П.П. Шмидт как зеркало Первой Русской революции. Альтернативный взгляд на Историю

конфискованные иконы грузовиками свозились на площади городов и прилюдно в огромных кострах сжигались властями, глумившимися над верующими и Россией, безбожие и атеизм насаждавшими таким воистину сатанинским способом). Они же, “шестидесятники”, категорически отрицали уникальность России как идеократического государства, её самобытность и самодостаточность, независимость от Запада и от Востока и особый Исторический путь. Именно они воскресили тогда подзабытый вроде бы клич: «патриотизм - прибежище негодяев».
Они-то и вспомнили опять про П.П.Шмидта, милашку-лапочку своего, любимчика и кумира…


Часть седьмая: фильм Ростоцкого как образчик либерального взгляда на Жизнь и на Историю

1

В 1967-м году, уже на закате так называемой «хрущёвской оттепели», режиссёр С.Ростоцкий, сугубый либерал и интеллигент, приверженец красивой и сладкой жизни, яркий представитель советской богемы или культурного бомонда, вторично поднял из небытия и прославил на всю страну образ надёжно забытого лейтенанта: пересказал кинематографическим языком (устами столичного преподавателя истории Мельникова) суть пастернаковской поэмы «Лейтенант Шмидт» в культовом советском фильме «Доживём до понедельника». Правда, автором сценария картины был драматург Г.Полонский, но можно с уверенностью заявить, что режиссёр Ростоцкий был соавтором, пусть и негласным. Сиречь поддерживал и отвечал за каждое произнесённое в картине слово, за каждый взгляд и жест. Иначе он просто не взялся бы за неё - и никакой картины не было бы. Это - аксиома любого кинематографа, киношная непреложная азбука. Тут даже и спорить нечего, возражать. Режиссёр - творец фильма, или художник, а не кто-то другой - продюсер, оператор или автор сценария. А актёры в картинах вообще “краски”, или же “пластилин”, к которым и отношение соответствующее.
Фильм у Ростоцкого получился - это надо честно признать. Люди на него ходили. Влюблялись в главного героя, школьного учителя по профессии, по уши, зачарованно слушали тонкие монологи с песнями вперемешку в его исполнении, назидательные беседы на уроках, исторические экскурсы в недавнее революционное прошлое; особенно - о “героическом” лейтенанте Шмидте рассказ, наиболее яркий и запоминающийся эпизод фильма, блестяще сыгранный актёром В.Тихоновым, исполнителем главной роли.
Так вот, тот знаменитый и поучительный (в плане идеологической и исторической дезинформации) рассказ Ильи Семёновича Мельникова притихшим ученикам в концовке картины про “героя” Первой русской революции хочется не полениться и воспроизвести полностью. И потом проанализировать и понять, не пожалев сил и времени, насколько этот рассказ - а следовательно и сама пастернаковская поэма - правдивы, насколько они соответствовали действительности. Ведь эта поэма гремела когда-то, получала награды и премии самые умопомрачительные и денежные от государства, миллионные журнальные и издательские тиражи. И этим доставляла великую славу автору-стихотворцу (и барыши) как главному почитателю и прославителю в советские годы первых российских полит-борцов, павших за дело Мiровой революции.
Гремел потом и сам фильм Ростоцкого в СССР, собирая полные залы, с экранов зомбируя и накачивая зрителей, политически неискушённых простых советских людей-работяг, граждан великой страны, либеральными “вечными ценностями”. И псевдо-Историей российской вдобавок, состряпанной на их либеральный манер и на их же либеральной политической кухне. Отметим сразу же, для полной ясности, что либерал для автора - слово отнюдь не ругательное, а лишь определяющее политическую ориентацию человека, или статус. Либерал - это человек, живущий и действующий в России, и при этом сознательно работающий на Сион, на мiрового спекулянта и ростовщика во вред своей Родине. Только-то и всего. Либерал - это партийная принадлежность, кастовая.
И теперь, после всего сказанного, давайте выясним, не суетясь, что нам, зрителям и читателям, вдалбливали в головы в советские годы все эти исторически-продвинутые, политически-подкованные и идеологически-искушённые пастернаки и ростоцкие, ярчайшие представители нашей гуманитарной творческой интеллигенции, какую ересь на голубом глазу несли. А что, наоборот, - утаивали, не позволяли знать, сознательно держа нас за дурачков, за быдло, за идиотов полных, которыми они 70 лет ловко так управляли…

2

Итак, «…что же это был за человек, Пётр Петрович Шмидт? - на экране спрашивает притихший девятый класс одной из московских окраинных школ учитель истории Мельников Илья Семёнович, любимый киногерой режиссёра Ростоцкого, и тут же сам с восторгом в голосе и отвечает. - Русский интеллигент, умница. Храбрый офицер, профессиональный моряк. Артистическая натура. Он пел, превосходно играл на виолончели, рисовал. А как он говорил!!!... Но главный его талант - это дар ощущать чужое страдание более остро, чем своё. Именно этот дар рождает бунтарей и поэтов… Однажды он познакомился в поезде с женщиной. Сорок минут говорил с ней - и влюбился без памяти. Навек! Толи в неё, толи в образ, который сам себе выдумал… Но… Красиво влюбился… Сорок минут! А потом были только письма, сотни писем. Читайте их, они опубликованы. И вы тогда не посмеете с высокомерной скукой рассуждать об ошибках и иллюзиях этого человека!... Пётр Петрович Шмидт был противник кровопролития. Как Иван Карамазов у Достоевского, он отвергал всеобщую гармонию, если в основание её положен хоть один замученный ребёнок. Всё не верил, не хотел верить, что язык пулемётов и картечи - единственно возможный язык переговоров с Царём… Без-кровная гармония!... Наивно? Да!... Ошибочно? Да!... Но я призываю Батищева (единственный разумный ученик класса, и потому недоверчивый - авт.) и всех вас не рубить с плеча, а почувствовать высокую себестоимость этих ошибок!... Послушай, Кость, - обращается Мельников к ученику, которому по сценарию авантюрист-Шмидт не нравился. - Вот началось восстание, и не к Шмидту, а к тебе… приходят революционные моряки с крейсера «Очаков» и говорят: «Вы нужны флоту и революции». А ты знаешь, что бунт обречён, что ваш единственный крейсер без брони, без артиллерии, со скоростью 8 узлов в час не выстоит. Как тебе быть? Оставить моряков одних под пушками адмирала Чухнина, или идти и возглавить мятеж? И стоять на мостике под огнём и наверняка погибнуть?...» И на законный вопрос Кости Батищева: какой, дескать, смысл гибнуть за безнадёжное дело? может, лучше, надёжнее было бы не бунтовать и отговорить матросов от этого? - учитель, закатив глаза к потолку, с придыханием отвечает: «Он сам объяснил это в своём последнем слове на военном суде - так объяснил, что даже и его конвоиры отставили свои винтовки в сторону». Конец мизансцены фильма…

3

Вот перечитываешь и пересматриваешь всё это теперь, по прошествии многих лет, вооружась тайным знанием, помноженным на жизненный опыт и мучительные раздумья о судьбе страны, родной и любимой России! - и заключаешь с ухмылкой язвительной и недоброй: да, умеют, умеют господа либералы “героев” из ничего лепить, из воздуха по сути, и пышные сказочки про них на всю страну рассказывать, что историческим басням сродни, бредовым фантазиям или же выдумкам-анекдотам. Этот их недюжинный и врождённый талант к краснобайству и пустозвонству общеизвестен! Дурили они наш православный русский народ такими вот псевдоисторическими анекдотами на всю катушку - безмозглого раба из него делали, Ивана, не помнящего родства: слепого, немого, глухого, трудолюбивого и послушного. А потом жили за его счёт, одураченного и одурманенного, - сладко, надо сказать, на широкую ногу жили.
Слушали весь этот вздор и бредятину доверчивые советские люди, не искушённые в истории и политике, не знакомые с “Освободительным движением” 1905 года, - и вероятно думали про себя, оробев: во-о-о! какие люди-то были у нас без-страшные и несгибаемые оказывается! богатыри духа! Не то что мы, непутёвые и никчёмные. Червяки навозные, право слово, твари земные. Даже стыдно и совестно за себя, перед родителями и детьми совестно.
И в их головах закруженных и зачумлённых во время и после просмотра возникал этакий возвышенный образ героического лейтенанта, полу-монаха, полу-философа, полу-подвижника, сидящего на берегу Севастопольской бухты с дымящейся трубкой в зубах и без-страстно взирающего на события, взором орлиным пронзающего время, пространства, века. К нему, «обладавшему даром ощущать чужое страдание более остро, чем своё», приходят матросы с восставшего крейсера, умоляют возглавить восстание, объясняют, что надоели, мол, им порядки в стране и на флоте, командиры разные жуликоватые, а в целом - Царская власть. Помоги нам, просят слёзно, Пётр Петрович, с этой опостылевшей властью справиться: век будем тебе благодарны, как и вся Россия.
А всё насквозь и наперёд видящий, всё знающий и всё понимающий Пётр Петрович сопротивляется поначалу, «не верит, не хочет верить, что язык пулемётов и картечи - единственно возможный язык переговоров с Царём»; резонно говорит ходокам о «безнадёжности дела», «слезе ребёнка» и «без-кровной гармонии»; доходчиво объясняет, что, дескать, он миротворец, филантроп, гуманист и пацифист, моралист и сугубый нравственник по рождению и натуре - и не может по этой причине перечить властям, восставать и бунтовать, нарушать порядок, закон и устои… Но потом вдруг болезненно морщится, тяжело выдыхает, кряхтит, обречённо машет рукой - и уступает: совесть, видите ли, не позволяет ему бросить беззащитных солдат, высокая мораль и нравственность. Он поднимается и идёт, без-страшно возглавляет восстание - и, безоружный, но гордый и кристально-честный вдобавок, этакий ангел во плоти, гибнет с высоко поднятой головой под пушками вице-адмирала Чухнина, якобы деспота и тирана, кровожадного сатрапа царского. Гибнет, но не сдаётся внутренне, не ломается, не теряет лицо - спасает свою интеллигентскую совесть и честь, что для российского интеллигента и либерала, как Пастернак и Ростоцкий на пару пытались всем доказать, дороже жизни целой!...

4

Такую вот подчёркнуто-героическую и возвышенную картину в духе античных времён севастопольского восстания, от которой аж мурашки по коже бегут до сих пор и голова кружится, нарисовал в поэме «Лейтенант Шмидт» либеральный поэт Пастернак. Сюжет поэмы, повторим, через 40 лет в точности пересказал либеральный же режиссёр Ростоцкий, сделал с неё этакую кинематографическую мини-кальку - чтобы не забывал, чтил и помнил русский народ своих “героев-освободителей”.
И, надо сказать, не все по горячим следам в ту пастернаковскую поэтическую сказку-бредятину поверили, не все очаровались и восхитились ей, вдохновились тем более. Пламенный революционер Л.Д.Троцкий, к примеру, пожалуй что самый активный (после председателя Носаря) участник революционных событий в России в 1905 году, знавший те события не понаслышке, естественно, не из газетных статей и сплетен как Пастернак, с удивлением и ухмылкой плохо скрываемой спросил у Бориса Леонидовича в личной беседе с сарказмом, прочитав в 1927 году обе его поэмы: «Скажите, это Вы искренне - «Шмидт», «Девятьсот пятый год»?...» На что, по