середине между бесконечностями как их ограничение смыслом, определенность в царстве неопределенности для мыслящего. ТО, что было истиной вчера, сегодня уже не есть истина. Истина всегда другая, чем то, что мы схватили мыслью. Истина находится за горизонтом событий мысли. Значит, есть смысл жить дальше, открывать истину. И смерть отступает за горизонт. Нет предела совершенству.
Что делать автору в эпоху тотальной посредственности? Замкнуться в себе или стать продажным, коммерческим автором? Уйти в себя? Для чего? Чтобы сохраниться, выжить. В каком смысле выжить? Естественно, не в бытовом, житейском смысле. Только продаваясь, можно остаться «на плаву». Для чего следует вульгаризировать свою особенность, сделать ее популярной, потворствуя низкопробным вкусам толпы, читательской массы. На это работает разветвленная сеть готовых шаблонов-жанров массового искусства со стороны производителей и массовой культуры со стороны потребителей. Следует просто отлиться в одну из форм потворства конкретным порокам публики в виде brutal action, quir love machine, quasi intellectual crime-story, thrilling detective story или mystery story и прочей развлекухи.
Если же замыкаться, то не для того, чтобы замкнуться и перегореть, - любая замкнутость повышает энтропию в системе, нагнетает хаос в локальном объеме, - а для того, чтобы работать на избирательную аудиторию, которая естественно начнет съедаться, сокращаться как шагреневая кожа под прессом цифровизации, периодически выпуская пар из творческого плавильного котла. Рано или поздно все равно и публика, и автор будут превращены в цифровую копию, не избегнут социально сетевой унификации, получат порядковый номер и встанут на конвейер успеха. Но пока еще есть время для креативного предложения, если на него есть, хоть и зауженный, разумеется, не массовый, но сегментированный спрос. В основном такую продукцию потребляют такие же авторы, как и тот, который имеет намерение замкнуться на себе, а не паразитировать на литературе.
Дело не в том, чтобы обязательно плыть не по течению моды, а поперек его. Дело в том, чтобы делать не то, что можешь, но то, что интересует тебя, а не публику. Если тебе что-то нравится, то понравится и кому-то, кроме тебя. Это факт, но редкий. Сколько людей, столько и мнений, вкусов, пристрастий.
Вот, например, «я знал одной лишь думы власть, одну - но пламенную страсть» к самой думе, мысли. Другими владеет страсть, например, к слову. Он болтун. Другой одержим письмом. Он графоман. А такой, как я, увлечен мыслью. I am a thought or thinking man. Так сказать, мыслящий. Мыслитель сродни графоману. Только он не пишет, а думает, не может не думать. Вероятно, это болезнь, ибо мозг привык отдыхать, а не работать. Тем более сейчас, когда он нужен только для обработки информации, для чего вполне сгодятся «умные», так называемые «вычислительные машины». Ведь теперь умный – значит счетный, обсчитанный, оцифрованный. Оцифровать – значит тебя обсчитать, обвести вокруг ума или в уме, чтобы с тобой управиться. Смотри не играй, не заигрывай с государством, иначе станешь игрушкой в его руках. Ныне государство – счетная, а не умная палата. Не живи умом, живи соображением, сообрази, соображай. «От трудов праведных не наживешь палат каменных».
Но автор не соображает, он воображает. Поэтому его губит не довольство, а неистощимое тщеславие. Не мытьем, так катаньем повредить свою душу. Антихрист не дремлет. Ныне в мире царствует антихрист. Поэтому что справа, что слева – одно зло. Нет добра, нет правды на земле, но нет ее и выше для нас, находящихся в таком состоянии не-стояния. Вот за кого быть? Прежде стоял выбор за красных или за белых. Но там и здесь – одно, это самое… Так и теперь. Так за кого? Конечно, за себя. За себя всегда готовые. Но где за себя-то? Да, нигде. То-то. И что? Да, ничего. Понятно. Что понятно? Понятно, что ничего не понятно. Почему? Потому что понятное не то самое. Мы живем в хаосе, в мире неопределенности, в квир-мире, в квир-реальности. Синонимом этого квира является гибрид. Человечеством пребывает в амбивалентном состоянии сознания.
И что остается делать? То, что ты не можешь не делать, не можешь не думать. Одни лечат, другие болеют. Одни учат, другие учатся. Одни думают, другие говорят не то, что думают. Почему так? Подумали за них. Им не досуг. Кто подумал? Кому делать больше нечего. О чем же думать? Обо всем как об одном, о мысли.
В народе говорят: «Хорошая мысля приходит опосля». Это выражение я понимаю не в том смысле, что «только к концу работы мы обыкновенно понимаем, с чего ее следовало начать», а в том, что мысль осознается как мысль (хорошая мысль – это мысль, плохая мысль – это не мысль, а нечто недостойное своего названия) в качестве исполнения идеи. Ее исполнение мыслью в качестве замысла становится понятным как понятие.
Трудно быть с мыслью в амбивалентном состоянии сознания, в котором пребывает современный человек. Прежде в эпоху господства правых – «бесов» или «идеалистов» или левых – «сатанистов» или «материалистов», когда человек вынужден был выбирать из двух зол меньшее, ему приходилось думать, но теперь, будучи центристом или сторонником антихриста как гениальной посредственности, он может уже не выбирать, а ждать, когда его выберут. Поэтому не надо думать, а надо информировать антихриста как цифровую инстанцию (башню) о состоянии своего сознания, чтобы быть конвертируемым (перекодированным) в необходимую для существования формулу жизни в битах.
Недавно работая с учениками, решил дать каждому такое задание: прочитать книгу выбранного мною философа. Интересно, как они смогут усвоить мысли предложенного для изучения философа для того, чтобы обратить на собственную манеру мыслить? Смогут ли? Чтобы понять другого, надо уже понимать себя.
С другой стороны, поймешь себя, когда начнешь отличать себя от другого. В данном случае свое умение думать от чужого. Как ты думаешь, если думаешь вообще? Другой должен навести тебя на себя. Как только ученик научился следовать за мыслями другого, так у него появилась возможность следовать своим собственным путем в мысли. Правила пути в мысли одни и те же (это правила логики), но не одни и те же, кто следует по нему. То есть, этот путь может растягиваться или сокращаться для них в зависимости от той степени следования, которая характерна для тех, кто пользуется им или ищет и открывает его. Путь (середина, среда, атмосфера) в мысли с начала (с идеи) требует не только ускорения, чтобы миновать его и достичь пункта назначения (конца, цели, идеала) – понятия, - но и остановки в пути (перипетии, перемены) для трансформации (преобразования). Дело в том, что путь в мысли понимается в качестве процесса развития путника мысли в мыслителя (творца мысли), а не просто созерцателя (наблюдателя) своих и чужих мыслей. Все путем достигается, увенчивается удачей. В результате получается удалой путник. С путем приходит удача в мысли – понимание. Мыслителю везет на мысль. У него водятся мысли.
Становление человека в мысли в качестве мыслителя осуществляется по мере прохождения, как минимум трех этапов: восхождения (тезис) – нисхождения (антитезис) – выравнивания, равновесия, баланса, пропорции, умеренности (синтез). Восхождение (вдохновение), взлет (влет), подъем в мысли – это первый этап. Тебя несет идея, ты в идее, в духе. Это действие идеи на тебя. Действие, естественно, что есть, логично, вызывает противодействие тебя идее. В результате ты падаешь под тяжестью идеи, оседаешь (проседаешь) в ней, делаешь выдох. Перед выдохом ты задерживаешь дыхание, пытаешься удержаться в идее, состояться в ней. Но твоя натура, материя, сопротивляется идее (идеальному состоянию). На выдохе, выходе из нее следует суметь совершить трансформацию, обратить идею в себя, в мысль.
Другими словами, важно перейти из состояния себя в идее в состояние идеи в себе. На втором этапе (такте) не ты находишься в идее, но она в тебе как мысль. Здесь проявляется твоя самостоятельность в мысли. Идея находится в тебе как в «своем ином» себе, у тебя, а не у себя, не дома, а в гостях. Но в гостях надолго не засиживаются, иначе можно потерять себя в другом.
Здесь на переходе к третьему, заключительному этапу необходимо выровнять движение в мысли, достичь равновесия в ней, найти в мысли центр. Таким центром может стать сам мыслящий. Став олицетворением идеи в мысли как понятливый человек становится в себе и для себя мыслителем, достигает атараксии, невозмутимости в мысли идеального равновесия, пропорции меры, воплощением разума. Так сверхъестественное (в духе) становится естественным (на духу и по духу), а естественное искусственным, символическим (в понятии и по понятию).
Таким образом заканчивается путь в мысли в качестве креативной медитации. В итоге создается мир в мысли – мир мыслителя. Такой мыслитель отличается идеолога, который использует идею в посторонних для идеи целях, тем, что следует идее, является ее служителем, а не ставит идею в угол (в угоду) власти. Идеалист видит и находит в идее цель, а не средство, как идеолог. И поэтому его отношение к идее является адекватным, идейным, креативным, проспективным, прозорливым а не, напротив, не адекватным, директивным, прескриптивным, указательным и наказательным. Идеалист – он не описатель, как реалист того, что есть сейчас, но есть всегда. Идеолог же есть тот, кто думает и говорит о том, чего не будет, но очень хочется, чтобы было. Он выдает не общее за свое, но свое за общее. Причем выдает свое желаемое за общее сущее.
Путь мысли есть не только гармонизации ментальной вибрации, но и проникновение и продвижение вглубь природы вещей, а также расширение границ сознания в направлении осмысления бессмыслицы бессознательного в свете идей сверхсознательного. Мысль раскрывает то, что содержится в мире, сознанию мыслящего как уже собственное содержание. Но мыслящему может открыться и собственное содержание сознания как нечто чуждое ему, как не сознательное, а бессознательное, подавленное влечение или вытесненный страх.
Но тут не может не возникнуть вопрос о том, чем является для сознания мыслящего, то есть, человека, находящегося в мысли, уже сверхсознательное? Ответить на него, вероятно, можно в зависимости от адекватного решения проблемы, чем именно является для мыслящего сверхсознательное. Сверхсознательным для сознания мыслящего может быть такое немыслимое, которое превосходит возможности осмысления данного мыслящего человека. Но что если таким мыслящим человеком является сам мыслитель? Для него тоже есть нечто в качестве сверхсознательного, его сверхсознательное, сверхмыслимое? Что же превосходит границы мысли, но связано с ней?
Ну, конечно, идея, по отношению к которой мысль есть явление, а не феномен идеи. В мысли идея открывается мыслящему, скрывая свою сущность. Мыслящий, включая и мыслителя как превосходного мыслящего, способен осмыслить не то, что есть идея, а то, что она есть, что она есть, существует в мысли, но уже не как идея, как сущее, точнее, сверхсущее, а как мысль, ее мыслимое содержание. То, что это мыслимое и мысленное содержание есть объективно
