обстановке, забыв обо всех невзгодах, обрушившихся на них в последнее время. Жаль, что не было отца. Илья Кузьмич не смог на эти дни вырваться из Минска, хотя ему тоже теперь не терпелось познакомиться с Лизой, о чем он написал им сюда, в Ромны, письмо. Николай был рад, что отец смирился с его женитьбой, и у них наладились прежние отношения.
Праздники праздниками, но в доме как обычно было много дел, и каждый занимался своими обязанностями. Мама возилась в хлеву с животными и курами, Илья с утра до вечера пропадал в конюшне, там теперь из конюхов остался один Терентий, со вторым, Иваном, пришлось расстаться из-за отсутствия средств. Гриша расчищал в саду дорожки и укрывал еловыми лапами стволы саженцев от зайцев, повадившихся из сабуровского леса грызть по ночам кору.
Николай колол дрова и относил их в дом и в летнюю кухню, куда мать поместила новорожденного теленка, подтапливая там по ночам печь. Работал он с удовольствием, так что вскоре вспотел и сбросил с себя овчинный полушубок.
Лиза взялась ему помогать таскать дрова, но она только мешала своей суетливостью, и он отправил ее гулять с Олесей и Ваней на горку за их садом. К обеду он сел передохнуть на лавочку перед летней кухней, раскинул на спинке руки и долго смотрел в чистое безоблачное небо, наслаждаясь тишиной, изредка нарушаемой легким поскрипыванием снега под ногами мамы. Вот шаги удалились к сараю, вот снова повернули к летней кухне, вот заскрипели по дорожке к дому, хлопнула дверь. Снова хлопнула дверь, но шагов не слышно.
Николай повернул голову и увидел на крыльце маму. Она улыбалась и, подняв к глазам руку от солнца, смотрела в сад. Там, по дорожке, в белой шубке и белом шерстяном платке, отодвигая ветви деревьев, шла Лиза и улыбалась ей в ответ. Николай вздрогнул, вспомнив свой не такой уж давний сон. На другой руке Лизы повисла уставшая Олеся. Он подошел к ним, взял Олесю на руки, довел их до дома.
– Ваня там остался? – спросила Елена Ивановна, все так же улыбаясь и любуясь Лизой: уж больно хороша она была, раскрасневшись от прогулки и игры с детьми.
– Он с горки катается.
– Пора бы и обедать, – сказала Елена Ивановна.
– Пойду, скажу за ним, – предложил Николай и, одержимый видениями из своего сна, поспешил в сад, который с детства знал наизусть: каждое дерево, каждый кустик, каждую грядку. Вначале шли черешни, вишни, яблони, груши, сливы; за ними – кизил, фундук, кусты смородины, малины, крыжовника, садовой ежевики. В конце сада Гриша вместо забора высадил кусты маклюры. Они разрослись и теперь плотной колючей стеной отгораживают сад от небольшой березовой рощи. За рощей идет проезжая дорога, а за ней – глубокий овраг, в котором зимой детвора устраивает катание на санках и лыжах. Это и называлось у них горкой.
Николай открыл незаметную для постороннего глаза калитку, вошел в рощу, наполненную в этот час солнцем и щебетаньем птиц. Кругом – покой и умиротворенье, никакого намека на поваленные деревья и бурелом. Откуда они взялись в его сне?
Он подошел к оврагу, усыпанному детворой: кто катался на санках, кто – на лыжах по отливающей серебром лыжне. Были здесь и крутые ледяные дорожки с колдобинами по всему пути, которые нужно перепрыгнуть и суметь устоять на ногах. На это был способен не каждый. В детстве они любили с братьями хвастаться друг перед другом и постоянно приходили домой с разбитыми носами.
Николай посмотрел на самую длинную дорожку, обрывающуюся внизу крутым трамплином. «Эх, была, не была!» – стукнул он себя задорно по бедру и бросился вниз по дорожке, перепрыгивая через колдобины, сгибая, когда надо, колени и пружиня ноги. Вот и трамплин! Он подпрыгнул высоко вверх и опустился в глубокий снег, однако устоял на ногах. Он посмотрел назад.
Вслед за ним по дорожке ехал Ваня, широко расставив руки и наклонившись вперед всем корпусом. «Сейчас упадет», – подумал Николай, и точно, на очередной колдобине брат споткнулся, упал лицом и рыбкой заскользил вниз. Николай бросился наверх, поймал его перед самым трамплином и крепко к себе прижал. Лицо у брата было ободрано в кровь, нос распух и стал фиолетового цвета, из глаз градом катились слезы.
Николай набрал снегу и приложил к его носу.
– Что же, Ванюша, мы скажем маме?
– Пусти меня, я не маленький.
Ваня вырвался у него из рук и отскочил в сторону. Николай снова взял его на руки и стал взбираться наверх.
– Я умею, Миколка, честное слово умею, это я случайно упал, – шептал он ему горячо в ухо.
– Конечно, случайно, и я так много раз падал.
Наверху появились Гриша с Олесей и стали их звать на обед.
– Миколка, – важно говорила маленькая сестренка, подражая Елене Ивановне, – что же вы не идете, мама и тетя Лиза вас ждут?
Николай посадил Ваню на одно плечо, попросил Гришу подсадить Олесю на другое и, пошатываясь от тяжести, пошел к дому. Через несколько шагов он остановился.
– Ну-ка, друзья, признавайтесь, тетя Лиза вам понравилась?
– Понравилась, – дружно протянули Олеся и Ваня.
– Она очень красивая, – смущенно добавил Гриша. – Я таких видел только на картинках.
– Вот и славно. Значит, будете ее любить?
– Бу-де-м!
ГЛАВА 4
Начальник Харьковского жандармского управления Попов не сразу приехал в Екатеринослав. Он решил сначала побывать в
городах, где были крупные анархистские группы, и до Рождества посетил Курск, Кишинев, Белосток, Николаев и Одессу. Везде за анархистами было установлено тщательное наблюдение. Так как Виссарионов приказал всем начальникам охранных отделений пока никого не арестовывать, кроме, конечно, участников тяжелых преступлений и крупных «эксов», то анархисты чувствовали себя вольготно, устраивали митинги и собрания, распространяли листовки со своими заявлениями и экстремистскими призывами.
В Одессе Попова ждала любопытная информация. В середине декабря сюда из Парижа приехала супружеская пара – Лемче Гринберг и Перли Нейдорф (впоследствии выяснилось, что это вымышленные имена Лемче (Леонида) Тетельмана и Элины Слувис). Они поселились в гостинице «Новая Италия», и вскоре их там навестил Борисов. После этого визита его след был утерян, а в самой гостинице больше из анархистов никто не появлялся. Попов велел тщательно вести за супружеской парой наблюдение и продолжать держать в поле зрения конспиративную квартиру, где Борисов обычно проживал в Одессе.
После Рождества Попов отправился в Киев. Здесь начальник охранного отделения полковник Николай Николаевич Кулябко давно держал всю группу под контролем, получая исчерпывающую информацию от своего осведомителя Дмитрия Богрова. Богров был особенно ценен тем, что занимал в группе ведущую роль и находился в приятельских отношениях с самим руководителем Сандомирским. Попова удивило, что агент происходит из богатой еврейской семьи, жил в роскошном отцовском доме и почему-то сам вызвался сотрудничать с охранкой.
Попов пожелал с ним встретиться лично. Агент произвел на него двоякое впечатление: с одной стороны, как будто охотно обо всем рассказывает, с другой – держится свысока и даже надменно. Взгляд у него был тяжелый, и, когда говорил, смотрел не на собеседника, а мимо него. Довольно презрительно отзывался о своих товарищах, возмущался, что, устраивая «эксы», большинство из них делят деньги между собой, а в группу отдают крохи. «Они мне все надоели, – говорил он скучным голосом, – я бы с удовольствием ушел от них, но не могу этого сделать, так как нужен Кулябко». Сам он тоже участвовал во многих «эксах», а в группе являлся казначеем, распределяя общественные деньги на покупку оружия и взрывчатые вещества.
Кулябко не знал, что в киевской группе работает еще один осведомитель – Шубин, который связывается напрямую только с Поповым. Беседуя с Богровым, Петр Ксенофонтович понял, что тот много утаивает от своего начальника. Так, он скрыл от него, что в декабре в Киеве прошла конференция анархистов-комму¬нистов, которая приняла Резолюцию об объединении всех анархистских сил России и проведении в будущем такого же Всероссийского съезда. Делегаты поддержали идею Борисова о создании отряда и террористических действиях, а сам Богров высказал довольно странные мысли о необходимости обратить усилия террористов на крупных политических деятелей России. Борисов остался недоволен его выступлением, и, видимо, ему не доверяет.
У Попова сложилось впечатление, что агент Кулябко мало что знает о боевом отряде и посвящен только в дела Тыша и Сандомирского. О Тыше Дмитрий отзывался как об очень энергичном и предприимчивом человеке, преданном Борисову.
– Вы знаете, где сейчас находится Тыш? – небрежно спросил Петр Ксенофонтович, всем видом показывая, что сам это знает, но ему интересно выяснить осведомленность Дмитрия.
Богров принял его игру и уверенно сказал:
– В конце декабря выехал в Женеву, не сегодня-завтра должен возвратиться в Россию. На станции Казатин он прямо в поезде передает груз связным, сам выходит и оттуда на перекладных возвращается в Киев.
Попов его сухо поблагодарил за информацию, вытащил из кармана 150 рублей и с удовлетворением отметил, что этот «барчук» охотно взял деньги и довольный вышел из кабинета. «Вот и пойми этих людей», – усмехнулся Попов. Он всегда пытался понять психологию человека, ставшего осведомителем. Одно дело, когда его вербует охранка или заставляет нужда, другое – когда добровольно приходит такой обеспеченный тип, как Богров.
Иногда попадались просто удивительные люди: то ли авантюристы от природы, то ли любители необычных приключений, то ли всерьез увлекающиеся профессией сыщика. Таким был хорошо известный всем начальникам охранных отделений Украины Бенцион Моисеев-Мошков Долин, он же «Ленин, он же «Александров» и «Шарль». Этот человек всегда заранее чувствовал, когда могла наступить опасность его разоблачения и сам себя «сажал» на длительные сроки в тюрьму или мог напроситься в камеру на 1,5–2 месяца, чтобы выяснить у заключенных необходимые ему сведения. У него везде были свои люди, которые представляли ему за деньги любую информацию. Зато и гонорар он требовал в несколько раз больше, чем получали его коллеги. Аленский не годился ему даже в подметки.
Что-то в Богрове ему не нравилось, и он посоветовал Кулябко быть с ним предельно осторожным.
– Да я его, Петр Ксенофонтович, знаю уже несколько лет, – убеждал его Кулябко. – Игрок, любит шикарную жизнь, но это не мешает ему сотрудничать с нами. Мы много раз проверяли его информацию по другим каналам, все сходилось.
– В таком случае, Николай Николаевич, вы лично несете ответственность за его информацию. По нашим сведениям, в Киев скоро прибудут Таратута и Абрам Гроссман. Вот когда от вас потребуется четкость действий, чтобы проследить, с кем они тут будут связаны, и вовремя всех арестовать. А Тыша нужно срочно брать. Богров сообщил, что он не сегодня-завтра встречается со связными в Казатине. Я пошлю туда телеграмму, чтобы его там задержали. Если не получится, придется вам его брать в Киеве.
– Хорошо, постараемся.
– А Дубинский как себя ведет?
– В справке департамента он считается членом отряда Борисова и, по сведениям Богрова, должен вместе с местными анархистами подготовить почву для
