известному французскому исследователю культуры Рене Герра.
А вечером автор этих строк вместе с "Поющим ядром" в "Книжных аллеях" спел все главные хиты зенитовских болельщиков.
Когда мы вместе, когда мы поём, то мы никогда не умрём!
В ответ на посланный мной Валентине Кошкарян отклик на подаренную ею мне в БДТ книгу о Дине Кировой, она сообщила о своей полемике с рецензией Литавриной М.Г. о русском театре во Франции.
А был ли русский театр в Париже?
После ... 1917 года около двух миллионов российских беженцев оказались за пределами родины. Этот «великий исход» породил беспрецедентный исторический феномен, который принято называть эмиграцией «первой волны». За «первой» последовали и другие «волны», но именно «первые» уехали с любовью к родине и были носителями той русской культуры, которая уничтожалась в России. Эти беженцы не желали ассимилироваться в приютивших их странах, так как считали себя не изгнанниками, а посланниками, миссионерами, хранителями русской культуры, прежде всего, православия и вековых национальных традиций. Представители старшего поколения эмигрантов в первые годы «жили на чемоданах», верили в скорое падение «бесовской власти», упорно и терпеливо ждали возвращения домой. Когда же ожидание затянулось на долгие десятилетия, не теряя надежды на возвращение, продолжали творить для будущих поколений.
Три четверти века развивались параллельно два русских мира, две культуры: эмигрантская и советская. И вот уже почти два десятилетия мы являемся свидетелями того, как идёт процесс возврата на родину бесценного культурного наследия, которое нам оставили эмигранты «первой волны», пытаемся понять и принять это послание из прошлого. Готовы ли мы осмыслить ранее неизвестную и недоступную нам культуру? Как протекает этот – увы, теперь уже заочный, – диалог? Всегда ли оправдан и беспристрастен выбор нашей позиции? Имеем ли мы право не считаться с идеологией, когда говорим об эмигрантской культуре? Предлагаю сделать выводы на отдельно взятом примере – поговорим о русском театре в Париже.
В девятом номере журнала «Берега» (издаётся в Санкт-Петербурге — ред.) была опубликована рецензия на две книги – воспоминания актрис Серебряного века Варвары Костровой (Кострова В. Лица сквозь годы: события, встречи, думы // СПб.: "Росток", 2006.) и Дины Кировой (Кирова Д. Мой путь служения Театру. – Нижний Новгород: «Дятловы Горы», 2006.). Выбор вполне понятный: эмигрантский театр в Париже – тема, до сих пор не исследованная, представляет интерес как для историков театра, так и для широкого круга читателей.
Жизненные пути русских актрис пересеклись на короткое время во французской столице в 1930 году. И вот, спустя три четверти века, изданы их воспоминания. Как справедливо предполагает рецензент, «первые читатели не пожалели, что открыли эти недавно выпущенные книги (Литаврина М.Г. Мемуары актрис: Театр памяти или «Памяти театра»? // Берега. - N°9. – Санкт-Петербург: 2008).
Сосредоточив своё внимание на «жанре мемуаров и проблеме их издания», автор рецензии указывает на некоторые «неясности и недоработки», обнаруженные в мемуарах Дины Кировой. Как публикатор этой книги я посчитала своим долгом ответить на критическую статью.
Вполне справедливы рассуждения в начале рецензии о том, что воспоминания являются ненадежным источником информации («... упаси боже верить мемуарам актрис!»). Однако, труднее согласиться с тем, что нельзя доверять откликам на спектакли и критическим статьям в парижской прессе. Ведь «газетная критика не всегда объективна», – пишет рецензент, –вспомним, как печать «уничтожала первые постановки пьес Набокова». И делается вывод, что и хроники, составленные по публикациям тех времен, нельзя считать надежным источником информации.
Автор спрашивает: «Где же взять сегодня, например, свидетелей создания и деятельности <…> «Интимного театра» Дины Кировой, полноценно существовавшего в Париже почти четыре сезона, вплоть до 1933 года?». И находит... – Варвару Кострову! Оказывается – «невероятное совпадение! – Кострова была некоторое время актрисой театра Кировой». Вот свидетель, которому нужно верить(!) Тем более, что Кострову «вряд ли можно считать обиженной и злопамятной», ведь «она сыграла в Театре Кировой главные роли, <…> и выезжала с Кировой на гастроли в другую страну, <…> что по эмигрантским меркам редкая удача, грех жаловаться!».
Досадно только рецензенту, что Кирова в своих воспоминаниях забыла об «интересной артистке Костровой, а публикатор (это упрёк в мой адрес – В.К.) не поместил её фото в портретной галерее артистов «Интимного Театра»! Здесь требуется уточнить, что фотографии, которые я поместила в «портретную галерею» Интимного Театра, взяты из двух программок. Дина Кирова приложила их к своим воспоминаниям и собиралась опубликовать. Среди артистов, входивших в основной состав труппы, портрета Костровой нет. Но ей «повезло» больше, чем другим артистам, игравшим у Кировой. Автор рецензии не замечает, что Кострову можно видеть в книге Кировой на трёх групповых снимках. Правда, фамилии артистов подписаны лишь под одной фотографией, сделанной после спектакля «В горах Кавказа» (см. фото).
Что ж, давайте подумаем, что могла бы нам рассказать о Варваре Костровой и о чём молчит на страницах своих воспоминаний Дина Кирова. Но сначала коротко представим читателю этих уже забытых и вдруг вернувшихся к нам из прошлого служительниц Мельпомены.
Дина Кирова, актриса Суворинского Малого театра в Петербурге, «вкусила горький хлеб изгнания», эмигрировав в 1920 году вместе со своим мужем, «белым» офицером, князем Ф.Н. Косаткиным-Ростовским. Прожив три года в Сербии, они перебрались во Францию и в конце 1920-х основали в Париже русский театр. Здесь необходимо обратить внимание читателя на такой уже бесспорный факт: с Интимного Театра Кировой берёт начало история постоянного русского театра в Париже. Разумеется, и до Кировой предпринимались попытки создать эмигрантский театр в столице Франции. Брались за это люди талантливые, опытные и даже знаменитые (назовём лишь Ф.Ф. Комиссаржевского и Е.Н. Рощину-Инсарову). Но, поставив несколько спектаклей, вынуждены были свернуть дело. Получилось, как в известной сказке – «дед бил – не разбил, баба била – не разбила, мышка бежала ... ». С той лишь разницей, что бывшая инженю Суворинского театра Дина Кирова – «мышка» – добивается успеха, благодаря не только своему таланту, но и самоотверженному труду. Читатель воспоминаний понимает, что её «путь служения Театру» – это «крестный путь».
Именно Кирова и князь Косаткин-Ростовский, осмыслив ситуацию, в которой оказался русский театр в изгнании, сформулировали идейную программу эмигрантского театра. Их творческий манифест – «Цели и задачи» Интимного Театра – был опубликован в интервью к открытию второго театрального сезона в журнале «Театр и жизнь», затем регулярно печатался в программах. В дальнейшем, как писал современник Кировой Н. Янчевский, «эти благородные цели и задачи служили всем русским театрам за рубежом путеводной звездой».
После первых же спектаклей Интимный Театр стал ведущим эмигрантским театром. Несколько лет – сначала в Медоне, потом в Париже (1927 – 1933 гг.) – Кирова ставила Островского, пьесы, которые были популярны в России на рубеже веков и, что очень важно, новые, написанные драматургами в эмиграции. В центре квартала Монпарнас, на «артистической» улице Кампань Премьер, регулярно собиралась верная театру публика – лишённые родины русские изгнанники приходили сюда «помечтать о России». До конца жизни Кирова прожила в эмиграции. Воспоминания написала, когда жила в старческом доме в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем, в конце сороковых –ей тогда было около шестидесяти.
Варвара Кострова эмигранткой не была – ездила в Европу и жила там как советская подданная... Она сыграла в театре Кировой несколько ролей, чтобы быть точнее – четыре. Напомним, в Интимном Театре русские парижане посмотрели около 140 спектаклей. Кострова, «сохранившая до старости свой советский патриотизм, – как отмечает М.Эдельштейн, – прожила во Франции до 1951 года и была выслана как советская гражданка». Воспоминания написала незадолго до смерти, когда ей было уже под девяносто – «с расчётом на публикацию в Советском Союзе... Стопроцентно женскими, стопроцентно советскими, не вполне достоверными в деталях, во многих отношениях поверхностными, да и просто не очень умными» считает Эдельштейн воспоминания Костровой.
На этот факт биографии Костровой рецензент не обращает внимания. Остаётся «незамеченным» и предупреждение публикатора, автора послесловия к книге Костровой А.Николюкина, что «воспоминания писались для публикации в советской подцензурной печати», и это «отразилось на характеристике Белого движения и русской эмиграции».
Наконец, не настораживает автора рецензии и информация, которую приводит Н. Евреинов в книге «Памятник мимолетному». Несмотря на то, что книга этого современника Кировой, известного театрального деятеля и драматурга была издана очень маленьким тиражом и сейчас является библиографической редкостью, М. Литавриной она хорошо знакома – этим источником она широко пользуется в своей книге «Русский театральный Париж».
На первых же страницах «Памятника» Евреинов называет «изменниками эмиграции» актера Н.В. Петрункина и ... Варвару Кострову, – «устроительницу многих спектаклей за границей и даже возглавлявшую одно время артистическое объединение в Париже. <…> Эта красавица, – пишет Евреинов, – как известно, стяжала себе славу, показываясь в «Леде» (пьесе А. Каменского) совершенно обнажённой и прославляя с подмостков чары женской красоты, которой она бесспорно обладала. Так как она была подругой жизни Анатолия Каменского и находилась под нездоровым влиянием этого советского осведомителя, Кострова к концу Второй Мировой распустилась таким махровым цветом пропаганды, что французским властям пришлось выслать эту «нежелательную» особу из Франции».
Со слов французского слависта профессора Ренэ Герра добавим, что высланных в 1951 году советских граждан сопровождал конвой до границ c советской оккупационной зоной в Германии, а по прибытии в Союз они не имели права селиться в столицах. Из воспоминаний же Костровой узнаём, что она после высылки из Франции жила в Москве, да и до этого часто ездила в Европу из Москвы (как она пишет: «Исполняла свой долг, подчиняясь пожеланиям Особого Комитета, <...> безропотно уезжала на гастроли в различных странах».
Как заметил один русский классик: «Когда нам скажут, что хотим, куда как верится охотно!». К Костровой у критика претензий нет. Положившись на её беспристрастность, поверив на слово и забыв о своем призыве не доверять «памяти актрис» – в таком заведомо неверном документе, как мемуары! – рецензент цитирует отрывок из книги В. Костровой, для того чтобы с её слов ... читатель составил свое мнение об Интимном Театре Кировой. Придётся и нам не полениться и напомнить строки из воспоминаний Костровой, столь понравившиеся автору критической статьи. Комментарий приведём ниже:
«Кирова
