смотря ни на что. И чего бы мне это ни стоило.
Вдруг на мои русского моряка широкие плечи опустились руки моей Джейн. Они, сползли по широкой моей голой загорелой до угольной черноты спине. И обхватили меня за тело вокруг. Джейн прислонилась всем телом к моей мужской спине тридцатилетнего мужчины, плачущего как ребенок по своему погибшему под водой лучшему другу. Она положила на мою спину свою растрепанную и не прибранную ни в пучок, ни в хвостик, вообще никак, черноволосую девичью миленькую в горючих слезах голову. Моя ненаглядная любовница Джейн прижалась крепко к моему дрожащему в рыданиях телу. И мы плакали оба, закрыв свои глаза.
Мы не могли успокоиться. Позабыв про все на свете. И, даже про ожидаемую впереди нас двоих опасность.
- Я ждала вас - она сквозь слезы, пролепетала еле слышно мне моя милая Джейн - Ждала до самой темноты. Что ж вы так долго, Володя?
- Любимая, моя девочка - произнес я, выпрямившись у борта в полный свой рост и взявшись за кисти девичьих рук.
Я сжал их сильно, но аккуратно с любовью - Дэниел погиб в этом самолете. Я не смог ему помочь. Ничем не смог. Хотел, но не смог.
- Я готовила суп и вот, порезала руку ножом на кухне - в ответ произнесла моя Джейн.
Это звучало как-то нелепо и странно, словно Джейн решила сменить тему трагедии на что-то иное и отвлечь себя. Но оказалось, что нет.
- Порезала палец. Видимо, не случайно – произнесла она мне.
Она подняла перед моим лицом левую раненную руку. Действительно был порезан маленький на ее руке мизинец. Он был перебинтован. Но я этого почему-то не заметил вообще.
Я стал целовать Джейн руку и ее раненный мизинец. потом приложил девичью смугленькую почти черную в ровном загаре изящную утонченную с пальчиками кисть к своей левой щеке. Наслаждаясь женским теплом руки, даже закрыл свои глаза.
– Очень было больно. Но, ничего, я своей той волшебной мазью помазала, и все прошло - Джейн, говорила о своем. Она была снова в шоке и не могла из него выйти. Даже алкоголь не сделал свое дело. Джейн протрезвела, и все началось заново.
- Ты слышишь меня, моя девочка? - произнес я моей любимой Джейн - Я делал все, чтобы помочь ему, но не смог спасти твоего брата Джейн. Не смог.
- Ничего, все пройдет - она продолжала, точно сошедшая с ума - Я помазала мазью. И все пройдет. Все заживет, мой Володенька, миленький мой - она провела правой рукой по моему лицу, и снова произнесла - Такой же, как и тогда, не бритый, и колючий.
Я и в правду уже был со щетиной. Я лишь снял с себя резиновый гидрокостюм, бросив его где-то здесь же на палубе яхты среди стоящих с инструментом больших ящиков. И все. Мне не было ни до какого, то там бритья дела.
- Джейн! - уже громко произнес и нервно я - Милая моя, да, слышишь ли ты меня!
Уже подозревая ее в том, не сошла ли моя любовь с ума от такого удара.
- Ты должен мне рассказать, как было, Володя - сказала вдруг, прейдя в себя, мне Джейн. Отпустив свои руки с моей шеи. И отойдя от меня в
полной темноте на палубе - Расскажи, что случилось.
Она пошла на ощупь в темноте обратно назад в трюм в каюты. У лестницы вдруг остановившись, произнесла мне, остановившись - Я должна все знать.
***
Я рассказал Джейн все. Все как было. Весь тот ужас, что я пережил там, под водой. И про гибель Дэниела.
Я не хотел всего рассказывать, но Джейн настояла, не смотря на весь тот ужас, который ей пришлось услышать. Она сказала, что простит меня, только тогда, когда узнает всю из моих уст правду о Дэниеле. Какой бы она не оказалась ужасной.
Джейн слушала, молча в главной каюте яхты. Она уже не плакала и не рыдала. Совершенно, хладнокровно и без эмоций.
Она напилась снова крепкого дорогого своего французского вина. И пребывала в прострации и шоке, думая, что так ей будет легче. Смотря на меня, рассказывающего ей о том, кошмаре какой мне пришлось пережить до наступления ночи. Там на дне того морского островного плато.
Широко открыв не моргающие, черные свои она мулатки латиноамериканки цыганские, как сама ночь девичьи глаза, ловя каждое мое слово. Стараясь все уловить в том моем рассказе. Где, правда, а где ложь.
Было все же видно, что Джейн не доверяла мне. Считая, теперь меня, наверное, подлецом, трусом, погубившим ее братишку Дэни. В Джейн пьяных глазах была озлобленность и презрение, перемешанные с неудержимой ко мне любовью. Именно, любовь ее ко мне не давала моей любовнице Джейн Морган, сломать окончательно все наши отношения. Именно, любовь. Это не давало ей нажать на курок 9мм Беретты.
Я, было, хотел, снова броситься ей в ноги. Целуя каждый пальчик ее тех красивых черненьких от плотного и ровного солнечного загара ног. Молить мою красавицу о прощении. Но, это не был выход из сложившегося несчастья.
Я бы выглядел, тогда действительно настоящим трусом. И полноценным виновником случившейся трагедии. А, не сложившаяся такая вот, нелепая, не в мою пользу, трагическая ситуация.
Выплакавшись на палубе мне в спину, она, тогда я уже панически думал, попрощалась со мной. И со всем нашим недавним любовным прошлым. И слушала меня с презрительным взором в тех ее черных убийственных девичьих и уже снова изрядно пьяных глазах.
Джейн была сильная женщина, но и слабая, именно как женщина. И нуждающаяся в помощи и защите. И я был для нее, теперь всем. Но, смерть Дэниела пошатнула крепко наши, тогда отношения. И я, не знал, как исправить ситуацию. И хоть, как-то спасти нашу любовь.
Я выложил все в мельчайших подробностях о тех кошмарный событиях там, на той глубине. Я теперь как преступник перед судьей ожидал своего смертного приговора и милости. Ожидая ее судебного, словно решения и последнего слова, жить мне теперь или умереть.
Знаете, я был уже готов, теперь на все. Даже, если бы моя Джейн приговорила бы меня на смерть. Я бы пошел и на смерть. Я был готов на все ради нее. И нашей теперь любви. Я готов был сделать то, ради чего приплыл сюда мой друг Дэни. Ради своего и в океане спасения. Ради его погибшего, теперь отца, которого я, даже не видел на фотографии, а только то, что осталось в рубке борта 556. и который забрал с собой Дэниела туда в трехкилометровую подводную пропасть. И в первую очередь ради моей крошки Джейн. Я дал клятву, что доведу, теперь дело это до финального конца.
И все получат по заслугам. Дядя Джейн, и Дэниела Джонни Маквэлл. И этот пресловутый мистер Джексон.
Я дал клятву себе как русский моряк, что доведу дело до конца, и они получат свое, еще и лично от меня за то, что хотели меня навсегда похоронить в Тихом океане.
***
Джейн была пьяной. Я никогда ее такой еще не видел. Она, пытаясь встать с кожаного дивана в главной каюте нашей яхты. Чуть, не упала на пол. Я подхватил ее за правую поднятую вверх руку у стоящего, тут же столика и кожаного кресла. Но, она выдернула ее резко. И посмотрела на меня презрительно, и зло. Но, промолчала. Ничего мне, не ответив. Даже, заплетающимся языком. Она пошла, качаясь из стороны в сторону в свою каюту. Сама и без чьей-либо помощи. Я не нужен был ей сейчас, да как видно уже и совсем.
Я пошел за ней следом, чтобы если, что подхватить ее при очередном падении. Но, она дошла до своей постели. И, снова, плача, упала на подушки, лицом зарывшись в белый их наволочек шелк. И, по-видимому, сразу же отключилась.
Мне так показалось, по крайней мере. Но, она не спала, она, просто лежала, убитая горем. И вдрызг пьяная на своей в каюте той постели. Она чувствовала меня, стоящего в дверях за ее спиной и молчала. Ей было, наверное, даже сейчас в чем-то неудобно передо мной. Что так напилась, например. Но на то были причины. Простительные причины.
А я боялся, что нашей любви пришел конец.
Я стоял и смотрел на ее кругленькую полненькими ягодицами вверх лежащую на постели загорелую до черноты широкую женскую попку в узких с лямочками и вырезами полосатых плавках. Туго натянутых на ее загорелые бедра и ляжки.
Я не мог отвести своих глаз от такой красоты и девичьих голых полностью от низа до самого верха стройных ног. От тех узких плавок купальника стянутых тугим пояском вокруг девичьей гибкой фигуры подпирающих нежный овальный загорелый с круглым пупком животик, лежащий на белоснежных простынях. Все это выглядывало из-под широкого подола запрокинутой вверх длинной Джейн белой длиной рубашки.
Я смотрел на ее кругленькие загоревшие женские аккуратненькие до самых маленьких ступней ножки и думал, что лишился всего этого и вероятно и возможно даже на совсем. Джейн возненавидела меня за гибель Дэниела. Она доверила мне его судьбу и жизнь. А я….Я погубил парня. Из-за своей глупости.
Я не был конечно в полной мере виновен в его смерти. Скорее даже все наоборот. Но доказать теперь это будет практически мне Джейн невозможно. Даже если бы она знала всю правду его гибели, она все равно не простила бы меня. Она его любила словно сына. Он единственный, кто был у Джейн Морган. Джейн любила брата с самого детства. И вот так потерять его. В этом океане.
Джейн не знала еще даже подробностей его гибели. И я не хотел все ей рассказывать. Я боялся, что Джейн вообще сойдет с ума от услышанного.
Но как же возбуждали меня снова ее эти загорелые до угольной черноты красивые девичьи ножки. Их бархатистая ровная нежная кожа. От верха самих бедер и ляжек до самых ее ступней с изящными маленькими пальчиками.
Джейн уткнулась головой и лицом в подушки и не двигалась совсем. разбросав по сторонам свои в широких рукавах белой этой рубахи девичьи руки. Рассыпав по спине, плечам и подушкам свои не расчесанные сейчас и переплетенные ворохом вьющиеся длинные черные волосы.
Джейн швыркала своим маленьким милым загорелым носиком красавицы латиноамериканки и сопела во сне.
Джейн спала. Я думал, она крепко спала и ничего уже не слышала.
Я так хотел прижаться к ней сейчас.
