Сиротская Ойкумена

Хаттаб, - ведь сколько ее осталось – вашей жизни. Со дня на день накроется все, и стоит ли за дело браться, крепко подумай.
Ренат был непреклонен:
- Я все решил. Если по-твоему судить, то и жить вообще незачем, получается. Слушай, я сделаю все для нее, потому что жизни мне по-другому нет.
- Ну ладно, - тяжко сказал Хаттаб и выдвинулся на крыльцо, где лежал покойник. Встав рядом с ним, словно каменный утес, он громко и отчетливо заговорил:
- Ночью на ферме побывали гости, которых мы не звали. Эта, как там ее... Дервла Маклафлин. Из тех самых Маклафлинов, бывших хуторян, что жили на севере и попортили нам немало крови. Я узнал ее по голосу. И с ней горстка трусов, которые побоялись показаться из кустов и стреляли в темноте по мирным людям.
- А может, она видит в темноте, вроде кошки, – откуда ты знаешь? - крикнул голос из кучки работяг.
- Это она придумала, как провернуть свое черное дело, - твердо сказал хозяин фермы. – Но она просто женщина. И тем позорнее от нее терпеть...
С неба прилетело далекое роторное стрекотание, сделалось громче, и через несколько секунд на малой высоте над холмами прошла пара хищных боевых стрекоз. Хаттаб проводил их цепким взглядом.
- Значит так, - процедил он. – Я не боюсь всю эту шелудивую рвань, что трусливо шуршит по кукурузе. Я их не боюсь. Но за убийство их следует покарать, и эти вертолеты – всего лишь первая ласточка, потому что я не остановлюсь, пока жива хоть одна мразь из этой лживой породы.
Но мне нужна ваша помощь. У нас, сами видите, потери. Саид был настоящий воин, достойный моджахед. Его похоронят немедленно и со всем уважением. Я сегодня сделаю то, чего не делал никогда в жизни. Я кое о чем попрошу вас. Задача у нас одна – мы должны выжить. А если мы будем слабыми, то зачем нам жить на свете? Наше дело – не просто выжить, а одолеть, выжечь эту нечисть и дать вашим детям жить человеческой жизнью.
Похороны провести до заката. А вечером будет свадьба. Я выдаю мою дочь замуж. Ее жених Ренат перед вами, и вы все хорошо его знаете. Сегодня вечером мы празднуем победу и радость в нашей семье. Трое из вас займутся омовением павшего, один идет готовить могилу. Мужчины, уберите бардак во дворе, женщины – марш на кухню. На вышке – смотреть в оба. Это все!
Труп унесли в мастерскую при гараже, во дворе появились стопки оконных стекол, обложенные стружками в деревянных коробах, возникли метлы, грабли, рукавицы и носилки, взвыла бензопила и принялся стучать молоток – хандрить оказалось совершенно некогда.
Из окон летели стекла и осколки посуды, на брусьях выколачивали ковры. Постников вместе с другими таскал обломки кровельной черепицы и щепки, выбитые пулями из изгороди, потом помогал закинуть мусор в кузовной прицеп. Вымели дочиста дорожки, по траве прошлись граблями, стекольщик быстро справился – и дом Хаттаба глянул помолодевшим, как только в проемах окон-бойниц поставили новые стекла, и лишь выбоины от пуль теперь напоминали о том, что произошло минувшей ночью.
После обеда подворье уже имело привычный деловитый и обжитой вид.
- Свадьба – вы только подумайте! – с горечью выкрикнула Магда и хлопнула себя по колену. – Свадьба! Господи – и это в наше-то время...
- Тебя послушать – так никогда не время, - заметил Леон.
Распаренная розовая повариха присела на минуту, чтобы перевести дух от хлопот возле горячих котлов и раскаленных жаровен. Она поругивала своих кухонных девушек и все ворчала, что они запороли свадебный ужин. Проворные, словно мелкие черные ящерки, три ее помощницы с удивительной скоростью резали овощи, разделывали мясо и следили за варкой, запеканием, поджариванием, тушением и сдабриванием. Запахи еды к вечеру поднялись невообразимые, и устоять перед ними было нельзя даже сытому человеку.
К вечеру Магду позвали помочь наряжать невесту.
- Ах, блеск! – слышался ее голос на женской половине.
Позже она говорила по секрету помощницам на кухне:
- Ну и платье! Вы бы только его видели! Лучше сказать - не платье, а чистый шик, Мария в нем вылитый ангел, красотка наша!
- Овец побили ночью... – говорил Леон, жадно затягиваясь сигаретой во время перекура. - Овчарню прошило навылет.
Возле скотного двора свежевали застреленных ночью баранов, ощипали немало кур. День плавно подходил к вечеру. Последнее тепло таяло, становилось зябко в полях.
С крыши крикнули, что по дороге приближаются вооруженные люди. Через несколько минут во двор с тихим турбинным воем вплыли три вездеходные повозки на толстенных колесах. На двух из них сидели автоматчики в черном, а на третьей были патронные ящики и целился в небо кургузый автоматический гранатомет с массивным барабаном. Почетный гость Салман прибыл на свадьбу в сопровождении отряда фуражиров с Анваром-сотником во главе.
- Кто такой этот Салман? – все допытывался Постников у своего конвоира.
- Большая шишка, - сказал Леон. – Он вроде Мустафы Кемаля Ататюрка. Только Кемаль отменил халифат, а Салман – наоборот, вернул.
Вместе с сановником на ферму прибыли такие матерые воины, что все сразу стало ясно без вопросов. Но их было немного – человек десять-двенадцать, зато они привезли с собой много боеприпасов – Хаттабу в подарок. Черная охрана попрыгала с повозок, а сотник Анвар (он единственный носил погоны) почтительно помог сойти на землю тому, кого они сопровождали. Рассмотреть Салмана Постникову как следует не удалось – его перекрывали затылки зевак, да и охрана очень уж грамотно расставилась. К тому же Леон сказал, что Постникова приказано увести, и они направились во флигель.
Уже уходя, Постников услышал слова Хаттаба:
- Брат, ты лучший, самый почетный гость на свадьбе моей дочери. Но почему вас пришло так мало?
Ему отвечал тихий голос:
- На празднике быть для меня большая честь. А что касается бойцов – то каждый из них стоит пятерых.
Постникова заперли в его пыльном чулане, за решеткой слонялся скучающий Леон. Постников попросил его рассказать, что происходит возле хозяйского дома, на что тот охотно согласился.
- Хаттаб вышел на крыльцо – такой важный! Приглашает всех за стол!
Сезонным рабочим накрыли прямо во дворе, гости рангом повыше были приглашены в зал-прихожую с дубовыми панелями. Леон поглядывал с завистью и глотал слюну.
Прибежал запыхавшийся парень с каким-то свертком и сказал Постникову:
- Хаттаб оказывает тебе большую честь! Он дает тебе в подарок новую одежду и приглашает на пир по случаю свадьбы его дочери. Ты приглашен в его дом. В сопровождении охраны.
- Сам Хаттаб – или все же Салман? – спросил Постников, а Леон посветлел лицом и поспешил отпереть каморку – ему, понятное дело, очень хотелось попасть на праздничный ужин. В общем, уговаривать их не пришлось.
17 глава
В гостиной поражал взгляд и обоняние входящего длинный Т-образный стол, обращенный перекладиной в глубину обширной комнаты. Постникова и Леона усадили за изножье этой литеры. Постников все надеялся разглядеть молодоженов – но в дубовом зале пока что были только гости и люди с фермы, да кухонные девушки, сбиваясь с ног, таскали тяжеленные подносы и уносили посуду.
На столе были жаркое и овощи, из питья – чай, кофе и холодные напитки. Постникову особо полюбился шербет из шиповника и кизила, и он с ходу выпил два стакана и налил себе третий.
Напротив него сидел седой рабочий с фермы в полосатом свитере, как у Фредди Крюгера. И он был настроен, судя по всему, критически.
- Обычаи прежние забросили. Никакого стыда, - бурчал полосатый себе под нос. – Позорище, а не свадьба. Знаете, что такое «ночь хны»? Это когда женщины накануне свадебного дня собираются у невесты и наряжают ее, как полагается. А не так вот, как делают в нынешнее время – с кондачка.
К примеру, будущая свекровь должна невесте ковер подарить, или хотя бы отрез шелка на счастливую жизнь – так положено. А потом уже устраивайте никах – это вроде как венчание у мусульман. Его надо в мечети делать – да только где тут возьмешь мечеть? А потом уже и застолье-валима, тогда и за стол гостей надо звать. Спасибо, Салман приехал – он большой человек, такого почетно пригласить вместо муллы. А никах справили прямо в доме, как нелюди.
- Чего кипятишься, дед? – радостно крикнул ему крепкий молодой зверь из свиты Салмана. - Времена уже давно не те. Ешь, пей да веселись, сегодня радость у людей. Гляди, даже вино поставили. Да я вижу, и сам уже тяпнуть успел, а?
- То-то и оно, поставили, - согласился дед и уткнулся в свою тарелку.
Угощение было и в самом деле отменное – Магда знала свое дело. Молодая баранина, зажаренная на вертеле до золотой корочки, аппетитно отдавала дымком и таяла на языке. Маринованный лук был порезан кольцами, а в плошке подали красный острый соус – и он был, как указующий перст судьбы. Поедали настоящий плов, приготовленный в котлах, похоже, вагонами, цепляли вилками овощные салаты, рвали на части теплые лепешки, сладкую выпечку. И, конечно, пили чай: желтый, зеленый и черный - на выбор. Отдельно и негласно были поданы непрозрачные графины с кое-чем покрепче.
- Скажи Леон, - сказал Постников после того, как первый голод был приглушен, - почему Хаттаб сказал, что Салман привел мало людей?
- Это лучше у самого Салмана спросить, – ответил охранник. – Мы тут вообще мало что знаем, но говорят, что в Дубов Граде формируют ударные батальоны из наемников. Это значит, готовится наступление. Коалиция платит наемникам втрое больше, чем Салман, а халифат и коалиция – это совсем не одно и то же. Вот и пришли с ним самые надежные, отборный народ.
Послышались звуки живой музыки. Волшебный, древний дудук протянул свою горько-медовую ноту, вступили мягко барабаны - и стало на душе сразу хорошо. Зурна, какие-то экзотические струны вроде домбры. У двери расположились музыканты, им поставили отдельный небольшой стол, чтобы они могли подкрепляться.
Под эту музыку тихо разъехались дубовые панели в дальней стене, и за ними открылась резная балюстрада с перилами на уровне второго этажа – вроде церковных хоров. На ней также оказался накрытый стол, за которым находился отец невесты и его почетные гости. Сидел, благостно улыбаясь, симпатичный и более чем наполовину седой человек. По его одежде и осанке с первого взгляда видно было уроженца Востока.
- Вас приглашают за тот стол для беседы. Одного, без охраны, – прошептали Постникову на ухо.
Постников пожал плечами и поднялся под удивленными взглядами на балюстраду. Здесь его приняла в объятия кондиционерная прохлада, дышалось наверху легче, чем за общим столом в зале. Специально для пришедшего ловко поставили табурет по правую руку от Салмана, который учтивым жестом приглашал Постникова присесть рядом.
- Салам, - промолвил седовласый. - А вы очень смелый, или даже лучше сказать дерзкий человек, если решились на такое небезопасное путешествие!
Вблизи он был удивительно похож на облагороженную версию Усамы бен-Ладена – разве что больше улыбался.
- Мир вам, Салман, - сказал Постников и уселся.
Гость взорвался молодым радостным смехом, откинув назад седую голову.
- Меня зовут Сеид-Реза. А «Салман» – это мой оперативный позывной, но я привык к нему, словно к собственному имени, данному мне отцом. Прошу называть меня, как вам будет удобнее. Да вы кушайте, кушайте. Говорят, вы тут с каким-то делом? Или