вкусными ароматами готовящейся на камбузе пищи привлек кричащих над нашей головой морских чаек и альбатросов. Те, стали даже садиться, обнаглев, везде, где только было возможно по всей нашей яхте. И даже на леерные ее борта и ограждения. Некоторые из них уже сидели на нейлоновых, почти горизонтально натянутых тросах «Арабеллы» и парусах в брезентовых парусных чехлах. И качались, перекрикивая друг друга на легком, но сильном ветерке с океана.
Мы все же подзадержались на «Арабелле». Часов до шести. Пока, я, снова закачал, проверив всю полную новую закачку кислородно-гелиевой смеси в двадцатичетырехлитровых увеличенного объема баллонах. В это плавание Дэниел решил взять увеличенный объем для работы и дыхания под водой и на приличной и опасной глубине.
Я зарядил баллоны и отключил компрессоры.
Потом, закачал еще, и вытащил все необходимые акваланги из технического водолазного трюма яхты, и поставил у самого борта.
Да, еще взяли мы двое в запас, баллонов, литров на восемнадцать. И они были спущены уже самим Дэниелом вниз под воду, туда, на второе дно обширного подводного плато у стены каменного пролома. Это для подстраховки, на случай нехватки. Если получиться задержатся дольше прежнего и не хватит совсем на подъем к яхте. Не так как до этого, что пришлось практически не дышать, хотя декомпрессия прошла более, чем успешно.
Пока Джейн была там внизу, и суетилась с кухней, мы быстро оделись, поправляя друг другу подводные из толстой прорезиненной ткани гидрокостюмы.
Дэниел решил сегодня сбежать от присмотра своей сестренки. Он, даже одел, другой свой гидрокостюм. Не как обычно черный, с желтыми вставками на руках и ногах, а комбинированный двухцветный с синими светлыми полосами по прорезиненной ткани всего акваланга.
Было уже половина седьмого. И начался солнечный тропический закат.
Я сам не знаю, что меня подтолкнуло на этот поступок. Но, я все же, пошел на это. Пошел с ним на незапланированное очередное рискованное вечернее глубоководное погружение. Было уже, почти восемь, когда все было готово. Но, еще было светло и жарило тропическое солнце.
Дэниелу нужен был там помощник. И пока, Джейн, не зная о нашем заговоре, готовила на кухне в камбузе, не подозревая о том, что мы уже сделали ноги с яхты. И, проверив все свое оборудование, уже нырнули за борт яхты.
Перед нырянием, Дэниел еще раз проверил опущенную в натяжении цепь и якорь «Арабеллы». И сбросил второй, для надежности, потому как «Арабеллу» крутило, медленно вокруг своей оси на спущенной длинной цепи этом одном якоре. И все-таки, могло сорвать с места. Унести, куда-нибудь, вместе с ничего не подозревающей сестренкой Джейн. Он решил сбросить еще один, чтобы закрепить на одном месте нашу круизную большую белоснежную яхту.
Да и для нас, если вернемся, при всплытии чтобы не оказаться в опасной ситуации при подъеме. Ни лодки тебе, ни яхты.
Мы, тогда, все же несколько опрометчиво ныряли, оставив, вот так на одном якоре нашу «Арабеллу». Дэниел, тогда сам признался, когда, снова ступили на ее из красного дерева полированную, и горячую от яркого палящего солнца палубу, в том, что не подумал об этом. И, теперь, не допустит этой оплошности. Он сказал, что если надо будет, то и кормовой якорь, сбросит за борт, для полной страховки судна на одном месте. Он так и сделал, перед тем, как отчалить нам, в тихую под воду. Проводной длинный на лебедке кабель и сеть на дне мы даже не доставали. Все это было под водой, там же, где и якоря. На нижнем втором подводном плато.
Сейчас Джейн осталась одна на яхте. И, можно рассчитывать на нее. Она умеет водить наш круизный корабль. И если что, то и поставить его на место, сможет на моторах. Благо они в полной теперь исправности. Опасно то, что Джейн не знает о нашей секретной от не вылазке. И даже не подозревает об этом.
- Так, что на мою сестренку Джейн здесь, можно, тоже рассчитывать – сказал, на последок Дэниел - Она умеет многое, здесь не хуже моего.
- Но Джейн не знает, что делам сейчас мы - я произнес ему, надевая маску на лицо. Она не одобрит все это, если живыми вернемся.
- Пусть не знает. Так ей спокойней будет - произнес Дэни, и нырнул в воду. А я за ним следом.
Убедившись в надежности стоянки нашей «Арабеллы», и ее трех сброшенных якорях, мы поплыли назад к обломкам ВOEING 747.
Плавно погружаясь, мы вдвоем уходили в глубину второго плато, минуя первое, где-то уже за своей спиной. Мы, прикрепили к одному из якорей длинную разматывающуюся от лебедки длинную веревку. На большой крутящейся бобине. Для того, чтобы вернуться если, что по ней, держась назад и не потеряться в полной водной ночной темноте. Но Дэниел на такое вообще не рассчитывал, как и я. Это был огромный маток тонкой нейлоновой очень прочной туго сплетенной веревки. Троса от оснастки яхты. Метров больше тысячи. Так, что нам с лихвой хватало ее почти до самых обломков самолета. И она тоже спасла мне жизнь. Прикрепленная к моему свинцовому поясу и со стороны спины, она быстро разматывалась вослед за мной.
Я разматывал ее, постепенно протягивая по самому дну как путеводную нить Ариадны. Она тоже была соломинкой для нашего спасение.
***
Мы очень быстро прошли весь участок, как и раньше над самым дном второго нижнего плато. Вниз, от натянутых струной, якорных цепей нашей «Арабеллы». От опущенных длинных на глубину свыше ста метров, кабелей проводов, на малой лебедке до самого дна мелкоячеистых в виде кошеля сетей.
От опущенного нашего проводного эхолота и сонара фала, до первых, разбросанных по песчаному дну обломков борта ВА 556. Прошли, уже не отвлекаясь ни на что, постепенно набирая, снова глубину и под сильным подводным течением, буквально летели над песчаным дном, и мелкими обломками, и вещами пассажиров вросших в горгонариевые кораллы.
Снова, мимо перевернутого вверх колесами и вросшего в кораллы, того велосипеда, разматывая в своих руках большой маток нейлоновой веревки. Мы проплывали опять мимо сумок и чемоданов, набитых до отказа вещами погибших. Мимо лежащего большого правого крыла с двигателями лайнера и огромного обломка с выбитыми иллюминаторами пассажирского среднего отсека второго класса. Валяющихся на дне пассажирских кресел. Как и раньше, слегка работая, лишь ластами акваланга, мы, используя подводное течение, приближались к своей цели. К носовой части корпуса погибшего самолета, на краю самом глубоководного обрыва.
Я даже не смотрел на глубиномер. Мне и так глубина была уже известна. О ней говорила сама вода, что сдавливала мой из толстой резины гидрокостюм.
Дэниел держал в руках фонарик. День на удивление долго держался и не хотел уходить. Но уже начало темнятся. Там над островами наверху зашло солнце. И летний тропический вечер, наступал даже здесь глубоко под водой.
Надвигалась темнота. И некогда было отвлекаться на все, что было вокруг и под нами. Наша цель голова рухнувшей с неба воздушной большой машины. Командирская рубка. И в ней аварийные ящики самописцы. Нам нужно было успеть до полной наступающей ночной в океанских глубинах темноты, проникнуть, внутрь рубки пилотов Боинга. Нам нужно было, взломать там входную дверь. И, проникнув туда, вытащить самописцы из особых контейнеров электронного оборудования самолета. Затем, успеть их, хотя бы дотащить до хвостовой оторванной части разбившегося лайнера. Мы решили так и сделать.
Наступала ночь, и можно было, вообще заблудиться здесь на глубине. Даже с этой нейлоновой и уже закончившейся в наших руках веревкой. Закрепленной этим концом к одному из рулей высоты.
Пришлось, принять такое Дэниелу решение. Оставить их до утра под одной из хвостовых обросших водорослями и кораллами рулевых плоскостей разбившегося самолета. А, утром на восходе, снова спуститься и забрать, уже дотащив до той нейлоновой опущенной за борт с «Арабеллы» сети. И тут же сниматься с якорей и уходить как можно быстрее с этого места в сам Тихий океан. Пока на черной той гангстерской яхте не доперли о случившемся.
Но главное, это суметь взломать ту дверь в командирскую пилотную рубку погибшего лайнера.
Для этого я в руках тащил впереди себя большую монтировку. А, Дэниел нес еще кроме фонарика, большую кувалду. Дэниел взял еще с собой большой подводный широкий и длинный нож. Он его прицепил к правой ноге.
Я, тоже, хотел взять еще один нож, но Дэниел сказал, что и одного хватит, а зря. Да, я и сам жалел уже, что не взял нож, плывя следом за Дэни. Как бы он мне, тогда там впоследствии пригодился.
Мы проплыли мимо хвостовой части самолета с облупленной трехцветной краской на останках фюзеляжа борта ВА 556. И поплыли дальше.
Не всегда на такой глубине бывает так светло даже вечером. Меня это приводило в удивление. Обычно на ста метрах уже хороший, почти непроглядный сумрак. А тут светло почти как днем. Лишь вот сейчас, к вечеру, вода стала темной и еще более тяжелой.
Нас постоянно сносило, как и раньше в сторону сильным течением. И снова, приходилось выравнивать свой, как и раньше маршрут. Нас опять тащило в сторону океана. Чем ближе мы были к головной части погибшего самолета, тем поток подводного течения был сильнее. Возможно, это было связано с приливами и отливами в островной зоне и между островными подводными рифовыми лагунами и проливами. Я только сейчас стал допирать откуда такое течение. Оно к тому же еще усилилось к вечеру. Приходилось брать все левее и левее, придерживаясь самого дна. Я стал сомневаться, что мы назад вряд ли вот так запросто отсюда выгребем. Как бы, не пришлось, всплывать в темноте на поверхность. И уже вплавь добираться до своей «Арабеллы», бросив тут свои отработанные до нуля кислородные баллоны и свои свинцовые противовесы пояса. Используя только ласты и маски.
В наступающей темноте в воде, чуть не налетели на две лимонные акулы, лицом к лицу, пропустив
