А пока полуподвал вполне подойдёт как угол, где можно переждать, пока радиационный фон не вернётся к приемлемым величинам. Да и жить «на матраце» – вполне можно. Даже мягко. И, само-собой, теплее, чем на бетонном полу!
После того, как они с сестрой поели, и справили в дальнем углу полуподвала нужду, Колин подумал, что первое, что нужно поискать в тех городах или посёлках, куда они дойдут – туалетную бумагу. И только если не найдётся – привыкать к чему-нибудь другому. А то изнежены «цивилизацией» их задницы. А им теперь предстоит жизнь – словно у пещерных людей. Машин точно не останется! Как и супермаркетов. Ну, вернее – их зданий. И всего того, что там будет в железной упаковке…
Тварюшки скорее всего успели-таки разлететься на безопасное – для них! – расстояние!
Но это он узнает очень скоро. Потому что насосы – они из металла! Как и электродвигатели. А такие «заметные» для их сверхчувствительных детекторов цели мошки наверняка обнаружат быстро. Вот, кстати!
Нужно провести ревизию: что из их оборудования и вещей может быть съедено?
В первую очередь, конечно – консервные банки! Они – из жести!
Значит, нужно съесть продукты, которые он захватил – побыстрее. Пусть и придётся есть через «не хочу». Потому что до уцелевших посёлков и городов нужно ещё дойти! А для этого нужны – силы! Ну, и зажившая нога. А ещё хорошо бы всё же переждать радиацию… То есть – так и так нужно сидеть здесь, внутри!
Колин убедился, что лежащая на матраце, свернувшаяся комочком сестрёнка не мёрзнет. Подлез к ней со стороны спины и сам. Накрыл себя сзади своей курткой.
Вой ветра практически стих, и теперь снаружи царила мертвящая тишина.
Но Колин не опасался нападения: ни со стороны диких животных, ни мародёров. Не осталось тут, в окрестностях их «бункера» никого! Значит, можно попытаться поспать!
Ну, или хотя бы расслабиться и отдохнуть. Они и правда – очень устали и перенервничали, пока выбирались…
– Спи, Сарочка, спи. После обеда лучше всего – поспать!
Сарочка вдруг встрепенулась. Быстро развернулась к нему. Огромные испуганные глаза впились в его лицо:
– Колин! А что с мамой и папой?! Когда они за нами придут?!
Колин проглотил волосатый липкий комок, застрявший в горле. Подумал, что самое время «солгать во спасение». Но утешающие слова почему-то не шли. Он сказал:
– Мама и папа не придут. Они умерли. И все остальные люди там, в Убежище – тоже умерли. И мы теперь – сами по себе. Поэтому мы должны держаться вместе. И ты должна теперь слушаться меня. Так сказал папа!
Как ни странно, Сарочка не стала биться в истерике, и рыдать, как она делала, когда чего-то хотела, или ей было больно. Вместо этого она прижалась к груди Колина сильнее, и всхлипнула:
– Я знаю, что мамочки больше нет. И папы. Я… почуяла. Ещё тогда, когда ты пошёл к ним в комнату. Они ведь ещё тогда умерли?
– Да. Их отравили газом. Который запустили в Убежище злые дяди из Пентагона. И бомбу на Убежище тоже сбросили они. И мы теперь должны выжить, вырасти, и отомстить им! За маму и папу! Да и за всех наших друзей и близких.
– Да. Я согласна отомстить. Но ведь мы – маленькие дети. Нам надо вырасти!
– Да, Сарочка. Нам надо вырасти. – Колин закусил губы. На глаза снова навернулись слёзы. Но он не позволил рыданиям прорваться в голос, – А для этого нам нужно три-четыре дня оставаться здесь. Чтоб нас не убила остаточная радиация!
– А что такое – оста… э-э… чная радиация?
– Не знаю, Сарочка, – он отвечал честно, поскольку и правда – имел очень смутное представление, о том, что это такое, и чем конкретно опасна, – Но только говорят, что от неё умирает куда больше людей, чем от самого взрыва! И убивает она медленно и мучительно – хуже ядов каких, или болезней! Так что будем сидеть здесь. Пока она не рассосётся. И пока не кончатся наши продукты.
А вода здесь есть! В насосах.
Он не стал говорить, что время их пребывания здесь, скорее всего, ограничено не едой и водой, а – мошками. Которые могут съесть и насосы, и консервные банки. И тогда консервы испортятся. О!
Он же может найти какой-нибудь кусок, скажем, полиэтилена, и подложить под банки! Тогда даже если корпуса съедят, продукты – останутся! И будут хотя бы – чистыми. А не вывалявшимися в грязи.
Но это не горит.
Пока что им действительно лучше – поспать.
– Ладно, малышка, как-нибудь прорвёмся. А пока давай отдыхать! А то мы сегодня очень много ходили. И не спали полночи. Отдыхай!
– Да, Колин. Будем «спать после обеда». А что у нас на ужин?
– Мясо. Консервированное. И вода. Сырая.
– Ну, ничего. Как-нибудь «прорвёмся»!
– Да. Должны.
И хотя он и старался говорить спокойно и уверенно, совсем как папа, но вот чего он не ощущал – так это как раз – уверенности…
10. Ожидание
Проснулись уже в сумерках.
А, вернее – в уже почти полной темноте. Колин догадался, что так темно оттого, что ещё не рассеялась гигантская туча над тем местом, где взорвали бомбу. И пыль и испарившаяся вода так и летают в воздухе, закрывая от них даже тусклый свет захода, медленно оседая, и покрывая всё вокруг той самой радиацией…
Нога не то, чтоб сильно досаждала ему, но ныла и словно бы стала горячей – это прощупывалось даже сквозь бинты. Сарочка заворочалась – значит, вот-вот проснётся.
Пришлось заняться насущными проблемами: пошарив в любимом рюкзаке, поставленном в головах матраца, он достал свечки и спички. Пока шарил, сестра, разумеется, проснулась. Глаза Сарочки, в которых колеблющееся и мерцающее пламя отражалось как-то странно, уже были сухими: кончился, стало быть, «слезливый» период.
Колин, думая, не слишком ли сильными оказались переживания последних часов, попробовал заговорить с сестрёнкой:
– Сарочка! Что открыть нам на ужин? Снова говядину? Или свинину? А может, рыбу?
Сарочка, невидящим взглядом смотрящая на пламя, моргнула. Повернула голову к нему:
– Мне всё равно. Открывай, что хочешь.
Плохой признак. Если его всегда резвая и капризная в плане еды сестра ничего не хочет, это говорит о том, что потеряла она и резвость, и интерес к происходящему. А, может, и к жизни. А этого нельзя допускать.
Открывая банку с беконом, Колин думал, чем бы вывести сестру из ступора.
Придётся рассказать её сказку. А какую? Хм-м… Ну, наверное, такую, чтоб вселяла оптимизм. И желание жить! А вот тут – два раза «хм-м»! Он и сам не слишком оптимистично настроен сейчас. Но ради сестры постараться надо!
Отковыривая небольшие кусочки мяса, и привычно кормя сестру с ложки, он решился:
– Знаешь, Сарочка, жил-был в старые-стародавние времена один король. И долго у них с женой не было детей. Но потом вдруг родилась у них дочка! И такая она была хорошенькая, беленькая, и весёлая, что назвали они её Белоснежкой! Но после родов королева заболела, и умерла! И остался король один. И чтобы было кому воспитывать его дочь, решил он жениться во второй раз. А новая жена ему попалась красивая. Но очень хитрая и коварная! И очень любящая… Только себя! И вместо того, чтоб воспитывать падчерицу, она только и занималась, что своей внешностью! И постоянно гляделась в своё волшебное зеркальце!
По мере того, как он, стараясь говорить медленно и успокаивающе, рассказывал, отстранённое выражение на личике механически жующей сестры сменилось. Если не заинтересованностью, то хотя бы – пониманием. И между двумя ложками она даже умудрилась спросить:
– Это – как наша мама, что ли?
– Да нет, Сарочка, что ты! Наша мама вовсе не злая. А вот новая королева была реально – злая! И самовлюблённая! И постоянно говорила своему зеркальцу: «Свет мой зеркальце, скажи! Да всю правду доложи! Я ль на свете всех милее, всех румяней, и белее?»
– Ну точно. Как мама. Она всегда глядела в своё большое трюмо. И вертелась перед ним по часу. Всё что-то мерила. И красила лицо.
– Но наша мама же ничего не говорила при этом!
– А вот и нет. Я сама сколько раз слышала! Она говорила, что самая красивая, и это, как это… Абаятельная. И сиксапильская.
– Во-первых – «обаятельная». А во-вторых – наша мама была очень хорошей мамой. Нашей родной! И нас любила! Вот, послушай, что дальше сделала эта королева, когда зеркальце ей сказало, что молодая принцесса выросла, и стала красивей её!..
Сказку Колин рассказал за примерно полчаса. За это время Сарочка съела почти треть объёма банки. Колин доел остальное, чашку ещё и вытерев насухо куском той же туалетной бумаги – им вовсе не нужно, чтоб остатки пищи загнили, и испортили содержимое последующих банок.
[left]Сарочка заявила, что снова хочет «пи-пи». Колин повёл её в дальний угол, с огромным трудом наступая на болящую ногу. Заодно выкинул пустую банку – к предыдущей. Мусор лучше складывать не как попало, а – в одном определённом