Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть третья

Отодвиньте их на три годика. А тогда идите куда хотите, и что хотите - делайте. Тогда Вам против и слова никто не скажет: Вы будете абсолютно свободный человек, как та же птица небесная. А пока посидите у нас тихо и мирно. Прошу! Тем паче, что место у нас хорошее, если уж по-честному говорить: у нас Вы не перетрудитесь, и это мягко сказано. На этой неделе, к тому же, вторую большую зарплату получите: семьсот с лишним рублей. Поди, плохо! Будет на что Новый год встретить и с дружками гульнуть, с подругами. Такие денежки даже и москвичам мало кому платят. Тем более - после институтов!... Ну что, договорились, уладили дело?! Забираете заявление и идёте спокойно работать, да?! Максим Александрович! Вы согласны со мной, Вы меня поняли и услышали?!
Цилёнок с надеждой и жалостью одновременной смотрел на сидевшего перед ним Кремнёва, который всё больше и больше менялся в лице, становясь стальным и жестоким оловянным солдатиком будто бы - не человеком. А всё оттого, что у него отняли полтора месяца жизни - и всё без толку. А теперь уговаривают и ещё три года отдать. Три года!!! А зачем? - непонятно! Из-за одного того только, чтобы кому-то в этой грёбаной и сраной конторе спокойно и легко жилось, чтобы он пожертвовал для других своим собственным временем, которого и так кот наплакал …

-  Игнат Сидорович, - в ответ хрипло произнёс наш герой с ухмылкой ядовитой, плохо скрываемой, не глядя уже на собеседника, хозяина кабинета, который стал его раздражать своим упрямством и тупостью. - Вы, наверное, решили, что я - дурачок, да: Ваньку перед Вами валяю. Поиграюсь, решили, чуть-чуть в бунтаря, в Стеньку Разина, покуражусь от скуки и дури, над вами всеми поиздеваюсь-повредничаю. А потом вдруг опомнюсь, одумаюсь, успокоюсь - и за дело возьмусь вместе с Кокиным и Казаковым. Буду сидеть с ними рядышком чинно и благородно - и штаны протирать, переливать из пустого в порожнее. Так?... Нет, неправильно Вы спланировали: обратного хода не будет. Забудьте про это, забудьте! И зарплату вторую я получать не стану, не надейтесь даже, чтобы потом отрабатывать её опять. Не хотите по-хорошему расходиться - не надо. Давайте будем действовать по-плохому. Вот Вам моё заявление тогда, а я ухожу домой, и ноги мой в вашей конторе больше не будет. А Вы уж тут сидите и решайте сами, что делать со мной, и как от меня избавиться. Или как меня наказать, какую сделать бяку. Мне всё равно: я на всё согласен, на все ваши решения и каверзы. Всего Вам доброго, Игнат Сидорович. Не поминайте лихом и не держите зла.
Проговорив это твёрдо и убедительно, будто бы клятву пионера перед строем торжественно прочитав, Максим стремительно поднялся из-за стола и без оглядки покинул начальствующий кабинет, не испытывая ни жалости, ни тени сомнения. Далее он поднялся к себе на этаж, зашёл в комнату за сумкой и курткой, попрощался там с Казаковым и Кокиным холодно, не по-товарищески уже, оставил им свой домашний адрес на всякий пожарный случай. И после этого он с лёгким и чистым сердцем вышел на улицу гоголем из ненавистного здания, порядком осточертевшего за 45 календарных дней вместе со своими трусливыми и угодливыми насельниками-паразитами, уже много лет как крысы растаскивавшими госбюджет. Сев на автобус на остановке, он сразу же помчался в Университет, расположенный неподалёку, и долго бродил вокруг Главного здания по пустынным осенним аллеям, устеленным золотисто-пурпурным ковром, приходя в себя от случившегося, леча прогулкой и воздухом душу, натянутые нервы свои. Так он делал потом всегда, когда попадал в Москве в затруднительные положения…

11

Всю неделю после беседы с Цитлёнком Максим не показывался на фирме: “болт на работу забил”. И не потому, что был человеком взбалмошным, неуправляемым и недисциплинированным от природы, нет! Он просто решил для себя на уровне интуиции, что его нехождение на службу есть лучший способ борьбы за свободу, самый верный и действенный из-за своей радикальности: другого нет. А все иные сюсюканья и нытьё без-смысленны и без-полезны!
И действительно, его недельное отсутствие на службе там возымело реакцию. Да какую! Дело быстро дошло до директора, который тут же вызвал к себе перепуганного насмерть Цитлёнка и потребовал от того объяснений. Вспотевший как в бане Цитлёнок всё доподлинно рассказал, что новый сотрудник фирмы, Кремнёв Максим Александрович, уроженец Рязанской области и выпускник элитного МГУ, между прочим, отказывается у них работать. А почему? - Бог весть! Цитлёнок и сам толком ничего не понял из путанных объяснений последнего. Ясно было только одно, главное: Кремнёва никак не устраивает его теперешнее временное положение в Москве, и он хочет перевести его в постоянное. И вроде как для этого он по лимиту мечтает устроиться, дурачок! И отговорить его, научить уму-разуму Цитлёнок не может: не хватает красноречия и авторитета, а может ещё чего.
- Ты совсем ох…рел, Игнат?! - взорвался гневом рассерженный не на шутку директор, старый тёртый еврей, многое на своём веку повидавший. - Дожил до 50-ти лет, до седых мудей - и с сопляком 22-летним совладать не умеет?! О-ша-леть!!! Может, тебе на пенсию пора? Скажи! Я вместо тебя Илью на отдел поставлю: он давно уже на твоё место метит… Во-о-о, даёт, старый: красноречия ему, видите ли, не хватает, авторитета! Какой в этом деле авторитет нужен?! - не понимаю! Вызови его в кабинет и гаркни на всю комнату, чтобы молокосос затрясся от страха, чтобы заикой стал, что если он продолжит далее бунтовать - без диплома останется! Мало того, ему придётся ещё и деньги за образование заплатить, которые на него государство потратило. А это - несколько тысяч рублей, как я знаю. Да когда он про такое услышит, говнюк! - сразу же перебздит: поверь мне. Наказание рублём - самое из всех страшное наказание.
- Да говорил я ему про это, говорил. Честное слово! - попробовал было возразить Игнат Сидорович, обильный пот вытирая со лба, щёк и шеи. - Только он не сильно-то испугался, вот в чём беда. Наоборот, сказал, что заплатит.
- Послушай Игнат! Не мели чепухи! И не перекладывай на меня свои проблемы! У тебя ЧП с подчинённым - не у меня. Понимаешь?! Вот и решай этот вопрос сам; сам думай и выкручивайся. Не хватало ещё, чтобы до министерства этот скандал дошёл. Тут такое тогда начнётся: чертям тошно станет!... Так что иди и думай, как этого Кремнёва сломать и заставить работать, крепко думай! Жду от тебя положительного результата…

12

Ну а что мог придумать Цитлёнок? Ничего! Ровным счётом. Всю неделю он только сидел и ждал, по-детски ёрзая в кресле, что Кремнёв одумается и придёт на работу. И тем самым избавит от дум и проблем его. Да ещё сказал своей табельщице, чтобы она ставила Кремнёву восьмёрки в журнал посещений, как и другим. Будто бы он всю неделю был на службе…

В пятницу, так и не дождавшись Максима, он нервно вызвал в кабинет Казакова с Кокиным перед уходом домой, и спросил их строго, грозно насупив брови, что собирается делать, мол, их университетский баламут-товарищ и как долго намерен своевольничать и бунтовать? Но те лишь пожали плечами недоумённо: сказали, что ничего про Кремнёва не слышали и не ведают, потому как с ним не общаются и не дружат в данный конкретный момент, не испытывают в том ни желания, ни нужды, что было с их стороны чистой правдой... Далее оба пояснили насупившемуся Игнату Сидоровичу, что сами-то они снимают квартиру в Новогиреево, а Кремнёв где-то на Таганке угол себе нашёл, вдалеке от них. И они, Сашки, там никогда не были, и ехать туда не собираются в обозримом будущем. На кой ляд, дескать, это им надобно?!… Добавили под конец ещё, так - для подстраховки личной, что Кремнёва они вообще-то плохо знают: во время учёбы мало общались с ним, мало где пересекались. Он-де с Жигинасом дружил, выпускником их кафедры, жил с тем в одной комнате в общежитии много лет. Через Жигинаса они с Кремнёвым и сблизились-то на время - по необходимости больше, не по зову сердечному. Вот и всё, и все отношения, как говорится. Других и в помине нет…

- А у вас есть его адрес? - спросил расстроенный Цитлёнок, нетерпеливо выслушав пустопорожний рассказ. - Ну, тот, что на Таганке.
- Есть, - утвердительно закивали головами Сашки. - Он нам перед уходом оставил.
- Хорошо, - облегчённо выдохнул начальник, разглаживая морщины на лбу. - Хорошо, что хоть адрес этого шалопая есть, где его отыскать можно. Тогда вот я вас о чём попрошу, парни, какое дам вам личное поручение. Съездите к нему в выходные дни, не поленитесь, ладно. Попросите его на работу в понедельник приехать утром пораньше и сразу же ко мне зайти: мне с ним непременно побеседовать нужно. Разговор не терпит отлагательств.
Парни недовольно переглянулись между собой, поперхнулись и поморщились как по команде, - но согласие всё-таки дали. Отшивать начальника словами типа “тебе надо, ты и езжай” не рискнули - струсили. После чего вышли понурые из кабинета и через час укатили оба домой…

13

В воскресенье после обеда они кинули жребий: кому на Таганку ехать, ноги свои толочь и время личное тратить. “Счастье” выпало Казакову. Он собрался и поехал гулёну-Кремнёва искать, у которого до этого никогда не был, повторим. Искал адрес долго как на грех, потому что и невзрачным по виду был, да ещё и косноязычным с рождения. Для него подойти и что-то у постороннего человека спросить было поэтому целой проблемой, от которой он за время учёбы в МГУ так и не смог избавиться… Вот и поездка к Кремнёву обернулась проблемой нешуточной, нервотрёпкой страшной. Ибо сначала Сашка не на той остановке вышел и добирался до места пешком; потом с полчаса ещё плутал по Верхней Хохловке взад и вперёд, нужный дом по бумажке разыскивая, который стоял глубоко во дворах и не был заметен с улицы… А когда он дом всё-таки нашёл, а потом - и подъезд, когда позвонил в дверь 41-й квартиры, - боялся, что Максима не окажется дома, как и хозяйки его. И что тогда ему делать? куда идти и сколько времени ждать? - совсем непонятно будет. Хоть садись - и плачь, и письмо пиши, кидай его потом в ящик...

Но Максим на радость оказался дома, удивился приезду Казакова очень, пригласил в квартиру и провёл его сразу в комнату, потому как Анна Николаевна сидела на кухне и обедала, допивала чай. В комнате, усадив Сашку на диван, Максим спросил с улыбкой: в чём дело? Сашка быстро всё рассказал, что Цитлёнок слёзно просит Кремнёва приехать завтра на работу утром пораньше для какой-то очень важной беседы.
Услышав подобное, зарделся счастьем Кремнёв и сказал с облегчением:
- Прорвало наконец-то! Слава Богу! Сдался Игнат Сидорович, перетрухал! Все они ссыкуны и бздуны, когда вопросы ребром ставятся! Будет предлагать варианты отхода, наверное. Хорошо! Хотя, куда ему деваться-то, куда? Жигинаса вон отпустил - и меня отпустит. Так что не долго мне осталось, Сань, у вас в конторе болтаться! Свобода ждёт меня впереди - дорогая и желанная!...

Казаков, однако, радости Максима не поддержал, и не разделил её ни в малой степени: ни лицом, ни словом. Передав всё что нужно, он быстро поднялся и уехал домой с кислым видом, сказав, что ему некогда, и надо к работе готовиться: вещи, мол, нужные собирать, мыться и всё остальное. А довольный визитом Максим остался один мечтать в предвкушении желанного завтрашнего