ушко.
— Да, меня Лизой зовут. А медведь был злой?
— Нет. Не злой. Малину любил сушеную. Я ему горстку дам, он съест, да и в лес вертается. Он меня от волков защищал.
— А я медведя в зоопарке видела и в цирке. Меня мама водила.
— А в церкву она тебя водила?
— Водила. Там свечи и иконы. И святое причастие. И еще там молятся. И на колени встают. Я тоже на колени встаю и кланяюсь. А сегодня Христос рождается. К Нему пастухи в пещеру приходили поклониться. И мудрецы приходили с дарами. И еще Ангелы. Нам в воскресной школе рассказывали. И тропарь учили. И картинку я раскрашивала, — девочка выпалила все на одном дыхании.
— Спаси тебя Господи. Храм то у вас дивно красив.
Храм был великолепный. Каменный, с золочеными куполами и крестами, колокольня высокая. Окна, стены — все изукрашено лепниной. Ограда вокруг кованая, постройки во дворе. Подошел Федор, мать девочки с собой привел. Увидела она ребенка, бросилась к ней.
— Лиза! Доченька моя! Ты куда же убежала от меня? Я чуть с ума не сошла, — она обняла ее, прижала к себе. — С кем же ты тут разговаривала?
— Мама, эта девочка здесь раньше жила, и медведь жил.
— Какая девочка? — женщина удивленно осмотрелась вокруг. — Нет тут никого.
— Медведь ее от волков охранял и малину любил, а она ему малину сушеную давала горсткой, — Лиза показала на Арину.
— Какую малину? — она спросила настороженно и недоуменно.
— Сушеную.
— Горсткой? — Женщина старалась говорить серьезно.
— Горсткой.
— Вот фантазерка! — Мать наконец рассмеялась. — Пошли.
Она поправила маску на лице дочки, и потянула ее за собой. Но малышка повернулась к Аринушке, стянула маску, улыбнулась ей и помахала рукой, а та перекрестила ее на прощание, и они ушли. Зазвонили колокола, призывно и празднично. Но улица и площадь были безлюдными, словно город вымер. Странно смотрелись покрытые пушистым нетронутым снегом дороги и тротуары без следов обуви прохожих, без следов автомобильных шин. Лишь где-то на соседней улице пролетела маршрутка мимо пустой остановки, и опять все стихло. Фонари светили, падал снег, искрились снежинки, а людей не было. Отроки стояли одни посреди пустынного города.
— Аринушка, ты, когда махонька то была, то как есть вот эта Лизонька, — Федюнька с улыбкой посмотрел на подругу.
— Вот уж скажешь. У меня сроду такой одежки не было, — Аринка засмеялась.
— Да не про одежку я.
— Уж поняла. Пойдем, Федюнька ко всенощной. Слышь, как звонят. Хоть в храме постоим на праздник. Народу то нынче в церкви полно. Я твоих видела: тятеньку с маменькой и дедушку. Наши то небось все там будут, и Пелагея тоже. Отец Никита с Ворсонофием, еще засветло пришли. Знать в алтаре будут служить.
— Погодь, Аринушка. Я тебя в друго место седни сведу.
— В како же?
— В древний Вифлеем. Поклонимся Святому Младенцу, Господу.
— Нечто можно нам в друго то время перейти?
— Нынче то можно. Рождество поди.
— Пойдем нето .
Очутились они в незнакомом месте. Снега нет, камни вокруг да песок. Пальмы вдалеке стоят. Совсем не зимний вид.
— Это куды же мы с тобой, Федюнька, попали?
— На Святую землю, Аринушка.
— На Святую землю! Где Господь родился? А это пустыня никак?
— Пустыня. А тама вишь вдали Вифлеем град, вон туды посмотри.
— Вифлеем! А вона, глянь ко, звезда то какая!
— Верно та самая, кою мудрецы увидели. В Евангелии то помнишь писано про нее.
— Уж больно красивая да большая. Давай поглядим подольше.
— Дале пойдем. Прямо куды она путь кажет.
Они пошли вперед, к Вифлеему, и увидев свет в одной пещере, остановились.
— Это же вертеп, Федюнька! — у нее перехватило дыхание.
— Вертеп. И Младенец Христос в яслях, и Матерь Божия.
— Господи помилуй!
Они увидели пастухов и ангелов. А когда подошли к пещере, то не посмели войти, просто опустились на колени у самого входа. Ведь не разу за все время странствий не видели отроки так близко Богородицу и Господа. Что сказано было им там, и куда они пошли далее, неведомо. Ведь повелел им Господь в самом начале чтобы шли на землю помогать людям до времени. А они доселе не разу не перешагивали временной барьер. И их дальнейший путь покрыт тайной.
