Сиротская Ойкумена

вертолет, а автожир, который не мог взлетать вертикально в безветренную погоду. Постников был снова усажен на заднее сиденье, свист двигателя разросся, красная машина поехала все быстрее по дорожке и через пару десятков метров легко сорвалась в полет и перемахнула через ограду НИИ, с клекотом набирая высоту.
Постникову на сей раз достался шикарный обзор. В городе внизу, похоже, разворачивалась настоящая бойня. Через боковое стекло он наблюдал, как над пестрыми крышами тяжелый транспортный вертолет пытался уклониться от трассеров, густо бивших по нему с земли. Чем это закончилось – осталось неизвестным, потому что автожир начал полого пикировать на перекрестке, спускаясь в город. Внизу он не направился к городскому центру или в сторону «Наперстянки», как с некоторой тревогой предполагал Постников, а направился в противоположную сторону через улицы двухэтажных, притихших в смертельном ужасе домов, миновал пропускной блокпост и вскоре выскочил из-под купола на открытый воздух.
В этом воздухе шел небольшой снег, и после тепличной атмосферы Дубов Града казалось очень ветрено и холодно. Возле щербатой асфальтовой дороги трое оборванных до лоскутов бедолаг пытались обогреться у костра, в пламени которого мрачно чадили автомобильные покрышки. Бродяги проводили взглядами красную стрекозу и равнодушно отвернулись к огню, отгороженному от ветра картонным экраном, но ветер все равно таскал дым и копоть горелой резины куда ему только заблагорассудится. После старых бетонных заборов, оголенных стропил, пустых окон и сгоревших автозаправок автожир вылетел в голое поле и оказался на небольшом голом полустанке. Монорельсовая дорога пробегала с юга на север через равнину в помертвевших осенних травах. Все, что доступно было взгляду, уже было присыпано снегом. Земля вокруг платформы засорена была страшно, мусор громоздился пестрыми сугробами вровень и даже выше нее. Взвихрился торнадо из пустых бутылок, листьев и веток. Аппарат коснулся припорошенной земли, мягко сел на авторотации, остановив задний винт, и затормозил у края перрона. Мусорный торнадо улегся, отчего сразу отлично развиднелось.
- А, - дружелюбно закричали с платформы, - вот и наш бесценный покойник!
Посреди маленького полустанка сидел на скамье небольшой и сухонький старичок опрятного вида и с гвардейскими седыми усами. На нем красовалась залихватская тирольская шляпа стального цвета с легкомысленным перышком и хорошо сидящий твидовый костюм. Помахав высаженному Постникову, он в задумчивости начал ковырять бетон концом трости.
Был этот самый старичок не просто подозрительным или странным, а каким-то неправильным. Первым делом по мере приближения стало заметно, что этот человек – очень маленького роста, самый настоящий карлик. Кроме того, Постникову, внимательно изучающему сидящего, стало понятно, что этого деда перед ним попросту нет. Вместо этого демонстрируется визуальная имитация через камеры постниковского вживленного смартфона – и смартфон, оказывается, работает.
- Кто вы такой? – подозрительно спросил Постников.
- Станционный смотритель на пенсии! - невозмутимо отозвался дед. – Сами-то догадаетесь, нет?
- Какой вы, к черту, смотритель? Впрочем, мне все равно.
Подцепив концом трости какое-то кольцо, старик поднял его и сдул пыль. На кольце болтались гнутые проволочные усы характерной формы. Чека гранатного взрывателя.
Он показал свою находку Постникову.
- Знаете, что это такое? Такого добра в наших краях навалом. Три года назад в «Наперстянке» вспыхнул большой голодный бунт – дети с голоду распухали, как в той вашей Африке. Что тут началось! Полицию в Дубов Граде повыбили, семьи полицейских тоже. Но нашим удалось запустить приемник на болотах, и сюда пришли ЧВК с той стороны. Вооружены они были до зубов, бронетехника была, даже ударные вертолеты, я не говорю про водометы, газы - всего в избытке, и боевых патронов тоже не жалели. Две недели ада, по улицам не проехать из-за гор трупов, но зато сразу – тишина. Раненых было много, калек. Страшное время, не дай бог такое снова пережить... Людей жалко, все лезут и лезут, дурачье… Ну как - догадались, кто я такой?
- Да, - угрюмо отозвался Постников, чувствуя тонкую нить отчаяния под самым сердцем. – Вы странное существо и настоящий изувер. И Соня ничуть не лучше вас!
Старик звонко и молодо расхохотался.
- Брендан! Вы с ним уже повстречались! Как же, узнаю его стиль! Острый на язык ирландец – это он прозвал меня «поручик Дуб». Да только врет вам ваш Лофтус. Всегда врет как сивый мерин. Впрочем, у всех свои слабости, - миролюбиво продолжал старик. – Некоторые предпочитают потери и напрасные страдания, а иным нравится побеждать, не считаясь с ценой. Дерзкие и твердые всегда в итоге оказываются наверху, а мягкие, толкующие о гуманизме и прочих вчерашних материях, неизбежно превращаются в презренных изгоев. Уж такова, простите, суть жизни.
Охотятся-то все на вас - да только старый лис Горемыкин их здорово запутал. Но дело слишком уж рискованное – все-таки миллиард живых душ. Вы еще не в курсе, кто и зачем этой ночью атаковал институт? Это не были мародеры и не экстремисты. Это были профи, элита натовских спецслужб, и явились они строго по вашу душу. Брюссель дал понять, что скрипач – не нужен, но распорядился взять его живым. Вы, кстати, не вздумайте говорить, что ваша фамилия не Загоруйко. Дольше проживете, глядишь.
- Почему вы назвали пытку «Коридором жизни»?
- Это хороший и правильный вопрос. Потому что жизнь в своей основе – всегда трагедия, и неизбежно заканчивается одинаково для всех. Я захотел, чтобы люди это поняли и научились ценить остаток своего времени.
И напоследок: запомните, приезжий. Этот чертов Модератор ведет все к катастрофе. Он погрузился в свои иллюзии, потому что страшно боится вторжения извне. Но в итоге это приведет лишь к тому, что связь прервется, и будущего у этого мира не станет. Он постоянно делает совсем не то что нужно! Страна, породившая ленинизм и сталинизм – сама по себе опасный эксперимент, и тем более преступно ставить опыты на множестве невинных людей. И вообще, банда Горемыкина слишком далеко засунула руку в неизвестное. Как бы эту руку не отхватило по локоть, а то и по самое плечо!
- Какое вы странное существо, - сказал Постников.
- Всего лишь скромный коллекционер бабочек! Это главное мое определение. И я искренне рад тому, что на ферме был отловлен любопытнейший экземпляр. Почему вы отказались от эвакуации вместе с дочерью?
- Это мое дело, - глухо ответил Постников.
- Э, да тут дело явно нечисто, - счастливо улыбаясь, сказал Дарах. – Значит, не скажете? Нет? Стало быть, Соня была права, желая вас убрать отсюда подальше! Но я вижу, вам пора – поезд прибывает... И знаете что главное? Никто из вас не сможет меня понять, потому что вам не довелось первыми вдохнуть свежий сосновый запах на берегу девственной, рожденной черт знает какой ценой вселенной. Вы дешевая китайская поделка, в вас смысла нет! И помните, как сказано у драматурга Шварца: палач тоже человек, и он тоже жить хочет!
Дарах исчез. Не прошло и полминуты, как из-за снежной пелены выплыли две желтые фары, и к платформе, сбрасывая скорость, подкатил поезд на магнитной подушке.
Из багажного вагона с ловкостью выпрыгнул офицер в форме и пристально осмотрелся по сторонам. Сделав два шага вперед, он козырнул, сопровождавший Постникова пилот автожира тоже отдал ему честь. Было заметно, что эти люди относились друг другу со сдержанным уважением давно знакомых и небезопасных врагов. Коротко переговорив о чем-то, приезжий дал знак своим, и на перрон из вагонной двери неуклюже выбрался человек в помятой натовской форме, за ним другой и третий – всего пятеро. С них сняли наручники. Приезжий кивнул и молча пригласил Постникова подойти к вагону. Быстро просветив задержанного биосканером, висевшим у него на груди, военный отдал приказ своим, и Постникова легко, как пушинку, подняли, внесли в вагонный полумрак и усадили в мягкое кресло. Зафиксировали по плечам и торсу рамкой, как перед поездкой на американских горках. Щелкнула вагонная дверь, один из новых конвоиров устроился в соседнем кресле рядом с пассажиром, глаза в глаза. Он подмигнул и сказал Постникову «не вешай нос, Загоруйко, быстро доедем». Поезд пошел вперед, неяркие огни полустанка проплыли мимо окон, и город Дубов Град растворился за пеленой вьюги.
21 глава
Вагон совсем не качало, но и ровное движение мало-помалу взяло свое, и Постников незаметно для себя самого провалился в сон. Проснулся он, когда поезд начал плавно притормаживать, а вдоль пути принялись чаще мелькать дома и столбы.
По-видимому, поспал немало: уже крепко стемнело, снаружи горели фонари и светились городские окна. В узком проеме вспыхивали на фоне черного неба две-три маленькие искры – по всей видимости, там шел самолет. Всепроникающий гул двигателей тяжелого авиалайнера подсказывал, что аэродром где-то рядом.
Когда поезд замер в крытом пакгаузе, переполненном ярчайшим светом, стал слышен металлический голос, бросавший неразборчивые фразы. Снаружи дважды громко стукнули по стене вагона, дверь укатилась и впустила невыносимый сноп резкого белого сияния. Под вокзальным сводом оказалось ветрено и зябко. Из режущего прожекторного потока рявкнули в мегафон «внимание! задержанный – пошел!», Постникова подтолкнули, и он шагнул туда, где ни черта невозможно было увидеть. В ногах путались стылые сквозняки, чьи-то руки быстро обшарили его со всех сторон, а потом его отвели через подземный коридор в каморку без окон, где прямо на полу лежали и сидели около дюжины молчаливых людей. Его усадили и предупредили, что вставать без необходимости не следует.
Постников присел. В полушаге от него безмятежно дремал, пользуясь стеной как подушкой, видавший виды, но с виду не старый человек. У него был один глаз. Незамедлительно выяснилось, что одноглазый вовсе не являлся молчуном, а напротив, был словоохотлив. Стоило только Постникову оказаться поблизости, как одноглазый кивнул и заметил вполголоса, что недавно прибывшего в Орфой новичка видно сразу. Впрочем, он был вежлив и даже представился – его кличка была «Штихель». Осведомившись о прозвище собеседника, Штихель посочувствовал тому, что такового пока еще не имелось, и ободрил его словами «дело наживное». Одноглазый вполголоса забормотал своему случайному слушателю, похоже, в стремлении убить неистощимое арестантское время:
- Если поволокут на север, то это в заполярье, хреново, - полушепотом рассказывал он. – Житье там лютое, не приведи господь. Но еще хуже, если на юг – там тропики, арестанты мрут пачками от заразы, от дефолиантов….
Как ни жаль, захватывающий рассказ был прерван слишком быстро. За дверью послышался грохот башмаков и конвойные заорали «по одному на выход!». Не выводя на поверхность, группу задержанных повели загадочными коридорами к посадочному терминалу. Странно безлюдными были эти закоулки аэропорта, лишь сновали вдоль стен оборотистые роботы-уборщики, да полубезумная старуха заорала из-за решетки в закрытой зоне аэропорта и махала сухой ручонкой на конвойных:
- Да что же вы такое творите! – тонко вскрикивала