И без того узкие глаза его превратились в щелочки:
– Ах вон оно что… Ага, ага… Мыслю, некую дверцу отыскали-таки да каким-то образом замок отперли – верно?
– Наполовину верно, мастер-наставник: никакого замка на ней не было, только засов.
– Ай-яй-яй, – протянул Аксак в изрядном сокрушении и даже покачал головой. – Как же это я не досмотрел? Сыщу виновного, беспременно сыщу. Ну и что там внизу?
Кирилл машинально оглянулся на Держана. Восприняв это, как руководство к действию, княжич вскинул подбородок, выпятил живот и браво отрапортовал:
– Так что оно, которое внизу, – так называемый низ, значится, – в самом деле там, внизу, и пребывает, а такоже наличествует и имеет место быть!
Максим с Вигарем в подтверждение закивали с большим усердием – очевидно, чтобы развеять даже малейшие возможные сомнения мастера-наставника в справедливости изложенных сведений.
– Всё понятно.
Аксак махнул рукой, повернулся и добавил, как показалось некоторым, зловеще:
– Сейчас поснедаете – и на занятия, а поговорим обо всем вечером. Трогай, лихая квадрига.
Означенная квадрига послушно и понуро поплелась следом за мастером-наставником. Максим боязливым шепотом пророчил новое погребное заточение или еще что похуже. Что именно похуже – всем остальным представлялось с большим трудом: изобретательные Аксаковы наказания вкупе с каверзами давно исчерпались, а какие-то из них пошли уже по третьему кругу. Погреб был последним нежданчиком. Вигарь сочувственно вздыхал, но больше для поддержки разговора или по привычке.
Наступил вечер, однако ни одно из Максимовых пророчеств так и не сбылось. Состоялись всего лишь обычные посиделки у печи на сон грядущий.
Любовно сложив под рукой поленья в виде высокой башенки да придирчиво подровняв ее, Аксак с навычной чинностью опустился на свой персональный столец – «горнее место», как давно и ехидно определил его Кирилл. Юнаки столь же благочинно и сноровисто загремели лавками, сдвигая их вокруг печи и самого мастера-наставника наподобие раскоряченной буквы «П». Затем последовал ритуальный пролог: Аксак неспешно препроводил в печной зев одну за другой первую четверку звонких сосновых чурочек, предварительно сдувши с каждой древесный сор. Удовлетворенно откинулся назад, ухватившись за колено сплетенными пальцами, и прищурился на огонь.
– Юнак Ягдар, – позвал он негромко.
– Да, мастер-наставник, – откликнулся Кирилл.
– А ведь я знал, что в том поросячьем заговоре ты замешан не был. Что скажешь?
– И я знал, что вы это знаете, мастер-наставник.
– Прав был Ворон, – пробормотал Аксак. – Как всегда, прав.
Он кивнул в лад каким-то своим соображениям и прибавил размыслительно:
– Electa una via, non datur recursus ad alteram.
– Мастер-наставник! – подал голос Максим. – Вот кстати: давно уж хотел вопросить вас, да всё не решался, и иные такоже хотели, да тоже не решались, потому как праздное любопытство вы отнюдь не похваляете…
– Ну же, ну же! – поощрил Аксак. – Не многословь, начинай вопрошать. Обещаю голов не рубить – ни тебе, ни иным.
– Ага, ага. Ой… Простите, мастер-наставник, – это у меня нечаянно вышло, честное слово!
Аксак всем своим видом показывал, что всего-навсего терпеливо ожидает продолжения.
– Э… Так вот. Отчего вы, мастер-наставник, любите уснащать свои речи латиною? И еще раз простите – мало ли что.
– Да запросто прощу. Я-то уж подумал: вот сейчас спросишь – так спросишь. Ладно, оставим это. Довелось мне некогда побывать в полоне новоримском. Там и языку обучился как смог, и всяческой латинской премудрости по верхам нахватался.
Максим закивал. Закивали и другие, почему-то с радостным облегчением.
– А что вы там делали, мастер-наставник? Ну в полоне этом самом.
– Что в полоне делают? Вначале во темнице сидел, как и вы давеча. Чуть подоле, чем четыре лета.
– А потом?
– А потом не сидел. Еще примерно столько же. Уже снаружи разнообразными трудами полезными занимался, покамест не выкупили.
– Кто же выкупил-то, мастер-наставник?
– Да вот сыскался добрый человек. Некий Nobilis Paulus, по-славенски – благородный Паулус либо просто Павел, спасибо ему. Вам это имя все равно ничего не скажет. Теперь ты мне ответь: в подземелье далеко ли забрались? Почто переглядываетесь – никак, врать наладились?
– Что вы, мастер-наставник, как можно! До осьмистенной комнаты большущей дошли (Аксак при этом непонятно хмыкнул), там огляделись малость, нечаянно огня лишились, да слава Богу, полудесятник Ягдар назад вывел.
Аксак бросил на Кирилла цепкий взгляд:
– Ишь ты! И каким образом?
– Наощупь, мастер-наставник.
– Ага, ага. Как же иначе-то.
– Мастер наставник! Юнак Вигарь. А отчего это там время не привычным ходом идет, а ползет, будто улита? – он подумал, пошевелил пальцами, что-то прикидывая: – То есть, наоборот, вскачь несется… Или как же это выходит? Сейчас, сейчас… Ох, что-то запутался я вконец. Одним словом, оно внутри столбов тех, да и вообще внизу какое-то совсем иное, будто бы наизнанку вывернутое, что ль. Да, вот так, пожалуй. Или не так…
Аксак, насколько было возможно, округлил свои раскосые глаза:
– Однако! Это ты, брат, у самого времени спроси. Либо у Владыки его. Кто время создал, а? То-то.
Кирилл поколебался и сказал:
– Мастер-наставник, слыхал я предание, что где-то есть подземье, в котором издревле святыня некая хранится, и стерегут ее неусыпно витязи незримые. А святыня та собою-де всю Славену Великую держит.
– И я слыхал о таком же, мастер-наставник.
– И я такоже.
– И я. У нас на Планине старики бают, что где-то в сей местности святыня та сокрыта. А правда ли то?
– Мне ли такое ведать? – Аксак пожал плечами и перевел на Кирилла странный немигающий взгляд:
– Верно говорю, княже?
Глава VII
А в это же время Велко обстоятельно осматривал с головы до пят отца Варнаву. Удовлетворившись обзором и с одобрением хмыкнув, широко повел рукою в степенном поклоне:
- Ну, стало быть, здравия и долголетия тебе, батюшко! Ты тут, я так разумею, самый нáбольший будешь, что ли?
- Да пожалуй, что так. Игумен Варнава, настоятель Преображенского ставропигиального монастыря. Отец Власий, а ты куда?
- Туда да обратно. Велко, отца игумена вопросами не изводить. Будет с тебя и меня одного. Хе-хе... Обещаешь?
Не дожидаясь ответа, архимандрит проворно скрылся за дверью.
- Вестимо дело, обещаю, - с солидностью проговорил Велко ему вослед и тут же спросил: - А что такое "старвопи..." Не, "став... ро... пиги... альный"?
- Сие означает, говоря попросту, что подвластен монастырь наш только самому Патриарху Дороградскому и всея Славены. А больше никому иному. Великим Князем Александром дарованы подобным обителям права и обязанности по надзору за жизнью церковной и духовенством. Дабы соответствовали Заповедям Христовым. Разумеешь?
- Ага, разумею, батюшко: а то видывал я иной раз ваших попов - ну сущие клопы-кровопивцы... Охти, батюшко игумен! - спохватился он. - Наверное, не можно при тебе такого говорить, хоть и правда это.
- Успели мне поведать, что ты смышлен изрядно. Расскажешь потом подробно, где именно видывал таковых. Добро?
- Ага. Ты только не забудь напомнить, когда неспехом да особно о том послушать пожелаешь, окажи милость. А коли уж тебе обо мне поведали, то я сразу вот что скажу: ты меня не боись, я с тобою каверзы свои проделывать не стану. И не оттого, что батюшка Власий строго-настрого воспретил - и брови-то при том хмурил, и ногами топал, и посохом своим едва не тюкал. Я и сам не буду - не хочу. А батюшка Власий, хоть и сильно желает строгим казаться, глянулся мне крепко. А теперь вот и ты глянулся, батюшко настоятель отец игумен, и монастырь твой став... ро... Ну, ты и сам знаешь, какой он там у тебя.
Отец Варнава склонил голову, пряча улыбку:
- Спаси Господи, отроче, за добрые слова.
Велко кивнул в ответ, великодушно взмахнул рукой:
- Да ладно, чо уж там. Нешто мне трудно добрые слова произнесть, коли ты их стóишь. Да вправду стоишь, чего ж тут отнекиваться-то! Слышь, батюшко игумен, а вот ежели я покрещусь да к вам, православным, и перейду - что скажешь на это?
- Скажу, что желание сие - благое. Если оно, к тому же, ближним часом не исчезнет.
- Да уж не исчезнет, - покровительственно усмехнулся Велко. - Тут смело положись на меня: коли я чего в крепкий сурьёз пожелаю, завсегда по-моему выходит. Так-то, батюшко игумен!
Вспомнив о чем-то, без перехода спросил с большим любопытством и надеждой:
- А еще вот чего: истинно имя мне тоже дадут? Ну, когда покрещусь? Батюшка Власий сказывал, что в таких разах кажинному беспременно дают (отец Варнава опоздал с ответом: спроворился всего лишь открыть рот да кивнуть). А еще, слыхал я, истинно имя такоже тайным зовется. Только какое же оно тайное, ежели всяк его очень даже запросто прознать может?
Отец Варнава небольшой паузой проверил, действительно ли он успеет ответить в этот раз:
- Хм... Во-первых, правильнее не тайное, а таинное, Велко.
- Да какая ж разница-то, батюшко игумен?
- Огромная. Есть тайны, людьми созданные и ими же друг от друга скрываемые. А есть в мире и иные. Таины. Положи на ладонь букашку малую да рассмотри хорошенько - вот она, вся пред тобою. Ничего не сокрыто. Да только многое ли ты понял в ее устроении? Стало быть, для тебя она по-прежнему остается непостижимою, таинною. То же и с христианским именем таинным, по-иному - истинным. А зовется оно таковым не потому, что, дескать, всамделишное, а оттого, что принявший его отныне приобщен к Истине. Истинные же