От упрощения подмены живого ума мертвым (голым, научным, чистым) рассудком, конечно, можно отказаться, но как не поддаться искушению наивной простоты, которая хуже воровства, ибо сдерживает ум верой, мешая познанию и ограничивая ум незнанием, неведением. Догматический запрет на познание, его табуирование ввиду возможности ереси, уклона в сторону сомнения и неверия, неизбежных в испытаниях, в жизненном опыте является другой крайностью, сбивающей с толку. Как не выхолостить смысл абстракцией и одновременно не остаться в нем наедине с бессмысленностью?
От всего этого кошмара сознания никакой диалектикой не избавиться в этой жизни. Это Василий Иванович знал точно. Нужна иная жизнь. Но какая конкретно иная он не знал. Да, и, вообще, кто из людей знает? Торопиться не надо. Следует жить, как живется, потом умереть, а там видно будет то, что невидимо теперь. Главное – быть кому-то. Он и увидит. Его, наверное, и зовут богом.
Глава тринадцатая. Кредо Иванова
Василий Иванович полагал себя мыслящим человеком. Он не путал государство с родиной и царство идей с идеологией, потому что был не софистом (лжецом), интеллигентом, но философом. Его родиной было царство идей, а не СССР или Россия, не советское или буржуазное (классовое) государство, диктатура пролетариата или буржуазии, или, бог его знает, кого-чего.
Он думал, что человек дошел до развилки, где может начаться история уже социальных существ или социальных животных, как составная часть естественной, в частности, зоологической истории, а душевных существ с умом в душе. Специфика природы социальных животных заключается в том, что главным двигателем их развития является уже не естественный, а искусственный отбор, селекция с уже социальными отношениями не личной, а вещной зависимости. Разновидностью такого отбора служит демократический выбор, а высшей и последней стадией общественного прогресса является технократическое общество роботов, которые используют роботов и любят вещи. Василий Иванович был рад тому, что застал человека в момент его превращения из домашнего животного (скота), то есть, существа естественного происхождения (из дома, из живота) в существо искусственного происхождения (из пробирки). Это был второй скачок в эволюции человека как живого вида. Первый скачок заключался в превращении обезьяны, как зверя, в человека, как скота, как единственного существа, способного к преимущественному одомашниванию. Не следует путать человеческую обезьяну с человекоподобными обезьянами, не способными к одомашниванию. Кстати, наиболее одомашненными являются существа из народа, а не из элиты, ибо элитарии продолжают жить по волчьим (зверским) законам конкуренции, прикрываясь так называемой идеологией, которую по их заказу выдумали для народа интеллигенты, чтобы он примирился со своим угнетенным (скотским) положением в кооперации (солидарности) с себе подобными. Парадоксально, но это факт: народ в лестнице эволюции от обезьяны к роботу через человека стоит на ступеньку выше, чем элита.
Побочным эффектом одомашнивания явилась работа души. Среди плотских людей или служителей общественной материи (государства) стали попадаться странные существа, которые любили людей и использовали вещи, то есть, действовали наоборот, чем плотские люди. Это были так называемые «душевные люди». Плотские люди имеют естественное тяготение к эмоциональной и интеллектуально недостаточности, которую они восполняют животной хитростью. Напротив, душевные люди имеют склонность к душевным расстройствам от социально-патологической жизни, особенно в последнее время программирования людей по машинным алгоритмам.
Жизнь - подлая штука. В ней работает закон подлости. Жизнь есть страдание. Счастье есть иллюзия. Нирвана есть избавление от страдания, не больше. Она предлагает простое решение - не желай. И все? Все. Как избавление от желания и связанного с ним страдания связано со смертью? Никак. В нирване нет смерти потому, что в ней нет ничего, кстати, и никого, нет того, и кто желает, и кто страдает.
Есть два завета, две заповеди. Это истинные высказывания, но их следует правильно понять, извлечь их них смысл. Правильно начинать с начала. Что изначально? Бог. Вначале числового ряда стоит ноль. Бог и есть ноль, то есть, абсолютный минимум. Но он есть и абсолютный максимум, то есть все. Поэтому его следует любить больше всех и самого себя. Это первая заповедь.
Вторая заповедь касается тебя. После бога, как нуля, идешь ты, как единица. И уже после тебя следует ближний, которого имеет смысл любить, как себя, но после себя. После единицы идет прирост в любви с интервалом на ту же самую единицу.
Это рационально в той мере, в какой относится к человеку, как душевному существу, у которого душа развилась до разумного состояния.
О том, что не только жизнь, но и смерть, должна иметь смысл, Василий Иванович уже думал, но сейчас он чувствовал себя в вопросе о смысле смерти солдатом, которого призвали на войну, где он должен умереть от руки врага или друга в случае предательства. Если же он выживет, то только потому что за него умер его боевой товарищ. И как это вынести? Трудно вынеси. Чем вынести? Сознанием. Человек есть носитель сознания, как субъект. Сознание – это то место, где человек встречается с миром, с объектом, как субъект. Где находится это место?
Трудно ответить на этот вопрос со смыслом. Почему? Потому что выходит тавтология: место места. Так это место на месте, место в месте или место вместе, а, может быть, место вместо? Сознание в человеке или сознание вместе с человеком, или сознание вместо человека? Казалось бы, если человек в сознании, то он находится на своем месте в качестве субъекта мира, имеющего его в виде объекта в мысли. Эта мысль находится в сознании в качестве явления идеи, Идеей человек мыслит, сознает себя мыслящим. В сознании имеет место человек, Он есть в сознании на своем месте, как на другом месте в сознании есть другой субъект. Чтобы иметь дело с другим субъектом, человек входит в сознание. Значит в себе он имеет дело с ним. Так «в себе» становится «для другого» в его же сознании. Другой в нем есть «свой другой».
«Своим другим» является друг. Освоенный, усвоенный, а не отчужденный другой, – это и есть друг. Это образ другого в тебе, как в Я. Другое ли это Я? Нет, это образ другого в тебе, как в Я, в твоем Я. Я – это ты, когда ты в сознании. Когда ты в Я, то ты уже в самосознании. В самосознании другой равен тебе, то есть, ты и есть другой. В самосознании ты сам равен себе: Я есть Я. В нем ты есть «для себя». Самосознание есть не сознание для себя, а ты есть для себя в сознании. Можно быть для себя в самосознании.
Так что есть сознание? Оно есть средство отношения к себе, но не только. Благодаря сознанию мы субъектно относимся ко всему, являемся субъектами. Находясь в сознании, мы становимся субъективными. Сознание находит себя в мире телом. В данном случае сознание становится фактом присутствия человека в мире в качестве тела. Сознание «чье». Чье? Мое. Я есть кто. Сознание есть не что, а как я есть в мире, как я есть. Я есть, как субъект. Я – субъект отношения, отношения к себе, к другому, к объекту, к миру. Мое отношение субъективно, является отношением в себе и для себя. Мое отношение для другого объективно. В том отношении я становлюсь независимым от себя. Чтобы быть объективным в отношении к самому себе, мне следует стать другим для себя. Люди в таком случае говорят: «нужно посмотреть на себя со стороны, глазами другого человека».
Находясь в сознании, мы знаем, что есть другие Я, помимо нас. Именно в нем мы их встречаем. Без этого мы не узнаем их вне нас, вне сознания. В мире они существуют вне нас, вовне нашего сознания. Мир нужен субъектам в качестве места, где субъекты опознают друг друга, как не одно, а много, множество Я. В мире есть множество субъектов. Если бы не было мира, то был бы один субъект, который находился в своем самосознании. Или было бы бессубъектное сознание, как бессознательное? Бог до творения знает себя? Знает, как дух. Его знание не отлично от бытия, от вечной жизни. Есть ли божественное сознание и самосознание? Оно единственно только и есть в том смысле, что бог знает сам себя, собой бытием. В нем сознание совпадает с бытием.
Есть ли то, что не знает бог? Это сложный вопрос. Если он и не знал, то уже узнал, когда стал человеком, смертным. В этом виде он познакомился со смертью. Человек своей смерти не знает. Лишь бог, как человек, знает ее. Спасибо за это человеку. Когда говорят, что бог есть абсолютный минимум, то следует понимать это, не как то, что бог есть ничто, а как то, что даже в ничтожном есть бог. В ничто нет ничего, кроме бога, ибо ничто есть в боге, так как в боге есть все, иначе он не есть не-иное. Но как есть все? Для этого бог должен быть всем. Через бога все, включая человека, есть. Бог является человеку сознанием. Самосознание есть дар быть богом, быть Я в своем сознании. Но только в своем, а не в чужом сознании.
Есть общий дом, обитель для сознающих субъектов. В нем у каждого из обитателей есть своя комната – его самосознание. Но для того, чтобы найти свою комнату, свой угол в сознании, следует иметь свое, а не чужое место в мире, следует быть самим собой и уметь отличать себя от других. Этому нужно учиться на своем живом опыте общения с себе подобными субъектами. Научиться чему? Тому, как не принимать субъекты за объекты своих желаний. Следует любить не только любовь, но и других, как себя, как субъекта, как Я, а не использовать их, как вещи. В противном случае ты не найдешь себя, не станешь самим собой, будешь находиться не в сознании реальности, а в ее иллюзорном, эгоистическом представлении, будешь мнить себя богом в чужом сознании, спутав его со своим, да, и, вообще, во всем.
Иным для бога, как не-иного, является сам человек не в сознании, а объективно. Но для бога человек является «своим иным». Для человека же бог объективно трансцендентен. Но он имманентен человеку субъективно, в сознании в качестве идеи, идеала, парадигмы (образца) Я. Бог может сказать человеку: «Ты в себе можешь быть в качестве меня. В этом качестве ты не знаешь мертвым себя. Я стал за тебя мертвым и воскрес. Теперь ты не умрешь в своем сознании, правда, если оно у тебя есть. Иначе зачем я говорю это тебе? Таково мое утешение тебе».