Ну, конечно, творчество то самое благо, которое «объемлет нашу жизнь» и является «выражением глубочайшего ее существа». Ведь человек не может не творить. Он обречен на творчество.
«Ясно, что высшее, абсолютное благо, наполняющее нашу жизнь, само должно быть вечным, - продолжает Франк. - Вечным, незыблемо в себе утвержденным, возвышающимся над временной неустойчивостью должно быть, прежде всего, то абсолютное благо, служением которому осмысливается наша жизнь».
Ну да, творчество вечно, в себе утверждено и возвышается над временем, хотя бы уже потому, что время существует благодаря творчеству энергии Вселенной. Прекращение творческого процесса жизни означает наступление вечного «ничто».
«Не будучи самоцелью, моя жизнь в своих последних глубинах должна не только стремиться к благу, не только пользоваться им, но быть слитой с ним, быть им самим. Бесконечно превышая мою ограниченную эмпирическую личность и краткое временное течение ее жизни, будучи вечным, всеобъемлющим и всеозаряющим началом, оно должно вместе с тем принадлежать мне; и я должен обладать им, а не только к нему стремиться или прикасаться. Следовательно, в ином смысле, оно должно быть, как уже сказано, тождественным с моей жизнью, с ее последней глубиной и сущностью. Живое благо, или благо как жизнь, должно быть вечной жизнью, и эта вечная жизнь должна быть моей личной жизнью. Моя жизнь может быть осмыслена, только если она обладает вечностью».
Я бы сказал, что Франк здесь прямо говорит об искусстве, плоды которого вполне могут подарить личности вечность. Впрочем, вечность тоже весьма условное и относительное понятие. Да и, вообще, вечность существует только здесь и сейчас. В бесконечном удалении от реальной действительности время тождественно ничто, и потому, на самом деле, не имеет смысла. Ведь мы не можем рассматривать бесконечное существование как цель, ибо не знаем, насколько будет достоин вечности грядущий мир. В виду этого, цветок у дороги для нас значительно большее благо, чем вечность.
«Конкретный пример, такого «живого» блага мы имеем в лице любви… - поясняет Франк. - Любовь есть такое преодоление нашей корыстной личной жизни, которое именно и дарует нам блаженную полноту подлинной жизни и тем осмысляет нашу жизнь. Понятия «объективного» и «субъективного» блага здесь равно недостаточны, чтобы выразить благо любви, оно выше того и другого: оно есть благо жизни через преодоление самой противоположности между «моим» и «чужим», субъективным и объективным».
Ну, тут и комментировать нечего. Любовь, конечно, «живое благо» «подлинной жизни». И она не мыслима без творчества, где любовь, кстати, является его основным критерием.
Интересен также следующий тезис Франка:
«Мы лишь тогда подлинно обладаем «осмысленной жизнью», когда не мы, как-то со стороны, по собственной нашей человеческой инициативе и нашими собственными усилиями, «сознаем» ее, а когда она сама сознает себя в нас… Это благо, следовательно, не только должно объективно быть истинным и не только восприниматься мною как истинное, но оно само должно быть самой Истиной, самим озаряющим меня светом знания».
Не так ли происходит с подлинным искусством, когда через него мы познаем и внешний мир, и себя?
11.
Как видите, в своих рассуждениях Франк все больше уходит от рациональных представлений о смысле жизни. И, кажется, что те условия, при которых, по его мнению, смысл жизни возможен и проявляется, обнаруживают его в творчестве. Однако Франк вдруг говорит:
«И теперь мы можем подвести краткий итог нашим размышлениям. Для того чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия: существование Бога и наша собственная причастность ему, достижимость для нас жизни в Боге или божественной жизни».
Согласитесь, после наших комментариев к условиям Франка это звучит неожиданно и странно. Мало того, что человечество не имеет строгих доказательств существования Бога, так еще его представляют по-разному. Каждое религиозное учение выдвигает свою версию Бога и его взаимоотношений с человеком. Даже философы не смогли прийти единому мнению о Боге и его роли в земной жизни. Что же тогда можно говорить о «жизни в Боге» или «божественной жизни»?
Очевидно, понимая это, Франк берется разрешить столь справедливые недоумения. И он принимается доказывать, что при отсутствии Бога, жизнь не может иметь смысл:
«Что жизнь, как она фактически есть, бессмысленна, что она ни в малейшей мере не удовлетворяет условиям, при которых ее можно было бы признать имеющей смысл, – это есть истина, в которой нас все убеждает: и личный опыт, и непосредственные наблюдения над жизнью, и историческое познание судьбы человечества, и естественнонаучное познание мирового устройства и мировой эволюции».
Однако, помниться, Франк что-то говорил о мечтах по переустройству и улучшению мира, предполагая в этом смысл жизни и путь к усовершенствованию человека. Но и тут нас поджидает волна его разочарования.
«Мы со всех сторон связаны, окованы силами необходимости, - свидетельствует Франк, доказывая неспособность человека противостоять природе. - Мы телесны и потому подчинены всем слепым, механическим законам мировой материи… Ничтожная бацилла туберкулеза может прекратить жизнь гения… Все мы – рабы слепой судьбы, слепых ее сил вне нас и в нас. А раб, как мы уже знаем, не может иметь осмысленной жизни».
Притом Франк вдруг разоблачает и саму идею улучшения мира:
«Для того чтобы индивидуальная жизнь имела смысл, нужно, чтобы имела смысл и жизнь общечеловеческая, чтобы история человечества была связным и осмысленным процессом, в котором достигается какая-либо великая общая и бесспорно ценная цель. Но и здесь, при беспристрастном рассмотрении эмпирического хода вещей, нас ждет новое разочарование, новое препятствие для возможности обрести смысл жизни… Человечество в своей эмпирической исторической жизни совсем не движется «вперед». Поскольку мы мним обосновать нашу жизнь на служение общественному благу, мы должны с мужественной трезвостью признать, что мировая история совсем не есть приближение к этой цели. Даже сохранение уже достигнутых ценностей для него оказывается невозможным. Где ныне эллинская мудрость и красота? Кто из нынешних мудрецов может достигнуть своей мыслью тех духовных высот, на которых свободно витала мысль Платона или Плотина? Можем ли мы надеяться на возрождение в мире тех недосягаемых образцов глубокой и ясной религиозной веры, которую являли христианские мученики и исповедники первых веков нашей эры? Где теперь богатство индивидуальностей, цветущая полнота и многообразие жизни средневековья? Поистине, надо очень твердо веровать в абсолютную ценность внешних технических усовершенствований – аэропланов и беспроволочных телеграфов, дальнобойных орудий и удушливых газов, крахмальных воротничков и ватерклозетов, – чтобы разделять веру в непрерывное совершенствование жизни. И самый прогресс эмпирической науки – во многом благодетельный – не искупается ли он с избытком той духовной слепотой, тем небрежением к абсолютным ценностям?»
По-моему, наш Шекспир здесь слишком сгущает краски. И это понятно. Ведь он пытается доказать бессмысленность и тщетность усилий человечества по улучшению мира. Но мы-то, люди нынешнего времени, прекрасно видим, что труды человечества не были так уж напрасны и бессмысленны. Научно-технический прогресс необычайно расширил наши возможности и освободил нас от многих зависимостей. Другое дело, что за все эти блага цивилизации человечество заплатило и платит большую цену. Наряду с множеством насущных проблем, к издержкам прогресса можно отнести и процессы нравственной деградации современного человека. Однако, у нас нет оснований обвинить в бездуховности всех людей и все общество. Притом сами эти понятия, духовность и нравственность, на мой взгляд, недостаточно ясны, чтобы можно было сравнивать по этим показателям людей прошлых эпох с нашими современниками. А главное, даже если нынешнее человечество уступает в духовности прежним поколениям людей, то это вовсе не значит, будто человек уже никогда не станет лучше, и что нет смысла создавать условия для его восхождения к высотам гуманизма.
Впрочем, меня больше заинтересовала ссылка Франка на образцы культуры прежних эпох. Утрату этих ценностей Франк считает доказательством бессмысленности достижений человечества. Но на самом деле это показывает, что во все века смысл жизни определялся творчеством с его неповторимыми феноменами. И, между прочим, не все они канули в лету. Многие образцы прошлого получили свое продолжение в нашем времени. Например, читая нашего Шекспира философии, мы запросто можем ответить на его вопрос: «Кто из нынешних мудрецов может достигнуть своей мыслью тех духовных высот, на которых свободно витала мысль Платона или Плотина?»
12.
После того как Франк жестко разделался с идеей переустройства мира, мы вправе ожидать, что он наконец-то представит нам свой образ «абсолютного блага», в котором одном возможен смысл жизни. Но не стоит забывать, что мы имеем дело с Шекспиром философии. И мы вдруг читаем:
«Мы видели условия достижимости смысла жизни: существование Бога как абсолютного Блага, и возможность человека приобщиться к этой божественной жизни, ею всецело заполнить свою собственную жизнь. Но мир не есть Бог и его жизнь – не божественная жизнь… В мире царит смерть, он полон тьмы и слепоты. И если таков мир – вправе ли мы от него, по крайней мере, умозаключать о существовании Бога?.. Рассматривая мир как он есть, мы неизбежно приходим к дилемме. Одно из двух: или Бога совсем нет, и мир есть творение бессмысленной слепой силы, или же Бог, как всеблагое и всеведущее существо, есть, но тогда он не всемогущ и не есть Творец и единодержавный Промыслитель мира… Но и в том, и в другом случае – и если Бога нет, и если Он не в силах нам помочь и нас спасти от мирового зла и бессмыслия – наша жизнь одинаково бессмысленна».
Вот и скажите, насколько очередная волна соображений Франка приблизила нас к тверди доказательного решения вопроса?
13.
Впрочем, не будем забывать, что мы имеем дело с Шекспиром любомудрия.
И вот он уже поднимет очередную волну:
[justify] «Мы не можем удовлетвориться утверждением всеобщей бессмысленности жизни, не можем уже потому, что оно заключает в себе
