Каба́.

Очень долго, все время существования мира, эти две силы — образ и слово — шли бок о бок. Но сила образа оставалась превалирующей.

Картина выглядит повседневной, она обрамлена деревянной рамкой, она предлагает беглому взгляду незатейливый сюжет. Поле роз с высоты птичьего полета. Причал и дюжина кораблей, потрепанных пережитым штормом. Прогулочный парк и силуэты дам, прячущихся от солнца под зонтиками. Облака, задумчиво бреющие над церковными куполами. Но там, внутри - в самой глубине парка, у фонтана, в сердцевине цветка, во взмахе прогулочного зонтика, в зрачках портретируемого вельможи, среди бесчисленных церковных фресок, - она там. Каба. Если остаться у картины на ночь, и рядом никого нет, все ночники погашены, лишь одна свеча тревожит тьму неверным пламенем; если вглядываться в картину до рассвета - можно увидеть ее. Порыв ветра вдруг откинет ветвь кустарника, и в тени рощи мелькнет ее смутная фигура. Среди голых скал, над которыми парит орел, между двумя валунами она вдруг выйдет на миг на солнце, чтобы приветственно кивнуть, показывая, что она готова выполнить любое желание, стоит лишь произнести, а в следующую секунду — вновь безлюдный гористый пейзаж, и никого нет. Глаза человека на портрете на короткий миг наполнятся ужасом, в них сверкнет ее отражение. И стоит лишь раз ее увидеть, будешь слышать ее шепот вечно. Она будет спрашивать темными бессонными ночами, наполненными поруганными иллюзиями, растоптанными надеждами, болью от саднящих ладоней, страданиями от насмешек соловьев, слезами от бесчисленных неудач, - она будет предлагать свою помощь; и ты попросишь ее. Попросишь, охваченный сиюминутным отчаянием, попросишь, будучи слишком обиженным на весь мир, чтобы мыслить здраво. Ты попросишь и швырнешь на заклание свою истинную мечту, и правильные, честные книги никогда не будут написаны, полезные для человечества открытия никогда не будут совершены, все будет пожертвовано в угоду сиюминутных хотелок.

Так прожигаются мечты.

Романам предшествуют рукописи. Стихам предшествуют наброски. Трудам предшествуют черновики. Рисункам предшествуют эскизы. Неандертальцы, кроманьонцы, эректусы. Исполинские, неповоротливые динозавры. Бесформенные астероидные глыбы, простреливающие мироздание навылет. Космические бури и всепожирающие черные дыры. Однажды кто-то проверял существование на способность воплощать любые, даже самые дикие фантазии, творя все без разбора. Лимитов у существования не обнаружилось, оно оказалось гуттаперчевым, как нет лимитов у компьютерных технологий. Все наброски воплотились в реальности. Именно тогда на свет произошла Каба. Именно в то седое прошлое уходят корни этой сказки.

Позже многие из черновиков и эскизов были уничтожены, многие оказались опасными для самих создателей. И это перестало. Хаос упорядочился, как упорядочиваются события и даты в окончательном варианте рукописи, как упорядочиваются все жизненные ошибки, заводящие нас в комнаты-тюрьмы. Планеты нашли свои орбиты. Потухли вулканы, вымерли динозавры. Выродились кроманьонцы. Дальнейшее развитие мира было передано в руки писателей, зарекомендовавших себя наиболее продажными, наиболее послушными воле Кабы, наиболее подлыми и двуличными. Наиболее отформатированными. Ибо человек, способный продать душу ради искусства, будет исполнять волю того, от кого это искусство зависит.

Именно поэтому художников намного меньше, чем писателей. Художники — корректоры существования. Мерчендайзеры бытия.

В 19 веке вдруг все изменилось, и с той поры процесс стал необратим. С изобретением фотографии мощь образов увеличилась втрое, ведь фото — почти идеальные копии, и они — НЕ отражение реальности, как принято думать. Это все те же двери, которые со временем каждый получил возможность иметь под рукой. Персональные двери в любом доме, и их количество только растет. Если присмотреться… Видный красавец вдруг выходит на фото подслеповатым уродцем, и иногда кажется, что у него два лица. Помпезная улица города обнаруживает на фото потеки грязи и трещины в фасадах, а в этих трещинах — кажется, что ползают черви. Невзрачная девчушка представляется принцессой с обворожительной улыбкой. Кристально честный человек выходит с физиономией глумящегося грешника. Каба намекает; она дает понять каждому, кто способен видеть, она помечает всех своих должников. Она помечает людей, города, улицы, она помечает реки, горы, деревья, памятники, даже мусорные свалки, и порой бывает так, что люди на фото выходят четкими, в то время как здания за ними — выцветают.

Эра смартфонов и соцсетей довершила процесс слияния образа и слова. Впервые возникла сила, аналогов которой не было в истории мира. Мышление человечества стало клиповым, «Клуб Х» потерял прерогативу. Образы и сюжеты стали продуцироваться со скоростью мыльных пузырей, рассеиваемых по воздуху воздушной пушкой, мир стал похож на анимационный мульт, в котором предметы и веяния возникают на пустом месте, растут и множатся, в течение считанных часов приобретая характер лавины, а потом вдруг — исчезают без следа. Таково дыхание нового мира.

Иногда Игорь Мещеряков с оглядкой подумывал, что Каба — она повсюду.

Нет ничего странного в том, что он избегал объектива всегда, сколько себя помнил. С таким-то жизненным кредо, черт побери! Ничего из вышеупомянутого Игорь не озвучивал в кабинете психолога. Он не хотел в психушку. А от всего этого, от всей этой философии просто смердело психушкой; а он не хотел. Игорь всегда интуитивно чувствовал, что объектив — это перекрестие прицела, взгляд Кабы, и он каждый раз содрогался, наблюдая за тем, как народ кривляется, обезьянничает, безобразничает перед фотоаппаратами, как люди делают селфи, направляя перекрестие на самих себя…

Полностью исключить фактор объектива Игорь, конечно же, не мог. Еще двадцать лет назад такое бы представлялось вполне осуществимым; сейчас — нет. Пространство мира пронизано бесчисленными лучами: государственные и частные уличные камеры, персональные камеры на телефонах и планшетах, камеры на каждом ноуте, с виду отключенные, но вполне возможно — что и нет, Гугл- и Яндекс-панорамы, спутниковые телекамеры. Пару раз Игорь совершенно неожиданно обнаруживал себя же в сети, если кто-то фоткал класс или школу, а он вдруг маячил на заднем фоне с отрешенным видом, словно мешком напуганный. У Игоря имелись домашние семейные снимки. Были фото в обнимку с дедом или бабушкой, были фотки деда и бабушки, фото всей семьи и каждого по-отдельности. На 14-м дне рождения батя, уже вдарив солидно и давным-давно пройдя свою пороговую рюмку, блуждал по комнатам и фоткал всех подряд; разве что какающего Тупого Кота не сфоткал. В общем, Игорь попадал на фотографии с пугающей регулярностью; и он ненавидел это.

Игорь не был активным участником соцсетей и форумов. Присутствовал лишь теневым образом, как наблюдатель. Он имел свою страницу в ВК, поскольку существовали две школьных группы во Вконтакте. Первая — официальная, там периодически постились разные разности. Редко — полезные, по большей части — бред. Анонсы предстоящих мероприятий, о которых в школе и без соцсетей плешь проедали. Порой мелькали хвалебные статьи, посвященные учителям-юбилярам или отличившимся ученикам, занявшим места на олимпиадах. Результаты товарищеских встреч между школьными командами по футболу или баскетболу. Приглашение на ярмарку. Приглашение на «день бега» или «день здоровой семьи» - любой удобный выходной, чтобы поноситься, приглашаются ученики и их родители, а также вообще все, кто способен одолеть стометровку и не испортить праздник инфарктом миокарда. Прочее — реклама, как правило — бездарная. Реклама репетиторов. Реклама курсов по иностранному языку. Реклама спортивных секций. Дзюдо мелькнуло пару раз с гордым постером малолетних дзюдоистов. Реклама театральных кружков. Много рекламы. На этом все. В целом группа была ориентирована на комитет по образованию (для статуса) и на бывших выпускников (для ностальгии). Информация в группе устаревала уже к моменту появления на стене.

Группа носила официальное название по номеру школы №20, где Игорь и учился. Основатель группы — неизвестен. В администраторах числились двое. Первый — физрук, который на аватарке представлял себя любимого в спортивной форме и с хронометром наизготовку. Вторая — какая-то левая тетка из бывших, ныне — мать-одиночка двоих детей. Шептали, что у физрука с теткой шашни, хотя вместе их никогда не видели. Для слухов хватало, что у них один статус в группе. Впрочем, по-любому пофиг.

Вторая группа — неформальная. Называлась просто, как камень: «Двадцатка». Ее участниками были практически все нынешние ученики и добрых десять тысяч — бывших; ну и учителя, разумеется, многие из которых шкерились под фейковыми страницами. Кто основатель — неизвестно. Администратор — не указан. Модератор — не указан. В контактах группы стоит парочка старшеклассников, каким боком те пристегнуты и какие функции реализовывают — неизвестно. Им напишешь в личку, ответ придет дня через три в лучшем случае, и внятности в нем — как в баночке для анализов. В общем, мутная завеса вокруг всей группы, но так и было задумано изначально.

Здесь, в этой клоаке образов и слов, дела шли куда веселее, нежели в официозе. Здесь водились хищники по соседству с травоядными, которые, впрочем, тоже прятали шипы. Здесь можно было обнаружить следы древних цивилизаций и инопланетян, здесь можно было угодить голыми пятками в бутылочные осколки или же оказаться целиком сожженным в серной кислоте. Здесь можно было в одночасье стать героем легенд или персонажем фильма ужасов. Двадцатка — это око Кабы, оружие Бога из машины, Игорь Мещеряков всегда это знал.

Игорь придирчиво наблюдал за событиями в группе, оставаясь в тени. Его собственная страница была обезличена, насколько это возможно. Звался он Игорь М, указан город и школа, вместо главной фотки — просто картинка. Фотоальбом — пуст. Видеоальбом — пуст. Одноклассники так-то знали его страничку, иногда приходилось переписываться с кем-то по школьным вопросам, не без этого. Но очень редко. В основном же страница во Вконтакте служила Игорю билетом в театр Двадцатки. Он искал, он ждал подтверждения своим сомнениям, он не хотел быть сумасшедшим, он надеялся, что он не параноик.

Он оказался не параноиком. События с Классухой и Сыном, случившиеся в шестом классе, продемонстрировали Игорю, что он был прав.