такое.
— А где ваши поляницы? — поинтересовались девчонки.
— Ну, так это, на своей заставушке сидят, нас к себе не пущают.
— Во-о-он там они, за Чертовым пригорком живут. А с нами токо бьются и махаются, ежели близехонько проезжают.
— С мужицким родом не знаются, гордыя!
Дети вглядывались в тот пригорок: нет, не видать отсюда бабьего поселения. Но так как у сестренок мать, как грибами, поросла былинами, то Алиса уже знала кое-что. Она сощурилась и многозначительно произнесла:
— А почему в наших книжках половина из вас женились на бывших поляницах?
Мужики хмыкнули, крякнули, почесали репы, развели руками: не знаем, мол.
— Зато я знаю, — буркнула младшенькая. — Цветы в лапы и вперед! Тоже мне, ухажеры!
— В руки, — поправила ее старшая.
— Во-во, в руки. Как маленькие, ей-богу!
— Ну, слава Ладе, супруге Сварога, — выдохнули богатыри. — И что, помогут нам жениться цветы эти?
Алиса внимательно оглядела двор:
— Не помогут. Надо поляниц мясом задабривать, а также блинами, пирогами и творогом.
— У-у, пробовали, не берут! У них и своего добра хватает.
— И от кольчужных изделий напрочь отказываются!
Алиса вспомнила, что дамы любят украшения, но в памяти тут же всплыли сундуки с самоцветами Чуди белоглазой. Ее затошнило, и она промолчала о бриллиантах там всяких.
Диана же припомнила, из каких огромных безобразных чашек, сделанных на скорую руку, кормили ее былинники, и ее тоже затошнило (а может, как веганку, молока напившуюся), но она твердо сказала:
— Женщины любят роскошную посуду.
— Ах да, — сообразила Алиса. — Ну, такие чашки, кружки узорчатые, блюдца ажурные, бокалы хрустальные, кастрюльки сердцу милые. Наши тетеньки аж пищат, когда в магазинах фужеры рассматривают.
Зачесали лбы дуралеи-вояки, задумались:
— Про хрусталь нам не ведомо.
— Но красивую посудину выковать сможем!
— Смогем, смогем!
И убежали богатыри в кузницу — отливать да чеканить медные чаши, гравировать узоры на серебряных кубках, котелках, ножах и ложках. Уж больно они жениться хотели!
Но не все убежали, семь спасителей остались развлекать боярышень, байки баить да на гусельках яровчатых играть.
— А передайте вы, милашки, нашей несчастной Сказочнице новые истории. Как прозреет, пусть их в амбарную книгу и запишет.
— В летопись.
— В рукопись.
— Мы их сами придумываем. Правда, правда!
И завели они свой первый сказ:
О ТОМ, КАК БОГАТЫРИ ЗА СЧАСТЬЕМ В БОЛОТО ХОДИЛИ.
— А на что нам, богатырям, счастье далось?
Едем туды-сюды, бьемся
и без него не сдаемся!
— Не, о счастье мы ничего не слыхали.
Поехали что ли, его поискали?
— Сказали искать, значит, надо.
— Найдем, нам же будет награда!
Собрались, отправились в путь:
по полям, по лесам прут, не продохнуть!
Лешего встретили, видели и русалку,
Мамая еще раз убили, не жалко!
А про счастье слухи не ходят.
Богатыри по болотам бродят.
Наткнулись на водяного:
— Где счастье зарыто? «В броде!»
Ну, в броде, так в броде —
полезли в болото.
Вот дуракам охота!
Увязли в трясине, стоят,
по сторонам глядят:
не квакает ли поблизости счастье?
К ним цапля носатая: «Здрасте,
знаю я вашу беду,
увязли по самую бороду!
Кто же спасет вас теперя?»
— Слетай, Цаплюшка, позови Емелю!
Цапля покладистой оказалась,
долго не пререкалась,
а в путь отправилась за Емелей.
Летала она две недели.
Это время Богатырям показалась адом!
Погибли б с таким раскладом,
да Емеля парень отзывчивый,
(он лишь к печи прилипчивый)
доехал на печке к болоту быстро
и вытащил сталкеров коромыслом.
— Вот это счастье! — богатыри вздохнули,
когда от грязей лечебных отдохнули.
— Да, да, и народу поведаем,
где счастье сидит, кем обедает, —
поскакали добрые витязи дальше.
А цапля крылами машет
и курлычет тревожно:
«Спасать дураков разве можно?»
Глава 14. У богатыря без зазнобы жизни нет
Заскучали богатыри, пригорюнились. Алиса с Дианой уже спали сладким сном, посапывали, как птенчики малые. Отнесли витязи их на перины белые и тихонечко вышли во двор — мечтать о чем-то своем, небывалом, несбыточном. Тимофей же, наоборот, выспался, переварил всё, что напихал в свое брюхо и ползком пополз подслушивать богатырские разговоры. Вскоре ему стало понятно, что мужланам срочно понадобились жены да детки малые, и они даже подарки приготовили невестушкам по совету хозяйственной Алисы и любительницы всего прекрасного Дианы. Ворон сморщил скудный лобик и разворчался: «Ой, ну что ты! Нунь обдетиниться былинным приспичило. А то! Кто же будет воевать после их смертушки-коловертушки? Хотя...»
Чернь крылатая никогда не видела поляниц вблизи. Только понаслышке о них и знала.
«Любопытно было бы взглянуть на воинственных баб!» — подумал ворон.
А вслух промолвил:
— Эх, хлопчики-сотрапезники, как к девам ратным соберетесь, возьмите-ка вы с собой моих сиротинушек. Давать советы они мастерицы, вот пущай дипломатами между двумя враждующими сторонами и выступят. Оно ведь знаете как: девка девку всегда поймет!
— Шо? — опешили вояки.
— Я говорю, возьмите нас с собой к зазнобушкам в качестве переговорщиков.
— Чё?
— Ну, типа сватов. Чего тут непонятного?
— А-а! — дурьи головы поняли наконец ход мыслей мудрого ворона и согласились. — Возьмем, отчего ж не взять.
— Угу, — махнула клювом птичка и полетела осматривать богатырскую заставу.
— А не крылатый ли это шпион бабы Яги? — задумался Святогор.
— Плевать, — отмахнулся Василий Буслаев. — Яга у нас где сидит?
— Где?
— В моем могучем кулаке!
— Ну да, ну да, — согласились дружинники. — Нам Яга, что мышь писклявая. Возьмем с собой детушек.
— Значит, так тому и быть! — поднялся Чурило Пленкович. — А теперь айда спать.
Разбрелись воины по своим теремам, по темным горницам, завалились, кто на лавку, кто на полати, а кто поумнее, тот на кровать. И задрожала сыра земля от храпа богатырского! Тимофей аж с дозорной башни свалился:
— И какие жены с этими увальнями уживутся?
— С такими же, как они сами! — фыркнули лошадки в стойле и захрапели ничуть не слабее своих хозяев.
*
Взошло красно солнышко, и петухи Микулы Селяновича залились крикливыми, кичливыми голосами, не оставив ни единого шанса дрыхнуть всем тварям дрожащим на сто миль вокруг. Им завторили петухи из-за Чертова пригорка, из заставушки поляниц. Заулыбалось красно солнышко, кинуло яркие лучи в спаленку гостьюшек заморских. Вытаращила глаза Алисонька, вытаращила глаза Дианочка. Закрыли они белыми ручками свои ушки малые:
— Невыносимо слушать!
— Похоже на кукареканье петухов.
— Динозавры это. Куры так не поют.
Упали со страху и курочки с насестов — проснулись, значит. Петюни успокоились. Продрали очи ясные все витязи ратные. Побежали в баньку, потом за столы с яствами и на строевую подготовку... Ан нет. Солеными огурчиками с румяной картошечкой сахалинок угощают да льстят и челобитничают:
— Гой еси вы, девы красные! Соблаговолите нас спровадить к поляницам удалым в качестве дипмиссии, а ежели попроще, то будьте нашими сватушками.
— Сватами, то есть свахами.
— Сосватайте, то бишь нас. У вас речи умные. А баба бабу завсегда поймет.
Тимофей слетел с частокола, откуда он осматривал местность, залетел в оконце и уселся на буйну голову Алисе:
— Соглашайтесь. Прошвырнемся туда-сюда, на женщин-воинов посмотрим.
Буйной голове такая идея вовсе не понравилась:
— Нам спешить надо, Сказочница ждет, слезами утирается.
— Успеете поспешать, обернемся пуще ветра, — положил конец размусоливанию Дунай Иванович. — А как подсобите нам, так и отвезем вас быстрее стрелы каленой к вашей Сказочнице!
— К нашей общей Сказочнице, — поправила его Диана. — Это шантаж?
Богатыри утвердительно кивнули подбородками, схватили в охапку дочек, а также изделия кованые — подношения невестам. Вскочили на коней резвых и поскакали. В караульщиках оставили лишь Балдака Борисьевича от роду семилетнего. Мол, мал еще, рановато ему женихаться.
А как поскакали, только пыль столбом встала, да голосили козы не доеные.
— Балдак и подоит, — надеялись.
— Меня забыли! — хлопал крыльями черный друже, догоняя войско.
*
Чертовую сопку в два счета обогнули и приехали. Застава поляниц почти ничем не отличалась от заставы богатырей. Ну, забор размалеван да цветаст, ну, скатерти на столах, занавесочки на окнах вышиванные. А так всё то же самое. Даже и описывать не будем. Время, как говорится, дорого: Сказочница ждет, рыдает слепошарая.
«Туки-туки» постучались женихи в деревянные ворота, которые нашим девочкам показались выше неба. Тишина. И тут с караульной вышки раздался голос-гром:
— То не рысь пробегала, рыкнула; не лиса проскакала, тявкнула; не медведь прокосолапил, взревел; а то тридцать пять козявочек к стенам наших прилепились, а в наездничках у них муравьишечки.
— Ты другим стихами песни пой, коровка божия! — закричал на нее гусельник Садко, за обидушку да за злобушку пробрали его речи насмешливые поляницы удалой. — Открывай ворота, а то выломаем.
— Кто же так женихается? — засмеялась Динка.
— Тс-с... — зашипела Алиса на великовозрастного дурня. — Вы отъедьте подальше, поклонитесь низко и скажите, что приехали в гости с подарками.
Скривили богатыри губы сальные, сжали скулы злые, но сделали, как велела молодая сваха. Отъехали они на сто аршин, слезли с бурушек, поклонились низко-низко и заговорили сладко-сладко:
— Гой еси, поляницы удалые! Встречайте добрых витязей расстегаями да супом гречишным. Мы явились к вам не с пустыми руками, а с приданым — с посудой резной, узорчатой, краше на всём белом свете нету.
Заинтересовалась с вышки-башенки поляница, высунула свой шелом наружу:
— А для кого приданое это?
— Для вас. Надумаете замуж выходить за кого, так и будет с чем к молодым мужьям в дом идтить.
— Замуж?
— Замуж. А чё тут такого?
— А за кого замуж?
— Ну не знаем. За кого захотите.
— Вы что ли женихи?
— Ну, может и мы. А чем плохи-то?
Залился шелом пляницы звонким хохотом и исчез. Ждали богатыри долго. День. Два. Три. Стучались, скреблись в дубовые двери оборонные; припасы, с собой прихваченные съедали, да новые сказки нашим деткам рассказывали:
БОГАТЫРЬ И СИЛА СИЛЬНАЯ.
— Ты покуда, воин, скачешь?
— Покуда умом не тронулся.
— А куда путь держишь, не скажешь?
— На Кудыкину гору.
— Понятно.
— Понятно, так и проваливай!
— А ты меня идти с собой не отговаривай.
— Вот черт чумной привязался!
— Ты, рыцарь, сам в любви мне признался.
— Когда ж это было?
— Сам сказал: хочу, чтоб сила меня любила.
Вот я и есть твоя Сила могучая!
— Что за зараза скрипучая
за мной увязалась?
Хочу, чтоб ты отвязалась!
Как сказал, так и стало:
Сила сильная от него отстала.
Стало плохо герою сразу,
пошел искать на себе заразу,
лопнул блоху, две.
— Всё не то! Что за тяжесть во мне?
Развернулся, домой поскакал.
Забыл куда и скакал.
А дома жена с пирогами,
тесть с ремнем да теща с блинами.
Хорошо! Да так хорошо, что больно.
Не думал воин о воле вольной
больше никогда в жизни,
Кудыкину гору не поминал,
он и так всё на свете знал.
А силищи лишней нам отродясь не надо,
нам со своей нет сладу!
Вздохнули богатыри еще раз да и размечтались о женах с пирогами. А солнце хмурится, к закату клонится. Разморило нашу братию. Хотели уж было прилечь, но тут высунулись из-за
