Сиротская Ойкумена

хрипел в едко свистящий мегафон, голос был кликушеский, режущий, и он вспарывал воздух, заходясь в запредельный фальцет, швырял в полуоглохшие уши слова раскаленные, ритмичные и неразборчивые. Удалось лишь понять «если пуля в сердце». «Гуум… гууум» - тысячей глоток вторила ему толпа, снова и снова впадая в единый страшный ритм.
Кипящий вулкан остался позади, и микроавтобус, пройдя еще несколько кварталов, приблизился к высоченным воротам, в обе стороны от которых отходила внушительной высоты стена из железобетона. Над воротами всех въезжающих встречала замечательная вывеска, она изображала рыжую лисицу, свернувшуюся вокруг лесного цветка – кистеобразного, состоящего из мелких бледно-лиловых колокольчиков. «Фильтрационный лагерь «Наперстянка» - вот что было написано на вывеске. Над стеной лагеря высились караульные вышки, из асфальта на входе торчали бетонные конусы, рядом стояли пикапы с пулеметами, их оказалось не так уж мало – десятка полтора, а то и больше. При воротах несли охрану вооруженные автоматами Калашникова люди в камуфляже, чрезвычайно похожие на совсем недавно виденных Постниковым соратников Салмана, он же Сеид-Реза.
Микроавтобус, поворачивая между массивными бетонными конусами, проехал за стену. Показались неубранные кучи опавшей листвы, а чуть поодаль - еще одна стена, сделанная из аккуратной решетки, причем она была густо утыкана видеокамерами. Сверху на ней сидело множество хладнокровных воробьев. Сквозь прутья отлично был виден пропускной решетчатый коридор, а за ним - белый небольшого размера домик из шлакоблоков, явный контрольно-пропускной пункт. Над его зеленой крышей дремотно обвисли два флага – синий со звездами Евросоюза и аквамариновый с горизонтальной радужной полосой понизу, точно такой же, которых было большое количество на неспокойной площади. Брутальных бородачей здесь, за стенами, что-то не было видно, но возле внутреннего КПП расположились военные совершенно иного сорта – с полной западной экипировкой и оружием. Они живо напомнили Постникову покойного капитана Горобца, разве что шевроны у них оказались иного цвета – аквамарин на радуге, а не сине-желтые.
Изнутри лагерь «Наперстянка» более всего смахивал на загородный мусорный полигон. Била в глаза тоскливая нищета: здесь и там лепились одна к другой какие-то кособокие чуланы из кровельного железа, жердей и целлофановой пленки. Дымились таганки, всюду были убогие лежанки, висел неубиваемый запах немытых тел, жареной сельди и бескомпромиссной дезинфекции. Над всем этим великолепием носились оптимистичные возгласы радио и сбивчивый грохот молотков – в полусотне метров от КПП под навесом клепали посуду и прочие нужные вещи из того же кровельного железа. Рядом с мастерской сбилась горстка оборванцев, и среди этих людей ораторствовала разбитная и до крайности самоуверенная леди с мегафоном на морщинистой шее и в длинном коричневом балахоне, висевшем на ней как на жерди. Женщина с натугой перекрикивала молотобойцев и хрипло вдалбливала что-то тощим смуглокожим старухам и подросткам, делая героические жесты. Насколько смог разобрать Постников, она призывала вступать в женскую антиматеринскую лигу и говорила о вреде бесконтрольного деторождения.
Через сотню метров Постников был высажен возле внушительного полуцилиндрического ангара. Его конвойные принялись разминать руки и ноги, а потом повели подопечного на медосмотр. На входе в ангар, где устроился назначенный Постникову доктор, нестерпимо ударило в нос хлоркой. Лагерный медпункт состоял из двух этажей. На первом осматривали основной контингент – проще говоря, всех поступающих мигрантов. Уровнем выше медики принимали персонал лагеря и бойцов охраны. Постников не без любопытства рыскал глазами по сторонам. По выгнутым ребристым сводам висели грязноватые отсветы желтых ламп, слышался гул дизельного генератора. Вереницы бедолаг тянулись далеко и пропадали из виду в глубинах экономно освещенного трюма.
- Так и есть, - послышался женский голос. – Педикулюс хуманус корпорис.
- Вы ранены? Контузии, болезни? – допытывался наверху военный фельдшер. Постников отвечал, что нет. После краткого опроса под видеозапись (имя, возраст, жалобы) с Постникова сняли наручники и смазали запястья жидким составом, источавшим жуткий запах плавленого полимера.
- Давайте его сюда! – крикнули из-за двери. За нею на Постникова равнодушно глянул местный военврач. Это был небольшой и смуглый индус или пакистанец с аристократичным брюшком. Оливково-пестрая форма с аквамариновой нашивкой на плече, голубая одноразовая маска на носу, полупрозрачный хирургический берет, перчатки и желтоватые очки с подсветкой. Белый докторский халат почему-то висел на спинке стула. Врачебный кабинет был как везде – торчал угол стеклянного шкафа с пузырьками и расходной мелочью, имелся металлический стол и прочая медицинская необъяснимая надобность.
- Подойдите! Быстрее! – нервно покрикивал на него индиец.
- Что у вас тут – очередь, что ли? – буркнул Постников и шагнул к столу.
Врач, не говоря ни слова, обернулся и распахнул створки жалюзи. Внизу открылось утоптанное поле, уходившее к горизонту. Оно было запружено сидящими и лежащими человеческими телами.
- И это только сегодня с утра, - пояснил доктор, торопливо облачаясь в халат. – Есть еще вопросы? Нет? Значит, так: вы задержаны патрулем комендатуры миротворческого контингента. До выяснения личности вы не имеете права покидать фильтрационный лагерь. Если вы окажетесь чистым, то вас обеспечат питанием, работой и сносными условиями.
После предварительного осмотра и прослушивания легких Постникова уложили на выдвижной томограф и прокатили в кольцевом сиянии фиолетовых лучей.
- Острого ничего, - диктовал кому-то невидимый индус. - По антителам ответ отрицательный, температура почти идеальная, реакция значка странноватая – наблюдается дефицит пигмента, но это не смертельно, пульс умеренный, явных патологий не выявлено.
Постникова ловко подхватили под локти все двое из его дымчатых приятелей и поволокли прочь из ангара. Тащили быстро, но без суеты. Промелькнул какой-то темный и пыльный переулок, где с дороги метнулась старуха, в ужасе всплеснув руками, проскочили в еще одни ворота и оказались на чисто выметенной площадке, забитой «Хаммерами» и какими-то многоколесными большегрузами титанической величины, из-за которых здесь был полумрак. Постников никогда прежде таких не видывал – в их разверстые левиафановы чрева торопливо загружали ребристые дома-контейнеры и каких-то великанские мешки, схваченные грузовыми сетями.
Истошно просигналив, прямо у них под носом из горы багажа с ревом вылетел пижонский байкерский мотоцикл и проутюжил совсем близко, обдав горячей пылью. Он быт со всех сторон навьючен рюкзаками военной масти. Кентавр с разгона взлетел по наклонному пандусу и исчез в недрах автогиганта, похожего на выломанный кусок Китайской стены. Мастодонт вполголоса басовито подвывал на холостых оборотах.
За автостоянкой можно было разглядеть приземистое коробкообразное здание под натовским флагом, густо укутанное маскировочной сетью. Оно было похоже на верхушку подземного бункера и охранялось на совесть: близ сурового бронекупола дежурили бронемашины и пулеметные гнезда, были по струнке расставлены армейские палатки, а на переднем плане уже дожидалась зеркально-черная машина, покачиваясь элегантно, будто на большой диванной пружине. Бэтмобиль напоминал техногенный гриб-переросток с алмазной граненой поверхностью, в которой фрагментарно отражались радужное небо и раздробленный на осколки пейзаж лагеря «Наперстянка». Микроавтобус «Мороженое» подкатил вплотную к граненому фантому, и Постникова с большой аккуратностью пересадили туда.
Удивительное дело: изнутри бэтмобиль оказался куда просторнее, чем можно было подумать, глядя на него со стороны. Корпус его открывал полный обзор во все стороны, не считая авиационной пижонской приборной панели, а также плавающего козырька от солнца. Диван в кормовой части крейсера был солиден и упадочнически широк. Посреди него вольготно восседала собственной персоной хозяйка необыкновенного авто. Вживую Соня Тавареш выглядела еще более эффектно, при полной детализации она была безукоризненна, как кинозвезда Голливуда тридцатых, но при этом холодна и сосредоточенна.
Она взмахнула ладонью, и немедленно упала тишина, потому что дверь машины захлопнулось, оставив их наедине.
- Вы у профессора Горемыкина были?
Вопрос хирургически точно ударил под дых. Постников сглотнул внезапно пересохшим горлом и позорно переспросил «с кем?». При этом он с большой ясностью осознал, что разговаривать о профессоре и вообще сообщать что-либо лишнее этой женщине ни в коем случае не следовало.
- Не знаком, - с кривой усмешкой выдавил он. – Серый сектор, понимаете ли. Я прибыл контрабандой. Хотел начать новую жизнь.
- Салман планировал продать вас местному царьку Дараху. А тот поступает с людьми нехорошо, - хладнокровно произнесла Соня. - А теперь второе, и оно же последнее. Поговорим начистоту. Дальнейшие сведения – взамен за ваше добровольное сотрудничество. Вот бумага, а вот ручка. Напишите любое число, и получите вашу сумму в какой пожелаете криптовалюте. Согласившись сотрудничать с нами, вы получаете жизнь, гарантию безопасности и достойное будущее.
- Ну сколько вам повторять: никакого Горемыкина я не знаю!
На Постникова наплыл серебристый экран, и он, ощутив новый толчок в груди, внезапно увидел на нем знакомое лицо. С фотографии на него серьезно смотрела его собственная дочь. Она выглядела взрослой, лет на пятнадцать или больше.
- Полагаю, узнали? – полюбопытствовала специалист по логистике.
- Кто эта девушка? - равнодушно спросил Постников. Соня с ироничной усмешкой помахала пальцем, как жидкий терминатор в одном фильме.
- Портретное сходство между дочерью и отцом неоспоримо. Город Финистер Пойнт на восточном берегу. Снимок был сделан во время городского праздника. Что-то там музыкальное.
- Ничего такого я не знаю. Эту женщину, то есть девушку эту, вижу впервые. Принимать участие в ваших интригах отказываюсь. И вообще, вы удерживаете меня незаконно.
При этих словах Сони свет в бэтмобиле мигнул и померк, в темноте осталось светиться только яркое пятно монитора и лицо дочери. Прилетел низкий грозовой раскат, крепко шатнуло крышу, едва не сорвав палатку с земли. Автоматика сработала, и освещение через минуту снова зажглось. Соня, будто не замечая произошедшего, с расстановкой произнесла:
- А теперь хорошо подумайте и ответьте на один-единственный вопрос. Согласны ли вы на эвакуацию вместе с вашей дочерью в безопасное место, назад в прежний мир? Ничего не бойтесь. Вам обеспечат легкий переход и все необходимое для натурализации в нашей стране. Вы получите вашу дочь и полную безопасность. И станете человеком без материальных затруднений.
Постников не успел вставить слово, потому что запищал вызов, расползлось окно мессенджера, и в нем появилась чернокожая толстушка в волнении, сверкавшая яркими белками. Она впопыхах приникла вплотную к экрану. На ней лица