фонариком себе дорогу среди обломков самолета и каменистое с песком дно. Заросли горгонариевых кораллов и водорослей.
Было уже плохо видно. На такой глубине, да еще в наступающей вечерней темноте. Было уже на часах семь. Оставалось времени минут на тридцать, включая возвращение и сам подъем. Оставалось еще уповать на запасные, спущенные под днищем яхты на дне восемнадцатилитровые баллоны.
Я еле-еле, нашел в темноте чернеющей воды хвост самолета. И положил этот самописец под нависающее хвостовое крыло. Стабилизатор горизонтального управления. Именно там где мы привязали длинную нейлоновую почти в километр веревку.
Я, буквально, затолкал самописец под него в углубление между камнями и кораллами.
Убедившись, что все нормально, я поспешил обратно. Время поджимало, и надо было уже спешить нам обоим. Я, снова, вернулся к рубке самолета.
Меня сильно уставшего, упорно сносило течением, но я смог, снова, проникнуть в верхний отсек стюардов стюардесс и подплыл к двери пилотной кабины Боинга. Дэниел вручил мне второй самописец через полуоткрытую бронированную ржавую ту дверь пилотной кабины. И я, отдышавшись, потащил и второй, туда же бортовой аварийный черный ящик самолета, внутри большого красного с какими-то нарисованными на корпусе цифрами и буквами шара.
Скажу, это была адская на самом деле работа. Хуже не представить. Под водой тащить еще и второй бортовой красный шар, волоком уже по дну, толкая перед собой и против течения. Я уже думал, не вернусь к Дэниелу. Подохну, где-нибудь по дороге. Думал, конец и прощайте все! Прощай, моя ненаглядная красавица Джейн!
Это чертово сильное течение уносило меня, стоило только мне остановиться. И я буквально, держался за этот аварийный красный самописец, бороздя им по глубокому песку и камням на дне. Цеплялся руками за кораллы, отдыхая время от времени. И так еле доскребся до оторванного лежащего на дне хвоста самолета.
Уже порядком стемнело. Я не мог разглядеть, теперь время на своих ручных подводных часах. Но, надо было возвращаться к Дэниелу. И бросать все уходить отсюда.
Я понимал, что часть работы сделана, теперь надо, снова уносить отсюда ноги. Запасы смеси уже были невелики, и оставалось наверняка, только вернуться назад. Да, и темнота под водой становилась непроглядной. Я уже шел назад по своему следу, оставленному на дне, я заламывал некоторые кораллы руками, чтобы вернуться в темноте назад, и обрывал водоросли.
Старался ориентироваться по мелким самолета обломкам и пассажирским вещам, разбросанным по камням и песку. Впереди практически мало, что видел. Еще опасался встречи с каким-нибудь морским хищником. Лоб в лоб. Как, чуть не получилось у нас встреча с лимонными акулами. Да, и других здесь, тоже хватало. Те же большие барракуды. Мы уже видели стаю серых рифовых акул, когда все втроем до этого побывали здесь и встретили их у самого дна на своем подводном маршруте. Мало ли еще на кого можно было напороться на стометровой с лишним глубине. Но, главное надо вернуться назад. Назад к моей Джейн и вместе с Дэниелом.
- «Ох, и влетит же мне!» - подумал я - «От моей красавицы Джейн! И Дэниелу, тоже за этот нежданный отмороженный сюрприз!». Я представлял, что она там сейчас делает, когда нас не оказалось на «Арабелле». Что с ней там твориться?!
- «Вот дурак!» - думал я - «Вот мы оба ненормальные! Понесло нас на ночь, глядя, сюда!». Мы не отдавали себе, теперь отчета во всей этой авантюре. И отчета в ожидаемой опасности.
Дэниела гнало время. Он боялся за себя и за Джейн. И торопился с уходом отсюда. Но, уходить пустым Дэниел не собирался. Он не для этого проделал такой длинный маршрут в Тихом океане.
Джейн была, тоже на взводе, хотя и вида не подавала. Я видел, какая она была. Особенно после нашей той кратковременной скандальной размолвки. Это место давило на нее. И сильно уже давило. Впрочем, на меня тоже.
Все были, все равно, как теперь не свои, хотя вроде бы и помирились.
Еще эта черная гангстерская яхта была где-то рядом. Надо было быстро уносить отсюда ноги. И чем скорее, тем лучше. Это меня и погнало под воду вместе с Дэниелом. При других обстоятельствах я бы вполне, вероятно не пошел бы на это невероятно смертельное и рисковое дело. Но, вот эта поспешная гонка и решила нашу всех троих роковую участь.
***
Я вымотался до основания. И еле смог уже подняться к пилотной рубке. И к бронированной приоткрытой тяжелой двери кабины Боинга.
Я был у выхода. И показывал Дэниелу, через широкую щель прохода, что пора назад. Он, тоже это понимал. И готов был идти назад. Нам надо было доставить, те чертовы, тяжелые черные ящики до той сброшенной с веревкой с борта Арабеллы сети. И успеть, еще подняться с глубины, причем не спеша. Постепенно всплывая к поверхности.
Уже было достаточно темно здесь на стопятидесятиметровой глубине. И Дэниел включил фонарик на полную мощность, покрутив регулятор, и усилив его светимость под водой. Видимость уже была практически нулевая. Мы друг друга в метре от себя с трудом видели.
Дэниел полез через проход в приоткрытой железной бронированной двери, высунув левую свою руку подавая мне фонарик.
И случилось неожиданное, трагическое жуткое и непоправимое.
Дверь сорвалась с петель. Эта очень тяжелая бронированная, весом в добрую сотню с лишним килограмм дверь, упала под углом. И как раз на руку в районе запястья правой руки Дэниела. Она острая проржавевшая на краях узкого ребра, падая, словно острым ножом отсекла Дэниелу в районе запястья руку. Как острый нож гильотины. Я лишь увидел напуганными своим глазами, как кисть отлетела в сторону и упала плавно вниз, куда-то вниз, оставляя длинный кровавый за собой густой шлейф. Эта часть его руки, растопырив в судороге пальцы, упала вниз через обломки полов верхнего рубочного отсека и искореженных переборок. Упала вниз, мимо пассажирских кресел в самый грузовой отсек останков носовой части самолета. Я даже не все сразу понял, что и как случилось. Но понял, что случилось самое непоправимое.
Кровь ударила сразу фонтаном из обрезка запястья, и Дэниел отскочил внутрь рубки, налетая на кресла летчиков покойников. От жуткой боли он, чуть не выронил мундштук со шлангами акваланга изо рта. Он схватился за обрезанную в своем запястье вместе с резиновой перчаткой и глубиномером правую покалеченную руку. И закрутился на месте, рассеивая по кабине пилотов свою из перерезанных жил брызжущую алую кровь.
Я напуганный этим до ужаса налетел на ту дверь. И пытался сорвать ее совсем с места, чтобы ворваться внутрь самолета. И помочь, хоть чем-то Дэниелу. Но, эта чертова металлическая и толстая бронированная дверь, не поддалась ни на дюйм моим физическим усилиям. Она была тяжелой. И ее заклинило. Причем намертво в таком состоянии, наискось застряв в дверном проеме, между, верхом и оставшейся погнутой при ее падении дверной толстой петле.
Я был сильным русским человеком и физически подтянутым, но видимо это перетаскивание этих черных ящиков самолета и сама глубина отняла все мои силы. И я не был способен сделать хоть что-то. В почти полной темноте воды. Я бился о ту перекошенную стальную тяжелую ржавую дверь и все бес толку. Я дергал ее взад и вперед, что только было своих сил, но все было бесполезно.
Я схватил кувалду и начал колотить эту чертову покалечившую Дэниела дверь. Грохот от моих ударов кувалдой стоял не слабый. И сотрясал все вокруг. И всю носовую часть самолета. С нее сыпался, вниз рассеваясь, белый песок и ржавчина.
Я не видел, что там творилось, теперь за той дверью. Думаю, Дэни, пережал, чем-то обрезанную истекающую кровью руку. Что-то там смог сделать.
Я бросил кувалду и, подняв фонарик Дэниела, выплыл через разломленную и исковерканную крышу верхней кабины, и, проплыл к оконным рубочным разбитым об воду иллюминаторам Боинга. Причем мне пришлось вернуться, прежде, чем это сделать. Мне пришлось проплыть назад через весь салон мертвецов стюардов и стюардесс, сидящих в креслах. И вынырнуть над самой крышей головной части носового обломка самолета.
Я вынырнул и перепуганный, позабыв про все на свете, ломанулся на всем ходу работая ластами к кабине пилотов.
Там было полчище медуз. Они привлеченные текущей из руки Дэниела кровью, буквально облепили пилотную кабину своей желеобразной серой массой. И там был мой друг Дэни. Он вылез наполовину из одного из разбитых о воду иллюминаторов самолета. Вылез, высунув в маске голову и целую машущую мне левую руку. Он был в шоке от боли. И тянул мне ту в резиновой перчатке свою руку, раскрытыми пальцами, прося помощи.
Медузы окутали всего Дэниела, торчащего наполовину из кабины пилотов. Они сплошной массой облепили его. Их привлекла его текущая в воду кровь от отрезанной правой руки. Он задыхался. У него уже кончилась вся смесь в баллонах. И, они были уже, почти пустые за его плечами. И Дэни ими звонко бился об верх разбитого окошка рубки Боинга.
Я пытался пробиться к нему сквозь эту массу желеобразных жителей моря. И пытался вытащить Дэниела из оконного иллюминатора пилотной кабины, но не мог. Все было бесполезно. Дэниел застрял намертво.
Он бился баллонами о верх иллюминатора, и не мог выйти наружу. Эти, литров на двадцать четыре, уже почти пустые баллоны. Не давали возможности, пролезть в разбитое водой смотровое лобовой рубочное окно самолета. Оно было, более узким и не рассчитанным на выход человека. Но, Дэниелу, пришлось лезть сквозь него. У него не было выхода. И мы были оба в состоянии безумной кошмарной паники и ужаса. На этой кошмарной глубине для дайвингистов не соображали совершенно, уже толком, что делали.
Дэниел паниковал и делал то, что не должен был делать. Изматывал себя окончательно, дергаясь, и застряв в том окошке. Он просто был в болевом шоке и истекал собственной кровью. У меня заканчивалась
