все не прояснится.
За два дня до Рождества обе семьи выставили на продажу свои дома и срочно опубликовали во всех газетах рекламные объявления о продаже ценных картин, антиквариата (у Фальков) и старинной мебели (у Рывкиндов). Так им посоветовал сделать Золотарев с учетом приближающихся праздников и обещал найти покупателей. Григорий Аронович также занялся поиском людей, которые смогли бы в короткий срок приобрести его мастерскую.
На второй день каникул приехал из Киева Артем, срочно вызванный отцом в Екатеринослав. Артем теперь предпочитал каникулы проводить в Киеве со своей невестой и был недоволен, что ему пришлось ехать домой. Григорий Аронович сообщил ему об истории с Иннокентием и их намерении с Семеном Борисовичем уехать в Америку.
– А моя женитьба? Я хочу остаться в России.
Григорий Аронович на него так посмотрел, что Артем съежился и опустил голову.
– Хорошо, оставайся, но после нашего отъезда будешь сам себя обеспечивать и платить за учебу и жилье. Наберешь учеников, как Николай Ильич. Что скажет в таком случае твоя невеста?
Артем удрученно молчал. Наконец, он поднял голову, посмотрел отцу в глаза и обнял его.
– Ты прав, папа, сейчас мы должны быть все вместе.
До отъезда Фальк еще должен был закончить проект дома для Шаровского и найти подрядчика для строительства. В конце концов он понял, что без него никто этот проект не осуществит, и вернул расстроенному предпринимателю весь аванс, хотя работал над этим проектом с большим интересом и считал его почти завершенным.
Они еще не сдвинулись с места, а деньги растекались как вода: на телеграммы адвокату, его гонорары, рекламные объявления, участие в торгах и на комиссионные различным посредникам – отдельным лицам и конторам, занимающимся продажей их недвижимости и вещей.
Семен Борисович предложил Лии Львовне вернуться домой и отобрать вещи, которые она возьмет с собой. При виде комнаты сына и его фотографий Лия Львовна начала так рыдать, что с ней случился сердечный приступ, и пришлось срочно вызывать их общего с Фальками доктора Земскова. На следующий день ей стало лучше, и Семен Борисович отвез ее обратно к Фалькам. После этого Григорий Аронович окончательно убедился, что они с Саррой приняли правильное решение – ехать за границу всем вместе.
ГЛАВА 3
Наступило Рождество, и оставались считанные дни до Нового года. Елена Ивановна прислала еще два письма с настойчивым приглашением Лизе и Николаю приехать к ним на праздники. Лизе хотелось как можно скорей поехать в Ромны, но неудобно было оставлять в такую трудную минуту родных, поэтому они решили Новый год встретить в Екатеринославе, а затем поехать в Ромны.
Это был самый грустный в семье Фальков Новый год. Артем уехал на несколько дней в Киев к своей невесте. Хотя о свадьбе уже не могло быть речи, он хотел объясниться с ней и ее родителями и уговорить ее потом приехать в Америку. Вид у него был несчастный, как у всякого влюбленного, вынужденного расстаться со своей невестой. Все его жалели и уверяли, что он там найдет еще лучшую партию. Одна только Анна молчала, так как она тоже оставляла в России свою любовь и никто другой, кроме Мстислава, ей там, в чужой Америке, был не нужен.
Хуже всех приходилось Зинаиде. Она наотрез отказалась ехать в Америку. Григорий Аронович устроил ее в другую семью, но каково ей было после стольких лет жизни у Фальков привыкать к чужим людям? Все праздничные блюда и традиционные пироги с капустой и яблоками были смочены ее горькими слезами. Одно утешение, что здесь оставались Лиза и Николай, и они договорились с Лизой, что она будет навещать их каждое воскресенье.
Степана Григорий Аронович тоже устроил в другой дом, но старший сын, узнав об отъезде Фальков, уговаривал отца оставить работу и переехать к нему.
Праздничный стол, как всегда, был обильный и с шампанским. Тостов не произносили, желали одного: чтобы успешно решился вопрос с побегом Иннокентия и скорей его увидеть. Григорий Аронович посидел немного за столом и позвал Семена в кабинет играть в шахматы, откуда сразу по всему дому пошел запах крепких сигар.
Сарра Львовна недовольно покачала головой: с его больным сердцем это категорически было противопоказано. Однако пусть они лучше находятся в кабинете, чем в пустой столовой, где, кроме стола и стульев, уже все было вывезено. Остальным она предложила перейти в гостиную. Там оставались кое-какие картины и папины любимые антикварные вещи. Елка на этот раз была непривычно маленькой и сиротливо пряталась в углу, вызывая своим видом еще большую грусть. Зато на рояле стояли зажженный подсвечник и ваза с белыми розами – Сарра Львовна не отступила от своих правил.
– Лиза, поиграй что-нибудь, – предложила мать. – Помнишь, ты как-то играла чудесную музыку, я тебя еще просила повторить, не вспомнишь, какую?
Лиза улыбнулась. Еще бы не помнить! Она тогда прибежала сюда взволнованная от стихотворения Тютчева, которое Николай написал для нее в книге Блока, и пальцы сами заиграли то, что потребовала в тот момент ее душа – концерт-фантазию Бетховена.
– Мамочка, это был Бетховен.
Лиза села за рояль. Пальцы, как и в прошлый раз, сами побежали по клавишам, и опять по всему дому полилась волшебная музыка. Однако радости в этот раз никто не испытывал. Тетя Лия и Зинаида начали вытирать слезы. Анна сидела мрачная и думала о Мстиславе. Сарра Львовна вся была в мыслях об отъезде и здоровье мужа, которое ее очень тревожило: он все время держался за сердце. Один только Николай не мог налюбоваться на свою Лизоньку. На ней было розовое платье, то самое, в котором она два года назад выступала на мамином благотворительном вечере. Щеки ее раскраснелись от выпитого шампанского, и это ей очень шло. Она играла, искоса посматривая на него, и многозначительно улыбалась, видя, что он не сводит с нее восхищенных глаз. Сколько времени они уже вместе, а сумасшедшие волны так и бегают между ними, вызывая желание сорваться с места и броситься в объятья друг другу. И еще эта музыка, которая будоражит душу и уносит в неведомую даль.
В два часа ночи Сарра Львовна и тетушка собрались ложиться спать, Анна и Зинаида последовали за ними. Лиза подошла к кабинету отца, там было темно и тихо. Они с Николаем оделись и вышли, тихо прикрыв за собой входную дверь. Николай тут же обнял ее, и они стали целоваться, не замечая прохожих, которых в эту новогоднюю ночь было на улице полным полно. Кто-то созорничал и запустил в них снежком, и тут же раздался дружный хохот.
– Я не дождусь, когда мы поедем в Ромны, – сказала Лиза, когда он выпустил ее из объятий. – Теперь у меня остаешься только ты и твоя семья. Вдруг я им не понравлюсь?
– Такая красавица не может не понравиться, а уж братья все, как один, влюбятся. Я сам как будто только что тебя увидел и влюбился, вот что ты со мной делаешь. Ты – колдунья или великий маг?
– Я твоя жена, и ты сам меня еще больше околдовал.
Они вышли на Екатерининский проспект. Там все сияло от ярких гирлянд на домах и в витринах магазинов. Около гостиницы «Франция» электрическими кружевами были опутаны все деревья. На каждом углу веселые продавцы предлагали канитель, свистульки, леденцы на палочках и надувные шары. На бульваре мальчишки зажигали бенгальские огни и пускали из ракет фейерверки. В небе тут и там расцветали огромные букеты сверкающих звезд. Они долго горели и шипели, пока не растворялись в воздухе.
Около входа в Городской сад была построена высокая горка с ледяной дорожкой. Взрослые и дети со смехом и визгом скатывались с нее на ногах, образуя внизу кучу малу.
– Поедем? – предложил Николай.
– Страшно, – поежилась Лиза, но покорно пошла за ним наверх.
Они подождали, пока перед ними тронется с места парочка, и Николай, крепко прижав к себе Лизу, двинулся за ними. Лиза замерла, подчиняясь его крепким рукам. В самом низу парочка неожиданно упала. Николай ловко перепрыгнул через них, и, сделав еще несколько шагов, остановился, все также крепко держа Лизу в своих руках.
– Ну и ну! – воскликнула она. – Как это тебе удалось устоять, я думала, мы сейчас упадем и переломаем все кости.
– Разве мог я уронить такую драгоценность, – засмеялся довольный Николай. – Сам не знаю, как получилось. Знал, что нельзя упасть, и не упал. А теперь идем на Днепр. Там народ катается с обрыва на санках и картонках.
– Нет, уж. Я достаточно натерпелась страху.
– Не знал, что ты такая трусишка. Попросим у кого-нибудь санки. Ты не представляешь, как это здорово – кататься с горы в новогоднюю ночь.
– Ну что с тобой делать, идем. Только на ногах я больше не поеду.
– Поедешь, куда ты денешься.
Второго января они выехали в Ромны. Задолго до этого, решив уже ехать к родителям, Лиза и Николай несколько дней ходили по магазинам, выбирая подарки. Лизе хотелось всем приобрести что-нибудь особенное, в результате она накупила столько коробок с одеждой, детскими играми, куклами, посудой, конфетами и пирожными, что их багаж составил 6 чемоданов. Кроме того, Григорий Аронович настоял, чтобы они перевезли в Ромны несколько картин и антикварных вещей, которые он не хотел продавать, а отправлять в Америку уже было невозможно: у них и так набиралось слишком много вещей. В это число попали почти все антикварные часы, скульптуры, статуэтки, настольные лампы, старинная серебряная посуда, принадлежавшая чуть ли не самому грузинскому царю Георгию XII. Все это было Зинаидой под руководством отца аккуратно упаковано в коробки из-под шляп и уложено в сундуки. До вокзала их везли три извозчика, и они боялись, что их заставят сдать такую массу вещей в багажный вагон. Но Фальк сам поехал с ними на вокзал и все уладил с проводником, который устроил Лизу и Николая в отдельное купе.
В Ромнах было намного теплей, чем в Екатеринославе. Ночью прошел мокрый снег. Утром ударил небольшой морозец и опушил все деревья и кусты белым кружевом. Пока они ехали на извозчике (сзади ехали еще две подводы) к своей Новолозовской улице, Лиза извертелась по сторонам, любуясь фантазией природы. У нее было прекрасное настроение, и ей сразу понравился этот маленький провинциальный город с аккуратными белыми хатами, садами и скверами.
– Посмотри, – восхищенно говорила она Николаю, когда они проезжали мимо какого-нибудь сквера, – какая красота, – и напевала из «Зимних грез» Чайковского.
Как Николай и надеялся, Лиза понравилась Елене Ивановне: его любимая женушка умела показать себя с самой лучшей стороны. По вечерам они вместе музицировали, и Лиза с удовольствием пела мамины любимые арии и романсы. Лиза и для него предстала здесь совсем другой: веселой и раскрепощенной. Она возилась с маленькой Олеськой. Как девчонка, бегала наперегонки с его младшим братом Ваней и его друзьями, вела с мамой «светские» разговоры о музыке и искусстве и высказывала искренний интерес к увлечениям братьев: цветами и лошадьми.
Гриша и Илья в ее присутствии краснели и теряли дар речи. Гриша принес ей из оранжереи огромный букет белых лилий. Лиза в благодарность поцеловала его в щеку, отчего бедный малый зарделся и выскочил из комнаты, как ошпаренный. Николай от души посмеивался над братьями. Он отдыхал в этой домашней
