Сиротская Ойкумена

подумывал об Иностранном Легионе, чтобы получить зачем французское гражданство.
- Вот еще что, - помявшись, выдавил сержант. - Капитан Горобец получил ориентировку вот на него. То есть, мы поняли, что это он, когда пришла ориентировка, а его взяли раньше за деревней Осокино. Белый, русский, похож на бездомного, с рюкзаком. Он как заговорил – я сразу понял: русский. А зачем его ловят – я не знаю.
- Так вы поехали за ним, вся группа Горобца, вдогонку за этим парнем? – цепко спросил Лофтус.
- Так. Что подорванные.
- В ориентировке разве не был негр?
- Почему негр? – удивился сержант. – Русский, вот этот самый. Горобцу за него влетело – что отпустил. Потому и побежал без прикрытия под удар. Ловят его.
- Хм, а дело-то за полночь. Самое время на боковую... – сказал Лофтус.
Спали как убитые. Открыв глаза туманным и пасмурным утром, Постников увидел, что Лофтус и сержант закапывают мусор, чтобы место их бивуака не слишком бросалось в глаза. Лежанки из веток и травы были уже разметаны по кустам, дорожные мешки почти наполнены, а на костре ключом закипала вода в побитом котелке. Завтрак прошел большей частью в молчании. Перекусив и упаковав остатки вещей, раскидали костер и щедро полили кострище водой, чтобы стоянка выглядела прошлогодней.
Постников с некоторым удивлением увидел, как сержант сунул лапы в лямки одного из рюкзаков и отправился вверх по ручью, без малейших возражений Лофтуса.
- Не страшно его отпускать? – спросил Постников, приседая, чтобы размять ноги.
- А что бы вы предложили? – сказал Брендан. - С собой его тащить? Или, может, убрать как ненужного свидетеля, а?
Постников не придумал, что ответить, и только хмыкнул.
- Господи боже – да и чего ради его убивать? – поинтересовался Лофтус. - Нет уж - я бюрократ, а не головорез! Глядишь, выживет. Пусть идет себе, становится новым жителем нашей республики, займется полезным делом. Нормальный человек - разве что хитрый.
- А если группа Горобца не единственная?
- Посмотрим. Мне другое интересно: как сержант вас отыскал. В тепловизоре могли меня видеть, конечно, – но искали-то не меня, а вас. Вы непрописанный, и биосканер вас еле видит. Все это странно.
- Здесь недалеко есть одна ферма, - сказал Постников, - ее мне советовали навестить. Называется хутор Маклафлин. Зайдем за компанию?
- Кто посоветовал?
- Сотрудница муниципальной библиотеки миссис Донован-Маклафлин. Разве вы ее знаете?
- Как не знать. Баллибей – маленький город. А сейчас мы временно расстанемся. Здесь нет сотовой связи, а мне надо срочно позвонить в офис. В города вам лучше не соваться – мигом загремите в фильтрационный карантин. Ждите меня на вашем хуторе и ни в коем случае никуда не высовывайтесь, если жизнь вам дорога. Я сам отыщу вас через два дня. Но сидите тихо и не лезьте никуда! Вам ясно?
- Вполне.
- Эй, постойте! – окликнул его Брендан, когда они уже порядком разошлись. Он быстро подошел и сунул Постникову в руку что-то увесистое и холодное. Глянув, Постников увидел в своей ладони мрачно поблескивавший ствол – тот самый травматический пистолет. Он поблагодарил и сказал:
- А вы с этой вашей амнистией... Признайтесь - раскололи вояку? Он вам тут же и слил информацию. Я не знаю, кто вы такой, господин Лофтус и что вы здесь делаете. Но поскольку положение мое отчаяние - спасибо за помощь.
- Да бросьте вы. Ну какой из меня интриган - смешно, ей-богу, - сказал Лофтус. – Я простой обыватель.
Двое разошлись и быстро растворились в белесом утреннем тумане, неслышно ступая по росистой траве.
13 глава
На второй день пути встречный южный ветер притащил запах гари, а ближе к вечеру над лесами развесились дымные исполинской величины полотнища и неспешно дрейфовали наверху, не желая смешиваться с облаками. Горело где-то крепко - то ли торфяники, то ли нефтеперерабатывающий завод.
Каждый раз, едва слышался далекий звук двигателя, Постников быстро прятался за деревьями. Идти от этого получалось медленнее, потому что нужно было выбирать путь с умом от одной рощицы до следующей и ни в коем случае не позволить застать себя посреди поляны.
День приблизительно на четвертый ему повстречались люди. Их было двое – бородатый старик и оборванный мальчишка лет восьми. Дед присел отдохнуть на обочине просеки и устало обмахивался черной жеваной шляпой, а малец болтался поблизости, забавляясь блестящей гильзой от автоматической пушки. Постников не стал привлекать их внимания и сделал небольшой крюк за деревьями.
- Это ничего. Вполне терпимые условия, - бормотал он себе под нос.
Как ни жаль, двигаться с приличной скоростью не получалось. По совести сказать, пищеварение совершенно съехало с катушек, и путешественник то и дело с руганью скидывал в траву рюкзак и скрывался в зарослях. После раблезианского обжорства на вершине холма живот Постникова крутило не хуже, чем барабан Поля Чудес. В мешке на месяц было трофейной сублимированной еды – да все это великолепие оказалось не впрок: несло, как через трубу, а средства от диареи никакого не было. И еще доставала жажда. Постников с жадностью пил воду, через пять минут она проступала с обильным потом, и опять страшно хотелось пить. Запасы воды таяли на глазах, а пополнять их получалось редко.
Места между тем пошли совсем глухие, безлюдные. Человеческие звуки здесь не слышались – ни голоса, ни машины, ни домашние зверье. Возделанных участков тоже давно не попадалось, и потянулась такая глушь, что Постников засомневался в том, что идет правильно, и он то и дело разворачивал карту. Да еще и погода стала хмуриться. Пасмурное небо цедило сероватый свет, и в лесу было совсем безрадостно, бесконечно шуршали моросящие затяжные дожди. Заметно было, что август уже окончательно прошел, и даже бабье лето подписало капитуляцию, сдавшись на милость ноября. Лесная подстилка из переплетенных трав и мха была полна воды и от души сочилась влагой при малейшем нажиме, поэтому ноги были вечно мокрыми, но просушить их за время ночевки у костра не получалось. Идти с каждым днем становилось все труднее - ноги были кое-где стерты в кровь, и по утрам нелегко давалась первая сотня-другая шагов, пока мышцы не разогреются и дело не войдет в привычный ритм. Так себе живется в лесу, когда в нем стоит затяжное осеннее ненастье.
На шестой день Постников догадался, что силы его покидают. Дождь моросил уже больше суток, и одежда отсырела до нитки и неприятно липла к плечам и спине. Мох беззвучно поглощал ноги по щиколотку, и снизу сразу выпирала вода, обхватывала холодом ступню, да и порывы ветра тоже швырялись сыростью, холодили спину и плечи.
Зябко становилось и безрадостно. Постников в полной апатии лежал на муравейнике, не замечая коловших шею сосновых иголок, и неподвижно смотрел в пасмурные дали, а по его щекам текла дождевая вода, когда послышался и быстро разросся ритмичный клекот, и над макушками рябин чуть в стороне поднялась и взмыла в воздух какая-то странная ступа с блестящим нимбом сверху. Она была похожа на вертолет, лопасти ее винта кромсали моросящие нити. Воздушная машина пронеслась прямо над его головой, обдав волной теплого спрессованного воздуха и едва не сбив вскочившего с ног. Постников даже ухитрился разглядеть сновавшие по лобовому стеклу дворники и сосредоточенное очкастое лицо пилота за ними, но вскоре стрекотание затихло за деревьями.
Это происшествие придало ему бодрости. Постников ринулся ломать лапник и к сумеркам наплел грубое подобие шалаша, вернее сказать, неровного наклонного навеса. Под его прикрытием капало поменьше - но костер все же удалось развести не сразу, и потом приходилось следить, чтобы он не погас из-за сырого топлива. Согрелся Постников или не согрелся – но задремал. Проснулся уже на рассвете и высунул руку из-под навеса. Дождь счастливым образом прекратился, огонь давно погас, даже угли остыли. Он поднялся с лапника, чувствуя себя деревянным Буратино, все его мышцы оцепенели и не желали трудиться. На лице Постникова выразилась злость, он вытянул руки и начал приседать - раз, два. Размахивал руками и делал усердные наклоны, чтобы разогнать кровь. Нельзя сказать, что это сильно помогло – но идти теперь стало можно, а согреться на ходу самое простое дело. Распинав кострище по сырой траве и разметав лапник, он двинулся в путь.
Оказалось, что место для ночлега было им выбрано на самой кромке огромного прерывистого леса. Постников хмуро улыбнулся. Перед ним, насколько хватало глаз, растеклась в необъятную ширь плоская и безжизненная равнина. Это было хорошо, потому что совпадало с туристической картой, следовательно, Постников не слишком заплутал. После пружинистого лесного ковра ступать по густой траве было непривычно, и брюки за пять минут пропитались водой выше колен - но это уж было несущественно. Через несколько часов идущий ступил на притопленную в земле грунтовую дорогу, изрядно отмахав по ней, наконец, увидел в паре километров перед собой ржаво-красную водонапорную башню.
Поскольку день был пасмурный, смеркаться начало быстро. Постников присел на корточки и по-волчьи вслушался в степь. Стояла густая и несомненно нехорошая тишина - но не возвращаться же обратно в лес. Еще одна ночь на сосновых иглах – нет, немыслимо и думать. Но что, черт возьми, было не так с этим поселком, что молчал впереди?
Прокравшись вперед, Постников увидел, что небольшое поселение перед ним было разорено и уничтожено дотла. По-видимому, здесь прежде были как минимум три-четыре кирпичных дома и несколько деревянных, стояло не меньше дюжины сараев, хлевов и амбаров – и все теперь угроблено в горелые обломки. В мертвом поселке висел особый ядреный запах подмокшей гари - пахло бедой.
Он осторожно приблизился к черному скелету человеческого жилья. Здесь остались только обугленный остов сарая и каменная труба камина там, где прежде был типичный сельский коттедж. По двору толстым слоем были разбросаны головни, кирпичи, всякие пожитки и обломки черепичной кровли. Не было слышно ни людей, ни собак, но зато имелись отпечатки кошачьих лап на корке пепла, смоченного недавним дождем и уже с тех пор подсохшего.
- Кис-кис! – позвал Постников, сидя на корточках.
Какое там – здесь даже ворон не слыхать.
То, что издали в сумерках казалось кучей мусора, при ближайшем рассмотрении превратилось в изгородь, сложенную из диких камней. Каменный забор единственный выстоял в огне, поверх него неровно торчали сломанные балки еще одного фермерского дома. Зияющий проем калитки был пуст и таинственен, и Постников шагнул в него крайне осторожно, сначала внимательно заглянул во двор. Ему послышалось, что кто-то невесомо шагнул по пеплу за его спиной, и он резко отпрянул. Это движение и спасло ему жизнь. Постникова обдало коротким ледяным скрипом, из-за калиточного столба вылетела на петлях решетчатая калитка и с оглушительным лязгом захлопнулась, щедро обдав его лицо хлопьями ржавчины. В сантиметре от его носа замерли бурые металлические шипы – вместо ворот в проеме калитки была посажена на мощной пружине старая борона, а на уровне щиколотки была натянута леска или струна. Если бы он замешкался на четверть секунды, то здесь бы и нашел мучительный конец, ловушка была устроена толково.