ПУСТЫННИКИ ИЛИ ПЕСНЯ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ

воздуху, и любо им. До восхода солнца так ходили. А там и жаворонок первый запел, солнышко встречает, и слышно его где-то высоко-высоко, а не видать. Аринка и говорит:

— А ежели полететь?

— Что ли как птицы? Надо вот так, — он раскинул руки и ринулся вперед, и полетел.

— Этак же мы с тобой во сне моем летали, изначала за гусями, а после ангелы нам дорогу показывали.

— А я видел, как мы с тобой огонь в руках держим и летим по небу, а огонь не жжется, а светит и греет. Только где же у нас огонь?

— Подожди, — она засмеялась и полетела за ним. До самого жаворонка поднялись, а он махонький, а так поет — по всей округе слышно.

— Не спугни его, полетели в сторону, — Аринка поманила его рукой, он подлетел к ней, они протянули ладони друг ко другу, и вдруг меж ними словно молния мелькнула, а потом на ладонях расцвел огненный шар. Он светился изнутри, сиял тихим теплым светом, и поднимался вверх языками пламени. Они не могли оторвать от него глаз, он волновал их сердца, и они медленно поднимались за ним все выше и выше. Уже и жаворонок остался далеко внизу, а они все поднимались. Так и летели они среди звезд, как в далеком Федюнькином сне, и не хотели разнимать ладони. А холодные черные головешки, и серый пепел одиночества остались навсегда в забытой земной жизни.





Часто они потом так-то ночь коротали. Вскоре, однако, поняли, что могут летать только в поднебесье, где птицы. Есть еще второе и третье небо, туда им пока нельзя, а только над землей. Видели они сверху деревню, лес, поля, речку. А вверху так близко светили звезды.





А по прошествии времени они и вовсе принялись путешествовать. Какие же это были путешествия! Все было им открыто. Везде могли они побывать. И в антарктических льдах, и в жарких пустынях. Могли просидеть всю ночь у большого водопада под светом луны, или перенестись на светлую часть земли и гулять часами по джунглям, смеяться над обезьянами и попугаями, или кататься в саваннах на львах или слонах. Они разговаривали со зверями и птицами, сами могли принимать образ рыб, птиц или зверей. Опускались в моря, и плыли под водой, рассматривая подводный мир. Они играли с дельфинами, гонялись на лету за огромными бабочками. Ходили по дну океана, видели затопленные города, где рыбы заплывали в резные окна мраморных дворцов, обросших ракушками. Восходили на высокие горы, заглядывая в жерла кипящих вулканов или забирались в сталактитовые пещеры. Видели развалины древних языческих храмов и скрытые веками от людей несметные сокровища — золото, монеты и драгоценные камни. Бродили по восточным базарам и по японским садам, взбирались на египетские пирамиды и опускались в полуразрушенные подземные города, давно покинутые жителями. Времени у них было довольно — более семисот лет. Но всякий раз к восходу солнца возвращались они в свою деревню и помогали людям, как и было им велено изначала. И все, что видели они, все было им дивно и интересно, но дороже всего, прекраснее всего было им то, что они вместе. Федор по-прежнему любил делать ей подарки. Иногда он вдруг исчезал во время путешествия, она тревожно оглядывалась вокруг ища его, а он появлялся через несколько минут с тихой улыбкой и цветком белого лотоса или эдельвейса. Она удивлялась и радовалась каждый раз любуясь подарком, а он неизменно любовался ею.





Федосья то немножко поправилась, вставать стала, выходить из дому. Арина ей и глаза подлечила. Уж как она радовалась, что деньги свои нашла, а то думала, что потеряла. А это Ерема их тишком на место положил. Удивлялась она, что он ей курочек вернул и гусей. И овечек привел, и козу, да и запас зерна в амбар привез. Сена на сеновал накидал. И холсты, и тулуп и все остальное, что за долги отнимал, все вернул. Стала она за него молиться, как за благодетеля, у него и спина болеть перестала. А у Федосьи теперь забота. Живность накормить, напоить, козу подоить. А ей и в радость, вроде жизнь в доме появилась. А к весне-то, вот счастье, Алешенька ее вернулся домой насовсем, да с молодой женой, а жена на сносях. Федосья уж так Бога благодарила, уж так радовалась. Молодая невестка подивилась, до чего у свекрови все чисто да красиво. А сын то по земле соскучился. Не его это видно было браное дело, походы да сражения. Земледелец он, крестьянин. И стали они жить поживать. Детки народились один за другим, успевай поворачивайся. И достаток в доме был.





А Федор с Ариной в другой дом к тому времени перебрались к Прасковье. Дом, хозяйство — все справное, да только хозяин помер, а ребятишек семерых оставил — старшему мальчику пятнадцать, а остальные все мал-мала-меньше. Последние годовалые и вовсе двойняшки оказались. Аришка то привычная была нянчиться, у нее самой младшие братики были, вот и стала она помогать. Мать удивлялась, что за дети у нее золотые. Не слышно их, играют и играют. Послушные. Ни ссоры, ни крика. Всегда чистые, умытые. А одежонка будто и не пачкается, словно кто стирает на них. Аринка все успевала. Огород выполет, никто не знает, когда, как будто и не было сорняков. А Федюнька старшему Степе помогал во всем. Трудно тому приходилось всю мужскую работу по хозяйству выполнять. Взялся он даже поле вспахать. Мать противилась, куда тебе, мал еще. Но и здесь ему Федор помог, сила то у него не человеческая была, хоть и бесплотный. И вспахали, и пшеницу и рожь посеяли, и овес. Соседи конечно удивлялись, как это Степка один все поле вспахал? Она тут и задумалась. Да и догадалась, у кого все узнать можно. Младшеньких спрашивать стала, кто, дескать помогает? Матвеюшка пятилетний все и рассказал. Про Аринушку и Федюньку. Как она с ними играет, да ухаживает, как Федюнька за скотиной ходит, стайку  чистит, Степушке помогает. Матвейке и невдомек, что ни старшие дети, ни мать помощников своих не видят. После этого разговора Арина попросила мальчика:

— Ты, Матвеюшка, никому про нас не сказывай боле, а то нам уйти придется. Маменьке сказал и будет.

— Не, не уходите, как мы без вас? Степушке одному трудно, и с нами некому поиграть. Никому не скажу, ты не бойся. А разве они сами то вас не видят?

— Не видят, детка. Только младенчики видят да зверушки.





А Прасковья то задумалась. Вспомнила, как кто-то и траву помогал косить, и сено в скирды складывать. А домой с покоса придут, глядь, в доме все прибрано и помыто. Чудно ей все это казалось. Помолилась, да и решила все батюшке рассказать. Не стала с соседками делиться. Священник старенький был, много повидал, много исповедей слышал. Знал он и то, как однажды давно в воскресный день после службы церковной налетела орда, да многих людей поубивали невинных. А люди то все только из церкви, только после причастия, и отобедать даже не успели, как предстали их души пред Господом. Должно все они в рай попали, а иные святыми соделались. Может из них кто и помогает. Не велел ей никому сказывать, а только Бога благодарить за помощь, да повелел за невинно убиенных молиться. Так она и поступила. Никому не говорила, а помощь принимала с благодарностью. Благодарила в молитве отрока Федора и отроковицу Арину. Как святым им молилась. Так и повелось. А в первое же воскресенье на литургии старенький священник поминовение совершил на проскомидии за всех невинно убиенных, а после литургии панихиду отслужил. Вот тогда-то первый раз Арина отца своего увидела, а Федор родителей и всю семью. Порадовались они все. Много народу в церкви набралось, все убиенные в тот страшный день стояли в храме со светлыми лицами в белых одеждах. Такой праздник был для них. Федюнька к своим подошел, поклонился им. Потом у дедушки спросил:

— Дедуня, как же я по вам горевал. Страшно небось было в тот день?

— Что ты, милый, я и спужаться то не успел, как в рай попал. Не мучился, не болел. Токмо причастился и уж все. Это вы тута печалились, а мы тама ликовали. Молились за вас. Прощевай покуда, пора нам, - и он исчез, и прочие с ним.





Сколько-то лет прошло, видно все же обмолвилась кому-то Прасковья, стали и другие молиться отрокам Федору и Арине. Ну те конечно помогали. А что было им чудно, так то, что они могли сразу в нескольких местах появляться. Как это получалось объяснить не могли. Позже то и иконка появилась. Только сами они не понимали, почему их отроками зовут. Ведь они в старости умерли. И ответ им пришел такой, что как они себя в отрочестве похоронили в монашество, так отроками и остались.





Со временем, путешествуя по земле, они очень многое о ней узнали. Видели с высоты полета материки и озера, моря и океаны. Знали очертания берегов, расположения городов и царств. И тогда открылось им новое служение. Стали они слышать иногда молитвы людей, живущих в других землях, понимали их речь и сами могли говорить на иных языках. А коли слышали, так и спешили на помощь. Это случалось в ночное время, когда все в их деревне засыпали.





Вот однажды услыхали они горький плач и молитвенное стенания женщины. Во мгновение ока очутились они около нее. Женщина стояла на коленях в бедной лачуге и рыдала, а рядом на постели спала, всхлипывая во сне, свернувшись калачиком, девочка, лет четырнадцати, как и Аринушка. Видны были на ее опухшем, покрасневшем лице следы слез, еще не высохшие, видно плакала, пока сон не одолел ее.



— Что с тобой, матушка, скажи нам, мы поможем тебе, — Аринушка обратилась к ней ласково, чтобы не испугать.

— Кто вы? - женщина взглянула на них, — не сможете вы мне помочь, — она снова застонала.

— Господь поможет тебе, а мы сделаем все, что в силах, — Федор старался ее утешить.

— Доченьку мою, единственную мою радость, продадут сегодня за долги в позорное рабство. Чем вы можете мне помочь? Вы, по всему видно, сами люди не богатые, — она снова зарыдала.

— Не плачь. Сколько ты должна денег? — Федор соображал, куда лучше отправиться за деньгами.

Женщина назвала ему цифру, и он тут же исчез. Аринушка обняла ее за плечи.

— Расскажи о себе, а он сейчас вернется.

— Вдова я, вот уже десять лет. Дочка моя, счастье мое, только-только подросла. Как старалась я справиться с нуждой, сама не знаю. Пряжей зарабатывала на жизнь. В долги пришлось все же влезть, не хватало нам моего заработка. И дом продали, а все равно. Теперь и дома нет, вот в этой лачуге поселились, и долги отдавать нечем. Заимодавец сказал, что сегодня придет за нею, - мать снова начала плакать, — заберет ее.

— Не заберет. Бог не попустит.

Они еще немного побеседовали, и вернулся Федор. Он успел побывать в одной из сокровищниц, набрал старинных золотых монет, успел на базаре, приняв образ торговца,