул, что сам лишь в процессе его познания. Мало познать – надо прожить эту фазу. Бардо это сумерки. Сумерки – неотъемлемая часть суточного цикла. Приготовление к смерти и сама  физическая кончина – неотъемлемые части жизненного цикла.
         Вскоре после ухода Л. Арпиульевой-Бассаровой в