Эквивалент. Главы 1-9.

      Вот и договорились, вполне себе мирно, кстати.
        Честно говоря, Никите уже осточертело возиться с туповатым Бананом. Хотелось послать его на дореформенную букву алфавита, похожую на римскую цифру десять. Этот Максик натуральное днище. Если этот фрукт не придёт в двадцать три часа, то и чёрт с ним: попутный ветер в его горбатую спину. Никита и сам обделает все дела по изъятию чужого добра, но появится больший повод гнобить лошару за трусость. Максик ещё та падла: и на ёлку ему хочется залезть и лапки не ободрать.
        Однако, к удивлению Никитоса, голимый лошара явился-таки к указанному времени, и даже приоделся в тёмные тона – всё, как его учили соблюдать ночью соответствующий дресс-код. С чего это у чувака храбрость отросла? У него нога не того размера, чтобы смелым жить.
          Ладно, шайтан с ним: всё равно толка от Максика с гулькин хрен хоть во что его одень; его роль десятая - постоять в сторонке, прикинувшись ветошью. Это у него должно получиться, хоть в башне у Банана сквозная дыра и это не лечится.
          Дождик так и не собрался брызнуть: стояла сушь, небо слегка заволокло тучками, что жуликов радовало. Только порывы пронизывающего ветра и запах пыли портили всю благостную картину. Увы, но алтайская погода переменчивая. Прохладный воздух охлаждал разгорячённые тела жуликов до озноба. Где-то рядом находилась помойка, и ветерок приносил от неё отвратительный запах гнилых овощей вперемешку с запахом всякой больничной дряни. Эти запахи людям не нравились, зато нравились всяким микки-маусам и прочим хвостатым разносчикам геморрагической лихорадки, а может чего и похуже.
            Если Максимка никак не готовился к миссии, кроме облачения в тёмную одежду, то Никита готовился тщательно, потому что в воровском деле чувствовал себя довольно прошаренным типом. На ноги он обул мягкие туфли, а сам облачился в спортивные штаны и футболку. На плече Никиты висела холщовая сумка с гвоздодёром, отвёрткой, стеклорезом, перчатками, фонариком и скомканным белым халатом. Всё, что находится в сумке, он продемонстрировал Максику, раз уж обещал тому преподать мастер-класс в воровском ремесле.
        Имелась у Никиты опаска, что персонал больнички прикроет окно, вот тогда придётся нагло действовать стеклорезом. Однако, всё благоприятствовало жуликам и окно никто из персонала не удосужился прикрыть. Это радовало. Радовало и то, что в больничном дворе в это время суток не наблюдалось хождение излишне любопытных людишек или особей, предпочитающих ночью пить спиртные напитки во дворе больницы. Проходной двор, а не территория приличного заведения. Но это и хорошо для крутых пацанов не знающих закона.
        - И чего ждать? – сказал Никита, натягивая на пальцы перчатки. Максик стоял и с восхищением смотрел на старшего товарища. – Укройся здесь в кустиках, а я пошёл. Если чё пой матерные частушки.
        - Какие частушки? – пискнул Максик.
        - Да никакие, - зашипел на него Никита. – Шучу я. Если чё, то линяй отсюда молча без частушек. Всё! Я пошёл.
        С этими словами Никита выбрался из глубокой тени, создаваемой кустиками и деревцами, подошёл к зданию больницы и, подпрыгнув, уцепился за нижнюю перекладину пожарной лестницы. Мысленно он напевал: «Раз пошли на дело я и Максимович». Вот только Никите за несколько секунд до подъёма по лестнице испортила настроение мелкая неприятность в виде попадания его левой ноги в лужу, расположившуюся рядом с помойкой. Днём на поверхности грязной воды красовалась масляная плёнка с радужными разводами, а ночью лужа коварно подстерегала зазевавшихся людей. Испачкать обувь человеку – главная цель никогда не высыхающей лужи; ещё она соревновалась с помойкой у кого из них отвратительней запах. Максим заметил этот незначительный конфуз товарища и его мозг вдруг вспомнил слово «ляга», то есть по словеснику Далю – это «непросышная лужа». Какие-то знания в мозгах Максимки ещё оставались. Этот кусок больничного двора выглядел, на взгляд Максика, уныло. Это хорошо, ибо это место интересно только помойным котам, ворам и людям с ветхим разумом.
          Карабкаться по лестнице жулику пришлось не долго, но каждую перекладину  Никита проклял, пока добирался до окна второго этажа. Да, подзапустил Никитос свою спортивную форму, подзапустил. Хорошо ещё, что перчатки одел. Не хватало ещё сверзиться с высоты на глазах Максика. Надо взять отпуск и поехать в санаторий отдохнуть от всех забот, а то здоровья не хватит на такую жизнь. На этой лестнице сразу понимаешь почём она копеечка. Потом и кровью приходится добывать себе хлеб насущный. Кажись добрались, но запарились. И в голове дятел завёлся, долбит и долбит, как шахтёр отбойным молотком. Так и до кондрашки недалеко. Такая вот жизнь наша воровская горбатая: не дай Бог никому такой романтики. 
        С этими мыслями, вертящимися в голове, Никита, балансируя на лестнице, толкнул створки окна вовнутрь, зашвырнул в темноту сумку с инструментами, а затем и сам, кряхтя, проследовал в тёмный провал. Сумка с инструментом излишне громко звякнула: от этого звяканья к дятлу в голове у Никиты добавился ненормально заполошный стук сердца. Хорошо ещё, что сразу за подоконником обнаружился стол. Вот на него Никита и взгромоздился, проникнув в помещение. Веяло лёгкой жутью и казалось, что в углах помещения таится мрак и отчаянье: темно, хоть глаз коли, но фонарик зажигать стрёмно. Пусть глаза привыкают к темноте.     
        - Проникаю в больничку. Ищу «нубук». Забираю «нубук», - прошептал Никита в темноту. - План из трёх пунктов. Первый пункт выполнен.

 

          Вот ведь паскудство! Допившемуся до изумления Васе стало плохо и тревожно. Васин организм пребывал в полукоматозном состоянии, а мозги никак не могли определиться с локацией и временем. Ага, птичка улетела, скворечник опустел. Заклинала Ваську маменька Ольга Степановна со слезами на глазах: «Сыночек, не пей водку! Самогонку тоже не пей; на вино не смотри, а пиво даже не нюхай. Организм у тебя особенный – спиртное не понимает». Папка качал головой, но больше корил мамку: «Мы, Чалдоновы все стойкие на выпивку. Сынуля наш, в этом плане, в твою породу  пошёл – в Поповых». Вспомнилось, что папка тоже говорил что-то умное про водку: «Сыночек, водка – это зло. После неё тянет на баб, а бабы – это секс.  После секса тебе захочется покурить. А вот курение – это страшный яд, он убивает насмерть: он тебе мигом весь организм нефункциональным сделает». Ага, значит, у нас есть папка с мамкой. И живут они в деревне Новокраюшкино. Пардоньтесь, какая такая деревня? Мы село, а не деревня. Васе не нравилось, когда его село называли деревней. Мы село и точка. У вас церковь имеется, да? Вот церкви в селе не имелось. Так какое вы тогда село, голимая деревня. Крыть нечем, но обидно.
          От мозгового напряжения в мозгах у Васи крутился калейдоскоп и отрывки из мультиков. Зато у нас в селе течёт речка Кашкарагаиха. Вот только мозг решительно отказывался сформулировать название речки. Но мозг не отказывался строить логические построения. Если у нас есть папка с мамкой, есть село, есть речка, значит, мы сейчас находимся дома и валяемся на жёстком топчане, куда нас отправляют всегда, когда мы не в состоянии выговорить название речки. Какашкагагара, кажется? Хрен выговоришь. Речка – это вода, вот только в нашей Кошкохераге воды мало - только воробью утопиться. Вася тоже состоит из воды, и это на практике доказанный факт. Мамка это дело знает и всегда рядом с топчаном ставит поганое ведро, в которое Вася удаляет из себя излишки воды, когда приспичит. Это чтобы он не потащился во двор, а то выйдет зимой во двор в безмозглом состоянии и замёрзнет. Рисковать не надо, поэтому мы не пойдём во двор. Где тут у нас поганое ведро?
        Вася на ощупь, не открывая глаза, стал шарить рукой возле своей лежанки и вскоре нашёл какую-то ёмкость. Она на ведро не походила, но для Васиных целей пригодилась вполне. Облегчившись, и удивившись, как много из него вылилось, Вася сообразил, что обратно натянуть на себя штаны и труселя слишком сложно и муторно в его лирическом состоянии. Ещё и ботинки оказались на его ногах. Не порядок спать в ботинках. Руки еле справились с задачей снять с тела ботинки, штаны и немного мокрые трусы. Кто-то их ему намочил. Верхнюю одежду Вася также умудрился стащить с себя и куда-то швырнуть в сторону. Оставшись в одной майке, он улёгся на кушетку досыпать и с благодарностью вспомнил мамку, которая не забывала укрыть сыночка белой простынкой. Заботливая у него мамка. И село у нас хорошее, и речка, как её…  Не велика речка, но если бы она текла широкой, как Обь, то в её водах купались бы голые девки. Много голых девок. И одна из них Верунчик. Оп-па! Мозг вспомнил, что Вася договорился сегодня замутить с отличной девчонкой, но, почему-то его скрутил недуг. С этим делом надо бороться. Надо постараться выплыть из фантасмагорической пучины к реальности, где в речках купаются симпатичные Верунчики. Мозг, получив команду, сосредоточился на образе Верунчика, и Вася погрузился в мысленное созерцание её прелестей, приходя всё в большее и большее любовное возбуждение, переходящее в экстаз. О, Верунчик! Ты достойна тысячи комплиментов, но слабы, пусты слова перед величьем твоей красоты.  Скоро мы с тобой, клубничка сладкая,  встретимся, и тогда небо покраснеет от смущения. Я с твоим телом таааакое надумал вытворять. Короче, тебе понравится, обещаю.
          Надо понимать, что Василий не очень много получал женского внимания в той глуши, где он рос. Так что, вырвавшись на волю из деревни, он слегка ошалел от разнообразия женщин.
          Вдруг Вася услышал пронзительный крик птенца ушастой совы. Эти птенчики частенько в ночи досаждали новокраюшкинцам своими пронзительными воплями, похожими на мяуканье потерявшегося котёнка. Так мозг Васи расшифровал звук от звона инструментов, которые в помещение, где валялся уставший мент, зашвырнул жулик по имени Никита Кулешов, он же Вованыч. Но, этот звук стал тем триггером, который позволил Васе слегка возвратиться в реальность. Однако, его реальность пока в большей мере существовала в виде образа драгоценной Верочки. Всё остальное находилось пока за кадром.



            - В задницу такие приключения, ёханый бабай! – зло думал Вованыч, проникая через окно в какое-то подсобное помещение злополучной больницы. Внутри темно и плохо пахнет. Рассуждая метафорически, плохо пахнет везде, а не только внутри. Снаружи тоже пованивает. Пока Вованыч с грациозностью пьяной гориллы карабкался по лестнице, то обнаружил, что её со знанием дела качественно обгадили голуби – чтоб они все облысели. Теперь перчатки, футболка и спортивные штаны пронзительно пахли голубиным помётом, что совсем не радовало Никиту: такие геморройные приключения калечат психику, делают импотентом, преждевременно старят и добавляют морщин. Но, что не сделаешь для первичного накопления капитала: кто не шевелится, когда надо бодро шевелиться, того потом медленно несут. Проза жизни. Очень тяжело, понимаешь, нащупывать тропинку в тумане предрассудков, жестоких заблуждений и собственных сомнений. Но надо, ибо «нубук» сам себя