Каба́.

- А с чего вдруг?- недоверчиво пробормотал Игорь.

- Действия! - веско повторил Петров.- Тебе нужно начать действовать, и любые последующие сеансы этого не изменят. Ты должен начать реализацию персонажа по имени Игорь Мещеряков. Не обязательно в качестве писателя. Просто это лежит на поверхности, и намного проще взять в руки готовую книгу из сна, чем изобретать велосипед.

- Я понятия не имею, когда снова увижу этот сон с книгами,- проворчал Игорь.- Графика-то нету.

- О том и речь,- подтвердил Петров.- Сдвиги или результаты появятся только после того, как ты начнешь действовать. Только так мы сможем понять, верное ли мы выбрали направление. По результатам. Мы можем продолжать встречаться, но все разговоры будут крутиться вокруг этого. Либо вокруг отвлеченных тем, что вообще неприемлемо. Но мы и не сможем встречаться впустую.

- Предки,- кивнул Игорь.

- Рано или поздно твои родители начнут задавать вопросы и будут правы. Я не хочу жульничать и вытягивать деньги попусту, хотя руководство меня только похвалит. Но ты должен обязательно позвонить мне после того, как тебе приснится этот сон с книгами. Расскажешь, как все прошло, и мы будем по ходу решать, нужно ли возобновлять встречи. Есть большая вероятность, что этого не потребуется.

Игорь перевел взгляд в окно, на детскую площадку, окутанную косыми лучами заходящего солнца; но он не видел ее. Он кусал губы. И вновь думал. Напряженно думал. Он всегда будет думать, всегда будет анализировать, всегда — оценивать, всегда — строить теории. Потом Игорь импульсивно схватил лямку рюкзака, лежащего на полу у его ног, и Петров внезапно испугался, что парень сейчас психанет, обидится и молча уйдет. Это было бы наихудшим итогом их знакомства.

Но Игорь не психанул. Не обиделся, не стал рвать и метать. Он всего лишь чуть расслабился, опустил рюкзак назад. Осталось еще что-то, что его тревожит.

- Если вы правы, и все устаканится… Все пройдет, никакой Кабы… Может так быть, что я после этого перестану читать? Потеряю интерес и перестану?

Петров совершенно не ожидал этого вопроса, однако в то же время он ему ничуть не удивился. И он обрадовался, что этот вопрос прозвучал. Это был правильный посыл. Это был вопрос юноши, который впервые идет на медведя. Это был вопрос перед дверями монастыря, прежде чем принять послушание. Правильный, совершенно логичный итог. И он сказал:

- Знаешь, что больше всего боятся алкоголики, почему не бросают пить? Что уйдет радость. Что это будет ноша, они будут тянуть лямку до конца жизни, держаться в завязке на зубах. И ничто не будет радовать. Они пробовали пару раз, уходили в завязку. И вот, поглядите, солнце, оказывается, не такое уж яркое, как думалось. Мясо не такое уж ароматное, как казалось. Да и вообще отвратное мясо продают в последнее время. Жена, оказывается, не такая уж красавица. Друзья — с ними и поговорить не о чем, как без водки-то говорить? И люди вокруг не такие уж милые. Да совсем не милые, надо заметить. Докапывальщики одни.

Игорь хохотнул. Петров охотно присоединился.

- Это нормальный страх, логичный. Потому что алкоголь давно стал синонимом радости, это такая ловушка, она так работает. С утра похмелье — никакой радости. Вечером выпил — блаженство. Так вырабатываются рефлексы, как у собаки Павлова. Ты тоже алкоголик, Игорь. Твой алкоголь — книги. И так уж случилось, что книги у тебя прочно ассоциируются с ночными кошмарами. Говорю тебе по опыту. Если бросишь пить, то субъективные вещи — действительно не те, какими они были раньше. С друзьями может быть реально говорить не о чем, с женой — тоже может статься, что не о чем. А вот объективные вещи — наоборот. Солнце — оно правда ярче. Трава — она правда зеленее. Мясо тоже вкуснее, если его выбрать в хорошем магазине. Я бы на твоем месте переживал не за это, Игорь. Я бы переживал за то, что, когда твое эмоциональное состояние улучшится, ты захочешь читать еще больше. А у тебя вроде и так с этим проблемы, как я слышал. Неуспеваемость в школе, и все такое.

Он ехидно ему подмигнул. Игорь постарался сдержаться, но не сдержался, расплылся в благодарной улыбке. Счастливой улыбке. Так ли часто Петров видел счастье на лице этого мальчика? За все время их общения, видел ли он его хоть раз? Истинное счастье, сиюминутное, пусть на мгновение. Но теперь — вот оно. Наверное, ради таких моментов и стоит жить. Ради одного такого момента, даже одного, стоило совершить сделку с Кабой…

Перед тем, как подняться, Игорь обстоятельно проверил рюкзачок, все ли кармашки застегнуты. Потом встал, но вместо того, чтобы двинуться к двери, как он это всегда делал, он приблизился к столу и протянул руку.

- Спасибо,- сказал он.- За все. Что послушали и поверили.

Петров в свою очередь поднялся из-за стола в полный рост и с удовольствием пожал руку Игорю. Вышло немного торжественно.

- Удачи тебе, Игорь. Если у родителей будут вопросы, пусть тоже мне звонят. И ты сам звони. Как только будут новости, обязательно звони.

Игорь Мещеряков пересек кабинет и открыл дверь. На миг он застыл в дверях, и Петров подумал, что вот теперь парень сломает свое правило и уйдет без оглядки. Не обернувшись. И для него, Игоря, это будет легко. Ведь это так кажется, что он — один в поле воин. Но за ним — юность. Его раны исцелятся стремительно. Самое большее через год он даже не вспомнит о том, что посещал психотерапевта. А если и будет помнить, то как занятный эпизод из биографии, о чем можно по секрету поведать друзьям или девчонке. Ему будет казаться, что все это произошло не с ним. Что он прочитал книгу, очень хорошую, яркую, впечатляющую книгу, и он соотнес себя с персонажем, вжился в главного героя, в ГГ, и теперь он наполовину верит, что это — реальность, а наполовину — что это всего лишь выдумка. Быть может, не особо честная, и уж точно жестокосердная по отношению к персонажу, но всего лишь — сказка.

А его, Виктора Петровича Петрова, как человека с лицом, как живую личность, тот вспомнит лишь однажды. Только для того, чтобы сообщить ему о своем исцелении. А потом просто забудет. Навсегда.

Но Игорь все же обернулся. И нет никаких синяков, очень хочется верить, что уже и не будет. Чистое мальчишеское лицо. Лицо будущего мужчины перед открытой дверью.

Он сверкнул улыбкой и исчез.

Больше они не виделись в этой сюжетной реальности.

Кагомэ, кагомэ.

Птичка в неволе на жердочке.

Кто откроет дверцу ей?

Может быть во тьме ночной

Сгинут аист с черепахой.

Кто же за твоей спиной?

Бог из машины убил Димона Шиляева. Пусть Димон Шиляев был отпетым козлом, его смерть вышла нелепой и страшной.

Игорь рассказывал Петрову про дверь, и тот поверил в нее. Потому что двери — это пути к прошлому и будущему. Потому что жизненный путь — это не променад, это не горная тропа, это не карабканье по лестнице. Жизнь — это переход из одной комнаты в другую. Через двери. Мы задерживаемся в этих комнатах, каждый в своем помещении. Кому-то нравятся обои или как выложен плиткой пол. Кто-то наткнулся на комнату с двуспальной кроватью, на которой — полуодетая женщина. Кому-то выпал холодильник, до отказа забитый алкоголем. Кто-то переходит из одной комнаты в другую до самой смерти.

Через двери. И каждая из них находится под присмотром Кабы.

Что именно находится за очередной дверью можно узнать, лишь открыв ее. Это лотерея, ничто в сюжете не служит знаком или намеком. Проблема в том, что после того, как откроешь дверь, после того как увидишь следующую комнату, с этим знанием что-то нужно будет делать. Порой бывает так, что двери остаются захлопнутыми элементарно из-за страха, что за ними откроется мечта. Та самая мечта, к которой человек шел всю жизнь, которую всегда откладывал, потому что, заглядывая во всевозможные комнаты, ему приходилось совершать с Кабой честный обмен. Так прожигаются мечты. А вдруг — это и есть последняя дверь, а за ней — предел мечтаний? Но календарь уже выцвел, как выцвели глаза и волосы, как выцвели чувства, как выцвели надежды и старые дневники, и нет сил переступать очередной порог, и нет сил совершать честную сделку; и человек стоит, охваченный самым острым отчаянием за все годы его жизни, на пороге комнаты с осуществленной мечтой, понимая, что ему не хватило всего лишь шага.

Лучше уж не трогать закрытые двери. И сжимать, сжимать, сжимать пресловутую синицу в кулаке, чтобы однажды обнаружить, что и синица — это просто дохлое тельце.

Не все двери закрыты. Каба позаботилась об этом. Некоторые двери не нужно открывать, они — лишь проем. Стоит оказаться рядом, и можно увидеть дальние миры и… ЕЕ. Открытые двери. Они называются — картинами.

Рисунки сильнее слова. Многократно. Тысячекратно. Они как новые терабайтные диски в сравнении с ветхозаветными дискетами. Именно поэтому книга стоит тысячу рублей, а картина — тысячу состояний. Кто-то знает правду про проемы, они составляют «Клуб Х». Они знают, что могут попросить, и их желание исполнится, их прельщает достаточно честный характер сделки, а что до нарастающих обратных хотелок… Что ж, у них достанет власти, денег, положения в обществе, чтобы не копить собственные долги. В отличие от «богобоязненных» людишек, вымаливающих себе блага, а потом — прячущихся от кредитора и делающих вид, что ничего никому не должны. Члены «Клуба Х» скупают оригиналы, оставляя на потеху публике прекрасные копии. Но — всего лишь копии, понтовые картинки, ретроспективу — это не проемы в иные миры, это не путь к Кабе. Оригиналы хранятся в подвалах и комнатах-сейфах.

Обладатели этих картин смотрят на них часами. Они изучают каждый миллиметр, вглядываются в каждый штрих, в каждую мимолетную тень, пытаясь увидеть, разглядеть, призвать. И страж приходит. Каба приходит к ним. Она говорит им, что они могут пожелать все, что угодно, но и они тоже должны будут кое-что сделать. И тогда развязываются войны, рушатся биржи, случаются экологические катастрофы, меняются формы государственного управления, вспыхивают бунты и революции, происходят покушения и исчезают целые животные виды. Потому как желания этих людей очень высоки, по ним и расплата.