Каба́.

В тот день Конь запалил Шиломыло за уголовщиной и атаковал санкциями. Шиломыло шушукались промеж себя, склонив головы над чем-то, подозрительно не относящимся к уроку, и Конь решил разделаться. Подошел и изъял противоправный предмет. Это оказалось безобидным листом бумаги формата А4.

Конь вернулся за учительский стол, сел, положил изъятый лист бумаги перед собой, открыл портфель, покопался там для проформы, осуществляя свой молебен, потом пододвинул лист к себе и принялся его изучать. Поначалу Игорь думал, что там какая-нибудь порнушная картинка, однако по тому, как долго и внимательно Конь вглядывался в содержимое, он заключил, что вряд ли. Иначе это бы выглядело охрененно настораживающе. Пока Конь созерцал лист бумаги, его нос становился все острее, очки приняли неестественный блеск, русые волосы зашевелились, а взгляд периодически соскальзывал с листа, чтобы коснуться спасительного портфеля.

- Что за дрянь?!- вспыхнул Конь. Он поднял голову и угрожающе вперился в Шиломыло.

Шиломыло начал ежиться и чесаться. Не сказать чтобы они все шибко благоговели перед учителями, но перед Конем немного робели. Все-таки мужик, хоть и со странным призванием — учитель русского языка и литературы. К тому же — Конь. К тому же — Эрнест Георгиевич. Класс притих. Кто-то по привычке неуверенно хихикнул. Сбоку зашептались. Ромка Гунько очнулся от шпионских головоломок и теперь озирался по сторонам, пытаясь понять, что происходит.

- Спрашиваю, что это?- повысил голос Конь-Лошадников.- Что за бред?

- Это Гнойный...- проблеяла одна из голов. То ли Шилкова, то ли Мылина, Игорь не разобрал.

- В смысле?  Сами что ли состряпали?

- Да нет!- заговорила другая голова.- Это Гнойный.

- Это рэпер!- громко разъяснил с задней парты Леха Воробьев.- Певец один. Наш, современный.

Смешки стали более решительными.

- Вы сейчас серьезно?- удивился Конь, и смешки задохнулись. В классе повисло настороженное молчание. Конь обвел всех и каждого взглядом. Сейчас самое время вернуться к портфельным делам, подумал Игорь и не угадал. Конь не обратился к портфелю, и это выглядело угрозой номер один. Потом Конь покачал головой и показательно разорвал лист с текстом Гнойного на множество клочков. Поднялся, выбросил клочки в мусорное ведро, вновь сел, игнорируя портфель. Помолчал немного, пошевелив губами. Потом сказал: - Не, ребята, я, конечно, все понимаю. Вы — не мы. Другая культура. И вы молоды, а у молодости свои кумиры. Это нормально. У меня дочь «Раммштайн» слушает - нет проблем, я тоже прислушиваюсь. Я же не «Ягодой-малиной» в молодости увлекался, угорал под «Блэк Саббат». Но вот это...- Он брезгливо покосился в сторону мусорного ведра, где сейчас бесславно прозябало разорванное творчество рэпера Гнойного.- Считать это искусством, где мат на мате, и ноль смысла. Это выше моего понимания.

Молчание стало гнетущим. Конь все-таки схватил свой портфель, положил руку на застежку, однако дальше не продвинулся — так и не поковырялся в нем. Игорь начал за него волноваться. За Коня, не за портфель. Да и за портфель тоже.

- Пушкин тоже матерные стишки писал!- попытался разрядить обстановку Леха Воробьев с заднего ряда.

Игорь решил, что Конь сейчас распсихуется и начнет орать, но тот только грустно посмотрел.

- Ты их читал, Воробьев?

- Ага!- залыбился тот.

- Ну если ты ставишь их в один ряд, ты просто дурак, Алексей. Без обид.

Леха пожал плечами, как бы показывая, что хотел как лучше. Конь снял очки, извлек платок из кармана пиджака, протер очки, вновь водрузил. Сказал:

- Стихи — это не рифма, ребята. Стихи — это душа. Рифма — это просто обертка. Обратите внимание, что слова «рифма» и «ритмы» имеют схожие корни. Рифма просто помогает настроить человека на необходимый ритм, чтобы воспринять стихотворение. Но главное в нем — то, что заложено внутри. Вы сами знаете, я противник таких фраз, навроде «вот в наше время». Никогда не думал, что скажу такое. И вот теперь я вынужден сказать: в наше время кумирами были Бутусов, Гребенщиков и Цой. А таких, как ваши Тимати, никто бы ко сцене не подпустил. Да и слушать бы не стали.

Игорь ворохнулся. Он вдруг понял, что правильно сделал, что не разорвал свой стих. Стих достучался из сна в этот реальный мир, а Конь подал Игорю знак. В то время Игорь еще верил в знаки. Все обстоятельства недвусмысленно возвещали: стиху – быть!

Ему была отлично известна традиция Коня. В конце каждого урока, по сигналу школьного звонка, тот брал свой портфель, укладывал в него свои причиндалы со стола, а потом еще ковырялся в нем минуту-две, бороздя недра. Заканчивал он ковыряния уже после того, как последний ученик покинет класс, так что никто не мог сказать, какой была эта концовка. Игорь решил подловить учителя как раз во время этих сакральных манипуляций с портфелем.

Он дождался следующего урока и после звонка неуверенно приблизился к учительскому столу. Конь самозабвенно ковырялся, мечтая о бутерах и куриных крылышках. Он заметил Игоря только тогда, когда тот приблизился вплотную, чуть ли не на стол залез.

- Мещеряков?- отсутствующе удивился он, размышляя о пропавшем хавчике.- Что-то хотел?

- Я это...- Он стыдливо вынул из кармана брюк вчетверо сложенный лист.- Я хотел посоветоваться.

- Посоветуйся, Мещеряков,- благосклонно согласился Конь и вновь с надеждой заглянул в свой портфель.

- Я тут стих написал,- выпалил Игорь.- Хотел вам показать. Ну, дать почитать.

Конь поразился настолько, что забыл на секунду свой портфель напрочь. Воззрился на Игоря, как на внезапное решение всех своих продовольственных проблем.

- Стихи? Ты?

«Сейчас он скажет: ты что, дурак?»- уныло подумал Игорь. Но Конь так не сказал. Он вдруг заулыбался, засиял, залучился, словно действительно нашел в портфеле свои засохшие харчи.

- Не ожидал от тебя!- искренне поздравил Конь.- Стихи… Надо же. Ну, давай, я с удовольствием ознакомлюсь.

Игорь с готовностью протянул листок. Конь развернул его, коротко оглядел содержимое, убеждаясь, что Игорь не прикалывается, и тут же вновь его свернул. Читать пока не стал.

- С удовольствием ознакомлюсь,- повторил он и умыкнул листок в свой портфель. Игорь проследил за этим с опаской. Существовала вероятность, что с портфелем что-то не так. Портфель может быть почти как «Бьюик» из повести Кинга. И вещи внутри теряются навсегда. Или там обитает сама Каба. Эрнест Георгиевич продолжал лучиться, весь добрый.- Ты знаешь, я ведь тоже в школе стихи писал. Я тогда не знал еще, что стану учителем. Просто мода была, многие писали. Сейчас я уже не жду такого от твоего поколения. Даже не припомню, кто из моих учеников меня так удивлял, как ты. Что ж, почитаю обязательно.

Конь застегнул портфель. Игорь смекнул, что это намек на то, что ему пора отчаливать. Он пробормотал скомканные благодарности и по-быстрому улизнул.

И? И — ничего!

Минуло два урока по русскому языку и один по литературе, а Конь молчит как молчит. Игорь не знал, чего он конкретно ждет от г-на Лошадникова. Что тот кинется к нему с утра, пожмет от души его пятерню, а потом потащит за шкварник в ближайшую редакцию? Если честно, то на нечто подобное, минус редакция, он втайне и надеялся. В любом случае, хоть на какую-то реакцию, учитывая, как тепло учитель отреагировал на Игоря поэтический дебют. Лошадников вел себя так, словно Игоря не существовало, хотя тот мелкими шажками отсвечивал перед ним после каждого урока. Конь — ноль внимания. Ковырялся себе чего-то. Может, стих искал?

В конце концов Игорь дождался, пока все одноклассники выйдут из класса, и приблизился к Коню, на этот раз смелее. Конь взглянул на него, и смелости у Игоря поубавилось. Взгляд учителя был колючим и раздраженным. Злым был. Игорь совершенно не ожидал от Эрнеста Георгиевича подобный негатив. Он слегка стушевался.

- Мешеряков? Чего тебе?

- Я хотел спросить…

Конь пару раз загреб «лопатой» в своем портфеле.

- Ну так спроси. Только давай в темпе, я уже опаздываю.

- Я насчет стиха,- затараторил Игорь.- Хотел просто насчет стиха узнать.

- Стиха?- удивился Конь.- Какого стиха?

«Ты че, дурак?- подумал в сердцах Игорь.- Или прикалываешься?» Он продолжал стоять, как пригвожденный, оцепенело пялился на Коня, а Конь ковырялся в портфеле.

- Что вы все стихи рветесь писать!- рассуждал Конь, барражируя недра своего сумаря. - Куда ни глянь, все либо певцы, либо писатели. Тоже, Мещеряков, мечтаешь прославиться? Тупые песенки для попсы сочинять? Или на ТНТ попасть, стендапить? Бросай это дело, Мещеряков, ох бросай. Я тебе говорю, бросай пока не поздно, не будь идиотом, не беги за толпой. Пройдет время, и вся эта шушера вымрет. Подумай лучше о будущем. Расставь приоритеты, у тебя вся жизнь впереди. Не профукай ее.

Домой Игорь возвращался с ощущением, что ему плюнули в душу. А через неделю история окончательно завершилась. Эрнест Георгиевич Лошадников скоропостижно уволился и переехал в другой город. Поговаривали, Конь получил заманчивое предложение по работе, долго раздумывать и ковыряться не стал и ускакал без оглядки.

И стих прихватил.

Давным-давно умер школьный учитель. Игорь грыз азы науки в первом классе, а вот в каком именно месяце это произошло — он затруднялся определить. Он точно помнил, что было еще сравнительно тепло, и в тот день светило солнце, хотя народ ходил в куртках.

Учитель умер, и это в какой-то степени положило начало цепочке событий, которые в итоге привели Игоря в кабинет Виктора Петрова. Обстоятельства сложились так, что в тот день Игорю пришлось совершить сделку. Первую сделку с Кабой. И, в отличие от сказочной истории, Каба явилась к нему сразу после первой просьбы, никаких индульгенций у Игоря в наличии не оказалось.

Игорь умершего учителя не знал, хотя наверняка сталкивался с ним в коридорах школы. На первом этаже на стенде с утра висел некролог, но Игорь прошляпил мимо, никого и ничего не замечая. Уже в классе ребята рассказали ему, что помер какой-то Михалыч, старый учитель по истории, поэтому вся школа на рогах,- а ты разве не видел объяву внизу, там же написано?