забыв известную русскую поговорку про то, что два бобра не уживутся в одной норе - непременно переругаются и перегрызутся японцам и китайцам на радость, а народу и солдату русскому на погибель!
И так оно всё и случилось, как пословица про то говорит, и по-другому быть не могло, ибо законы любого социума вечны, неистребимы и непреложны. Остановимся на этом чуть поподробнее.
Куропаткин был человек мягкий, воспитанный, скромный и деликатный с людьми, и этими качествами напоминал самого Николая, за что и ходил у того в любимчиках долгие годы. К тому же он был без-сребреник и неприхотлив в быту. Для него главным было всегда Достоинство, Честь и само Дело!... До подвигов Суворова он не поднимался - в солдатских палатках не спал, из солдатского котелка не кушал! Жил в генеральском отдельном вагоне и под круглосуточной охраной. Это так! Но, всё равно, это не шло ни в какое сравнение с тем, как жил на фронте царский наместник Алексеев, носитель гнилых романовских кровей, как он бесил солдат своим образом жизни и поведением.
Опишем некоторые моменты. Перед началом войны в Харбине, деловом, промышленном и культурном центре Маньчжурии, был открыт новый железнодорожный вокзал взамен старого, маленького и обшарпанного. И вышел вокзал на славу: огромный, чистый, монументальный, светло-зелёный снаружи, просторный и тёплый внутри, отстроенный по последней моде. И вот в этот-то красавец-вокзал, наплевав на всех, и перебрался на ПМЖ Главнокомандующий Алексеев со всей своей свитой сразу же после своего назначения, жил там настоящим барином в окружении многочисленных слуг, помощников и адъютантов. А прибывавшие на фронт солдаты и офицеры продолжали ютиться в старом здании, а то и вовсе на улице или в холодных вагонах ночь коротать. Какие чувства подобное бл…дство у них вызывало? - догадаться не сложно!
Далее надо сказать, что Евгений Иванович оказался в быту чрезвычайно нудным и капризным типом - вздрагивал и просыпался от каждого шороха: так он всем говорил. Поэтому, когда он изволил спать, на вокзале и вокруг него жизнь полностью замирала! Не ходили поезда взад-вперёд по станции, не шумели прибывавшие солдаты, не свистели кондуктора и проводники - за это их ждало суровое наказание! А когда Главком Алексеев раз от разу выезжал на фронт с проверкой состояния дел, - тогда и вовсе все эшелоны останавливались на несколько дней на всём протяжении пути с юга на север, даже с тяжело-раненными, боеприпасами и продовольствием для фронта. Все сидели в закрытых вагонах - голодные, холодные и злые люди, раненые и больны! - и ждали, когда наконец проедет этот чванливый, кичливый и бездушный индюк и освободит им путь...
Понятно, что прибытие Куропаткина Алексеевым было встречено в штыки: он гадил и вредил последнему где только можно. Придирчиво и необоснованно вмешивался в работу, приказы Алексея Николаевича корректировал, а часто и вовсе отменял - делал их тем самым необязательными к исполнению. Что не добавляло Куропаткину авторитета как командиру, как легко догадаться, ибо если приказ не выполнен хотя бы только раз, командир, отдавший его, становится таковым лишь по названию, не по факту, и его, соответственно, надо увольнять с должности и со службы. Это - азбука военного дела. Другой нет.
К чему это всё приводило? - понятно. К тотальному и повсеместному бардаку, к полнейшему отсутствию дисциплины. И в тылу воюющей армии, и на самом фронте. И справиться со всем этим Куропаткин не мог: всё тогда против него складывалось.
Это было тем более обидно и жалко, что Алексей Николаевич старался, делал всё что мог, и претензий к нему как генералу особых не было. Генералом он был не плохим: это потом отмечали все, кто с ним хоть однажды сталкивался и общался.
«Однажды в наш госпиталь неожиданно приехал Куропаткин, - писал про него Вересаев. - Чёрные с сединою волосы, умный и твёрдый взгляд на серьёзном, сумрачном лице, простой в обращении, без тени бурбонства и генеральства. Единственный из всех здешних генералов, он безусловно импонировал. Замечания его были дельны и лишены самодурства...»
Николай II, вероятно, понял свою ошибку с двоевластием в Маньчжурии, а может ему доложили о том умные и деловые люди, и 13 октября 1904 года император назначает уже Куропаткина Главнокомандующим всеми сухопутными и морскими вооружёнными силами, действующими против Японии, - чтобы придать Алексею Николаевичу необходимого авторитета и силы. Но и Алексеева не убирает пока, всё ещё оставляет своим наместником на Дальнем Востоке. И тот продолжает вмешиваться в дела войны, как и прежде, продолжает жить по-царски в Харбине - развращать себя и народ, и бардак на фронте и в тылу длится с невиданной скоростью.
Наблюдается массовое дезертирство из Армии офицеров под разными предлогами. Кто-то из них старался демобилизоваться хитростью, придумывая себе несуществующие болезни, а кто-то приходил в госпиталя и прямо и честно говорил врачам, что надоела, дескать, ему война, и он хочет вернуться в Россию, в Москву или Петербург, к комфорту, балам и ресторанам поближе. А когда таких прохиндеев спрашивали доктора, зачем они вообще приезжали, - те отвечали с ухмылкой: «Это надо было для карьеры».
«Иногда хотелось остановиться посреди палаты и хохотать без удержу, - с болью писал по этому поводу военврач Вересаев, наблюдавший все эти постыдные сцены. - Это - воины! Всю жизнь они прожили на хлебах народа, и единственным оправданием их жизни могло быть только то, от чего они теперь так старательно увёртывались. Теперь, впрочем, смеяться мне уж не хочется…»
Что творилось с больными и ранеными солдатами в лазаретах и госпиталях, как вообще погано было устроено санитарно-лечебное дело в Русско-японскую кампанию, какое процветало там взяточничество и казнокрадство, писать и вовсе не хочется: и больно это, да и не входит сие описание в задачу данной работы. Кто хочет всю правду узнать про те поистине трагические события - читайте записки В.В.Вересаева «На японской войне» и «Рассказы о японской войне»: Викентий Викентьевич Вас не разочарует и не обманет.
«На душе было странно и смутно. Перед нами работала огромная, сложная машина; в ней открылась щёлочка; мы заглянули в неё и увидели: колёсики, валики, шестерни, всё деятельно и сердито суетится, но друг за друга не цепляется, а вертится без толку и без цели. Что это - случайная порча механизма в том месте, где мы в него заглянули, или… или и вся эта громоздкая машина шумит и стучит только для видимости, а на работу неспособна?...» /В.В.Вересаев «На японской войне»/.
Чего удивляться теперь, что та война была крайне непопулярна в народе, на плечи которого и легли все её основные тяготы и проблемы. Но не только простые солдаты, но и господа-офицеры часто не понимали её смысл и значение, воевали спустя рукава или вообще “косили” от службы. Не в этом ли кроется причина того, что руководить боевыми действиями на Дальний Восток направлялись военачальники, которые попросту не имели возможности уклониться от столь сомнительной чести?...
8
Вообще, вся Русско-японская война - это сплошная череда неудачных действий Государя, связанная, главным образом, с особенностями его характера, как и полным незнанием жизни и людей. Николай сам был кристально честен и чист как ангел небесный - с этим теперь не спорит никто, - и к людям относился как к ангелам. По этой и только по этой причине его кадровая политика всегда вызывала массу вопросов у исследователей - и раньше и теперь, и у его образованных современников и у нынешних специалистов-историков, пытающихся понять Царя и оценить по достоинству. Ведь в его ближайшее окружение входили люди, целая свора людей, которых и на пушечный выстрел нельзя было подпускать к Власти. С.Ю.Витте например, министра финансов с 1892 года, а по факту руководившего всей народно-хозяйственной жизнью страны 14 лет, аж до весны 1906 года, про вражьи проделки которого на столь высоком посту можно рассказывать долго и много.
Стремительный взлёт карьеры этого политического интригана и лицедея, великого мастера закулисных интриг был связан с известным крушением императорского поезда близ местечка Борки в 1888 году. Александр III обратил тогда внимание на строптивого служащего, в своё время предупреждавшего об опасности проводить тяжёлые царские поезда с большой скоростью. В результате прозорливый Витте буквально взлетел по служебной лестнице на пост министра путей сообщения и в том же 1892 году, благодаря стечению обстоятельств, возглавил министерство финансов.
Это всё факты из официальной биографии, или общепринятой и общедоступной. А из неофициальной и тайной - за спиной Витте с молодых лет стояли могущественные одесские дельцы и банкиры братья Рафаловичи. Олигархи, как теперь про таких говорят, связанные с европейскими Ротшильдами крепкими узами. Рафаловичи и посадили Витте в наиважнейшее кресло министра финансов России, предварительно убрав при помощи клеветы и интриг проворовавшегося и выжившего из ума И.А.Вышнеградского. А ещё напомним, что Сергей Юльевич приходился кузеном сатанистке Е.Блаватской (Е.П.Ган в девичестве) - в их жилах текла одна и та же кровь: толи голубая, толи и вовсе чёрная. И уже только один этот факт может о многом сказать знающим и думающим людям, людям-мистикам. А незнающим и не думающим такие тонкие и неосязаемые вещи, как голос крови и сатанизм, смешение полов и рас, и объяснять не стоит, тратить понапрасну время. Всё равно ничего не поймут: «Бред и брехня!!! - скажут. - Чудачество и лажа!!!»
В 1890 году, в период головокружительного взлёта своей карьеры, Сергей Юльевич овдовел. Однако уже через год он, действительный статский советник, женился на Матильде Ивановне Лисаневич (в девичестве Нурок, дочери еврейского купца), по слухам отвалив щедрые откупные первому её супругу и даже удочерив её дочь от первого брака (своих детей у Витте не было). После этого он окончательно скурвился и ожидовел, попав под плотную опеку российского и мирового еврейства.
При нём «министерство финансов, - писало “Новое время”, - оказалось… государством в государстве. Оно командовало собственным войском, имело свой собственный флот под особым флагом, свои железные дороги за пределами Империи, своих дипломатических представителей. Под скромным наименованием коммерческих или финансовых агентов Министерство финансов, начиная с 1893 года, держало за границей своих собственных посланников». При нём же количество частных банков в России многократно умножилось. И почти все они были еврейские и все преследовали одну-единственную цель: крепко опутать мiровой финансовой паутиной страну и сосать посредством неё из порабощённой России деньги.
Для смертельно-уставшей от 300-летнего романовского инородного и анти-народного ига Державы такое бездумное и непрерывное финансовое кровопускание грозило обернуться большой бедой, а то и вовсе трагедией. Что, собственно, и произошло в Феврале Семнадцатого. И для мыслящих и прозорливых людей, опять-таки, это было как дважды-два ясно. По словам статс-секретаря А.М.Безобразова (1855-1931), сказанным им ещё в июле 1899 года, «Сергей Юльевич создал систему, которая и в мирное время не шла, тяжело
