Окно близкого контакта пятой степени

Уилсона, роман с философской нотой Айрис Мердок, роман-притча Уильяма Голдинга не сравнится с романом наших писателей, Достоевского и Толстого. Хотя и к ним у меня, как читателя, есть масса вопросов и замечаний, например, к автору такого хитроумного персонажа, как «человек из подполья», вроде наследника «хромого беса». 
        - Но где же Кафка? – спросил Игнат
        - Я не любитель австрийских аттракционов. Еще вспомните Витгенштейна для полноты картины. Вы его случайно не знаете?
        - Знаю.
        - Откуда?
        - Неужели вы не помните? Когда вы задали задание прочитать философский трактат, то Игнаша понял вас буквально и из всей философской литературы выбрал именно этот трактат, - призналась Марьяна за Игната.
        - И что вы поняли из чтения трактата Витгенштейна? – спросил учитель.
        - Я понял, что такое философия.
        - И что она такое?
        - Философия – это работа над языком. Нужно работать над языком до тех пор, пока не поймешь, что ничто не понятно. До такой работы ты этого не понимал, и думал, что понимаешь то, что говоришь, а после понял, что ошибался. И поэтому перестал говорить на тему понимания.
        - Знаете, Василий Иванович, я недавно закончила читать роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Он произвел на меня такое сильное впечатление, что я теперь часто представляю себя Маргаритой. Сегодня я вообразила, что попала на бал сатаны.
        - Ну, ты, Лариска, и ведьма. На бале сатаны Маргарита танцует голая, -  объявила Марьяна.
        - Ну, тебя, Марьяна.
        - Ребята, я узнаю от вас с каждым днем что-то новое, что удивляет меня. Как можно грезить этим, позвольте мне сказать, романом-пародией на серьезную, трагическую поэму «Фауст»? Я пробовал читать Булгакова, но у меня эта затея так и не получила своего развития, и я не дочитал его роман до конца. И слава богу. Поделом этому адвокату дьявола за то, что он согласился написать евангелие по заказу Воланда, этого Мефистофеля Булгакова. Писатель изобразил дьявола в образе Воланда. Это его творение. Бог не творил дьявола. Булгаков его сотворил. И творение покорило своего творца, которому он принес себя в жертву, как писателя в образе Мастера. Ему же он отдал и любовь Мастера, Маргариту. Мастер и Маргарита. Кто соприсутствует героям его произведения? Бог? Нет, его противник, дьявол. Ему служат герои романа. Это очень темный роман. В нем не смысла. Отсутствие смысла рождает чудовищ больного воображения автора, образ которого в романе сходит с ума, когда пишет роман. Это не могло не случиться. Всему виной связь с дьяволом, она лишена смысла. Здесь впору говорить о том, что там, где не смысла, смыслом становится бессмыслица.
        В этом смысле роман «Матер и Маргарита» является картиной, символом всей советской литературы, в которой нет никакого смысла, за исключением абсурдной коммунистической идеологии. В ней все, что не говорится, следует понимать прямо в противоположном смысле, обессмысливая само высказывание. Например, в реальности не пролетариат - могильщик капиталиста, а, напротив, капиталист - могильщик пролетариата.
        - Можно вопрос? – перебила его рассуждение Анастасия.
        - Конечно, можно, только потом, после моего ответа на ваш вопрос, напомните мне, на чем я остановился. Видите ли, рассуждение, в отличие от размышления, как созерцания мыслей, отвлечено от них, берет их абстрактно; но может потерять их конкретную смысловую связь, акцентируя внимание рассудителя на самом отношении следования как общем, а не на том, что в частности следует, за чем следит мыслитель. Хорошо?
        - Хорошо. Вы, вообще, неодобрительно относитесь к фантастике?
        - Это почему? Совсем нет. Фантастика раскрепощает наше воображение. Но она относится к жанру массовой литературы для определенной возрастной аудитории, то есть, к массе подростков, которые тем и отличаются от взрослых в силу своих переходных психосоматических особенностей «стадным сознанием». Люди с недоразвитым сознанием имеют тенденцию собираться в толпу, в бессознательную массу негативно, агрессивно настроенных организмов. Их сознание угнетает организм массой импульсов, всплеском, взрывом гормонов. Поэтому они ищут им выход. Фантастика предоставляет им выход в неограниченном пространстве возможностей мира или порядка воображения.
        Из всех под-жанров фантастики я предпочитаю «научную фантастику», за неимением философской, по причине того, что наука вносит свой порядок в воображение, ограничивает его разумом, делает его мерным, умеренным и потому понятным уму. Особенно мне нравится та научная фантастика, которая не просто служит наглядной, образной иллюстрацией научных открытий и технических достижений, но и задается вопросом о смысле жизни. Это фантастика Лема, Ефремова, братьев Стругацких и всех прочих фантастов, вроде них, правда, если они еще имеются, в чем я очень сомневаюсь.
        - Почему сомневаетесь?
        - Ели они и есть, то их никто не читает. Да, и те, кто есть, сбились на дешевую симуляцию, которая лучше коммерциализуется из-за низкопробного вкуса массы читателей. Чем больше количества, тем хуже качество товара. Так, что мне нет никакого дела до литературных симулянтов. Сейчас пошел другой читатель. Во-первых, его стало очень мало. Теперь люди не читают книги, теперь они раскрашивают веселые картинки или тупо смотрят в экран гаджета и бессознательно наблюдают за ускоренной сменой картинок в тик-токе. Человек не читает осознанно, он тупо смотрит, но не в себя, а на суету вокруг. Он уже абстрагировался, отвлекся от себя. Теперь его следует увлечь чем угодно, чтобы он не вспомнил, кто он такой и для чего появился на свет естины, как истины.
        Во-вторых, если он и читает, то указатели, инструкции пользователя, что ему следует делать, чтобы правильно, то есть, эффективно, как это сейчас понимают, функционировать, чтобы адекватно адаптироваться к технической, искусственной среде обитания или, в лучшем случае, читает справочную, информационную литературу, чтобы быть в курсе современных инновационных технологий, в моем случае, образовательных технологий манипуляции человеческим сознанием.
        Но вместе с тем, даже к тем, кем я прежде зачитывался, когда сам только читал, а не писал, к указанным друзьям фантастики у меня есть масса вопросов и замечаний. Недостаток умных, то бишь, настоящих мыслей они восполняли избытком избитых, журнальных или научных штампов, изобилием слов, в которых сами же и запутывались, теряя нить повествования. Таковы пресные, бумажные плоды рождения мыслей не мыслителями. Им приходилось пояснять слова другими словами, и в итоге они превращались в описателей самих себя в качестве потока слов. Это «общее (интертекстуальное) место» дилетантов, которые любят писать то, что им влезет в голову, а лезет всякая глупость, но не выходит из нее. Идею дилетантизма распиарил Маркс, как-то додумавшийся до такой глупости: «идеальное (то есть, мысль) -- это материальное, пересаженное в голову и в ней преобразованное». Мысли потому-то и идеальные, что не появляются из материального, но в него обращаются, когда портятся, становятся общим достоянием массы подражателей (имитаторов или пародистов, симулянтов), которые бессовестно их перевирают, чтобы примазаться к избранным и понравиться большинству. 
        Со временем любой дилетант мысли научается переводить пустые фантазии, нищие мыслью, в порожние слова. Так беспорядок воображения находит свое место в символическом порядке слов, придавая буквальное значение, грамматически понятное, личным переживаниям автора. Таким образом неописуемое, неведомое мысли писателя становится описанным его пером и переданным читателю для чтения. И что несчастный читатель вычитывает из текста такого коллективного автора, как братья Стругацкие? В принципе, ничего нового, но только то, что можно ждать от них, от этих самых избранных, только здесь, не богом, а внеземным разумом, что они лучше многих, прогрессивней их в качестве прогрессоров, этаких фантастических Максимов Максимовичей Исаев(ых). Потомков чуть не самого Исы. Но есть еще похлеще оных фантастические персонажи. Это пресловутые странники, селекционеры, списанные с Мичурина и Лысенко, специалисты вселенской евгеники, которые у англо-американских евангелических фантастов зовутся «жнецами». Так вот те собирают урожай, отделяют овен (избранных) от козлищ (званных) и последних скопом жгут, как солому, отправляют в пропасть, пропади они пропадом в этой коммунистической прорве. Такого рода глупость, которую оные братья выдают за свое изобретение, стара, как этот дряхлый мир. Суета сует и все прочее в том же духе, как писал их наимудрейший соплеменник. 
        Чем же славен другой советский фантаст, Иван Ефремов? Своим неподдельным, былинным богатырским мировоззрением.  В его сочинениях мы встречаем человека будущего, который оптимистически смотрит в светлое коммунистическое настоящее (уже идеал не немецкого, а советского, русского порядка) и, несмотря на свое здоровье, не в пример субтильным интеллигентам настоящего, является не каким-нибудь жлобом, а существом, у которого голова работает, как надо, сообразно кодексу строителя коммунизма. Оказывается, строить коммунизм, как и учиться, нужно всю жизнь, которая остается новым поколениям.
        Только один Станислав Лем относится к себе, невзирая на всю свою русофобию, критически, сомневаясь в нравственной состоятельности своего душевного состояния. Но и он имеет слабое место, общее, впрочем, многим современным людям, в частности, писателям. У этого «инженера читательских душ» человек является этакой махиной, которую легко можно подвергнуть бетризации и превратить в послушного, вычислимого робота.
        Другое дело не научная фантастика, а ненаучная фантастика, вроде так называемого «магического реализма». К этому жанру литературы или под-жанру реализма как художественного метода, а не системы идей, конечно, можно отнести не только «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова, но даже «Бесов» Федора Достоевского или его же «Братьев Карамазовых». Но если с Достоевским все ясно, понятно на чьей он стороне, то с Булгаковым не все очевидно. К тому же само это словосочетание «магический реализм» является противоречием в понятиях и философски безграмотно, если только не принимать противоречие за то, без чего в мысли не обойтись. Ведь же были такие уже не методы, а целые системы мысли, вроде идеал-реализма или реал-идеализма. Я, например, могу назвать свою систему мысли рал-идеализмом.
        - Хорошо, чем реал-идеализм отличается от идеал-реализма и связан ли он с таким художественным методом, как магический реализм? – спросил доцента Евгений.
        - Чтобы разобраться в их отличиях следует и тот, и другой развернуть для обозрения. Реал-идеализм субстанцией полагает идею субстанцией, а реальность принимает за ее атрибут. Идея и есть реальность. Нет ничего реальнее идеи. Поэтому идеал-реализм можно назвать реальным идеализмом.
        Напротив, для идеал-реализма важна сама реальность, которая идеализируется. Она является в собственном смысле только в идее. Вне идеи от идеи