были в курсе ни Аленский, ни осведомитель Попова Шубин.
Вскоре на помощь «Дяде» и Михаилу Минцу Борисов вызвал из Женевы в Екатеринослав Иосту. Здесь его как старого друга встретил Николай Рогдаев и поселил в двухкомнатной квартире на Грековской улице в доме № 8 Бруни, где Карлу Ивановичу и предстояло делать бомбы.
С тоской смотрел он из своих окон на серые доходные дома Екатеринослава и вспоминал прогулки по набережной Женевского озера, Английский сад, мост через Рону, остров Руссо с застывшим навеки в кресле великим французским мыслителем и белых лебедей с изящными шеями.
«Непыльная» работа кончилась раз и навсегда. Как предупредил его перед отъездом Гартинг, после раскрытия всей сети анархистов он будет арестован вместе со всеми и пробудет в тюрьме три месяца, чтобы не вызвать подозрений у своих бывших товарищей. После этого под видом перевода в другую тюрьму его освободят и отправят в Женеву или Париж, куда он пожелает. Там он распространит легенду о побеге из тюрьмы, отдохнет и снова вернется к своей работе.
Однажды к нему пришла девушка, представившаяся Евой – молодая, очень симпатичная, интеллигентного типа барышня, из уст которой странно было слышать слова о бомбах и взрывчатых веществах. Она мило улыбалась, долго поправляла перед зеркалом пышные каштановые волосы и пудрила щеки, раскрасневшиеся от сильного ветра, как будто пришла на свидание к молодому человеку.
По квартире поплыл тонкий запах духов, который Карл Иванович уже стал забывать, – так давно он не был с женщиной. Ева достала из сумки записную книжку, карандаш и, также мило улыбаясь, стала подробно расспрашивать его, что ему необходимо для оборудования лаборатории, причем видно было, что она сама во всем прекрасно разбирается. После разговора Карл Иванович предложил ей чай. Ева вежливо отказалась, взяла подмышку свою сумочку и, мило улыбнувшись на прощанье, обещала доставить все предметы по списку через неделю.
В указанный срок два здоровых мужика втащили в его квартиру буфет, который он якобы заказывал в мастерской краснодеревщика Жилинского. В нем оказались коробки с пробирками, колбами, двумя примусами и пироксилином. Вечером пришла Ева, спросила, все ли ему привезли, что он просил, и обещала через четыре дня, в пятницу, зайти за готовыми бомбами.
При одной мысли, что он должен будет без всякой практики, на основе только теоретических знаний производить опыты с пироксилином, Карлу Ивановичу становилось плохо. Он вытащил из чемодана схемы, которые штудировал в Женеве, и целый день снова их разбирал и производил в уме весь технологический процесс.
На следующий день с утра взялся за дело, и к обеду готовая бомба лежала на столе. Вечером он поехал испытывать ее на городское кладбище. Зайдя в самую его глубину и трясясь от страха, так что готов был вот-вот потерять сознание и упасть на соседнюю могилу, он вытащил из корзины свое изделие и со всего размаха бросил его в маячивший впереди высокий памятник. Последовал оглушительный взрыв, и к небу взметнулись красные языки пламени. Где-то вдалеке, около ворот раздались свистки и крики сторожей кладбища.
Иоста подождал еще несколько минут и стал осторожно пробираться к кустам, которые привели его к Ульяновской улице.
Дальше дело пошло веселей, и в пятницу к приходу Евы были готовы четыре бомбы. Ева осталась довольна Карлом Ивановичем, поцеловала его в щеку и быстро ушла, попрощавшись до следующей пятницы. Так как она была в дорожном костюме, и бомбы укладывала в чемодан, Иоста решил, что она отправилась на вокзал и, борясь с нахлынувшими на него нежными чувствами к этому очаровательному созданию, доложил об этом Попову.
Попов приставил к дому Карла Ивановича агента, но Ева больше у него не появлялась, а Рогдаев приказал ему самому отвозить бомбы к нему на квартиру. Иногда за ними приходили Софья Гутнер, Амсей Котляревский или его 17-летняя дочь Фейга. Эти трое, Рогдаев, его заместитель Войцеховский и были основным окружением Карла Ивановича – Сергей считал его нужным для отряда человеком и оберегал от чужих глаз. Однако Иосте вполне хватало общения с этими людьми, чтобы получать важную информацию и передавать ее Попову.
Через некоторое время он стал отвозить свои бомбы в Шляховку, хозяину дома на Штольной 11 Самодурову. Так стало известно, где находится основная лаборатория отряда по производству бомб, их склад и типография. Карл Иванович считался человеком Борисова, поэтому при нем открыто говорили обо всех делах. Вскоре Карл Иванович представил Попову полный список всех анархистов Екатеринослава, отдельно выделив из него тех, кто входил в боевой отряд. Постепенно ему удалось узнать руководителей анархистских групп других городов и имя новой связной, которая занималась вместо Тыша транспортировкой оружия, – студентки из Киева Люси Янкелевич.
Эти сведения подтвердили начальники охранных отделений из других городов. Попов был доволен. Информация поступала к нему непрерывным потоком.
Начальнику одесского охранного отделения пришла «мудрая» мысль – открыть на Торговой улице кафе, владельцами которого были его осведомители братья Гринберг. Кафе стало центром для всех анархистов города и местом конспиративных явок. Ничего не подозревающие анархисты обсуждали вслух свои дела и передавали через братьев записки нужным людям. Этим же вечером все это становилось известно полиции. В поле ее зрения попали не только боевики во главе с Яковом Кучурой, но анархисты, входящие в группы, которые еще недавно возглавляли Кирилл Новомирский, Иуда Гроссман и Лазарь Гершуни.
Гроссман и Гершуни сидели в тюрьме, а Кирилл Новомирский неожиданно прибыл в Одессу из-за границы и стал частым гостем в кафе. У него была цель: объединить всех местных анархистов и отделить их от разного рода налетчиков и воров, прикрывающих свои деяния именем анархистов. Ему удалось провести общее собрание всех анархистских групп города и изложить выработанную еще в Женеве программу совместных действий против самодержавия, которая, естественно, была далека от террористических планов Борисова. Кирилл призвал всех товарищей отказаться не только от крупных терактов, но и от практики «мандатных писем» и мелких «эксов».
На следующий день после собрания Новомирский вместе с группой наиболее активных анархистов оказались в тюрьме. Одесский военно-окружной суд осудил его на 8 лет каторги за «старые» грехи – принадлежность к «Южно-русской группе анархистов-синдикалистов» и отправил в Иркутск.
Таким образом, по Киеву, Одессе и Екатеринославу у Попова была уже достаточно ясная картина. Меньше сведений было по Кишиневу, Калуге, Николаеву, Симферополю и Севастополю, но и они постепенно расширялись, благодаря агентам и... Эрделевскому. Константин, по поручению Борисова, проводил в этих городах организационную работу и, переезжая с места на место, встречался с руководителями групп, передавал им оружие и литературу, проводил беседы с людьми. И повсюду за ним неотступно следовали десятки филеров, раскрывая адреса анархистов и их конспиративные связи. Однако наружное наблюдение не давало таких зримых результатов, как внутреннее, а вводить в эти группы осведомителей уже не имело смысла: огромная работа приближалась к концу.
Удалось раскрыть и Еву. Ею оказалась Эсфирь Финкельштейн – опытная революционерка, которая у агентов проходила под кличкой «Стуня». Ева вела себя крайне осторожно: дважды агенты ехали с ней из Екатеринослава до Одессы, но оба раза на привокзальной площади Ева бесследно исчезала.
Такими же неуловимыми пока оставались Люся Янкелевич и все связные Борисова, а через них Попов надеялся выявить еще людей из отряда, особенно помощников Янкелевич за границей и в России. Девушка оказалась не менее опытной подпольщицей, чем «Стуня». Временами Петру Ксенофонтовичу даже казалось, что это одно и то же лицо.
Люся же в это время уехала за очередной партией транспорта и … пропала. Борисов с нетерпением ждал ее возвращения, так как вместе с грузом Штокман обещал прислать крупную сумму денег. Эти деньги и оружие пойдут на теракты, намеченные на конец марта. Об этом пойдет речь на тайном совещании, которое состоится 27 января в Екатеринославе. Но без оружия и денег разговор пройдет впустую.
Борисов нервничал, усиленно отгоняя мысль, что Люсю могли арестовать. Он послал Андрею в Париж две тревожные телеграммы, и оба раза пришел один и тот же ответ: «Роды скоро состоятся», что можно было расценивать двояко: то ли оружие еще не закуплено, то ли его только собираются отправить.
Быстрый на принятие решений, Борисов, пока не появилась Люся, решил поехать в Севастополь и освободить из тюрьмы рыбака Грицко Трошкина, сидевшего там уже два с половиной года после устроенного ими побега «потемкинцев». В Севастополе его ждало печальное известие – месяц назад Грицко, не выдержав издевательств надзирателей, облил себя керосином и умер от ожогов. Когда надзиратели ворвались в камеру, он был мертв. Накануне он передал друзьям записку для Борисова: «Не думай обо мне плохо. Я верю в наше дело и буду всегда с вами».
Ночь Борисов провел в мазанке Станислава Троепольского, руководителя местной анархистской группы. До самого утра они проговорили о делах отряда. Троепольский предлагал ограбить в Севастополе крупный коммерческий банк и скрыться из города на яхте. Сергей внимательно слушал его и изредка давал советы. Теперь он старался не подключать членов отряда к таким делам, полностью полагаясь на силы местных анархистов. «Если возьмете много денег, отдайте половину луганской группе и симферопольцам. У меня до них руки не доходят. И еще. Если яхту не достанете, разыщите в рыбацком поселке около Херсонеса Федора Омельченко, скажите, что от меня, и денег не пожалейте. Он вас отвезет куда угодно, даже в самый сильный шторм».
Поспать ему так и не удалось. Незаметно наступил тихий, ясный рассвет. Из окна дома Троепольского хорошо было видно море и белое здание военно-морской тюрьмы, откуда им с Грицко и его товарищами удалось организовать побег «потемкинцев». Никто не верил в возможность такого дерзкого плана, а он осуществил его, потому что у него всегда получалось то, за что он брался. Только, похоже, последнее время удача перестала ему сопутствовать.
В Одессу он вернулся на поезде, а оттуда кружным путем – где на дилижансе, а где на крестьянских санях добрался до Екатеринослава. Люся по-прежнему не появлялась, но на телеграфе его ждала телеграмма из Парижа: «Родился мальчик. Роды были трудные», из чего он сделал вывод, что Андрей не смог сразу отправить затребованный Борисовым груз и деньги, и теперь дело, наконец, сдвинулось с места.
ГЛАВА 5
Заграничные агенты усиленно искали Люсю в Вене, Черновицах, Мельницах и Подгородке. Однако Люся застряла в бессарабской деревне Окницы и тоже не могла понять, почему так долго нет груза. Если это провал, рассуждала она, то ей обязательно сообщили бы об этом, если есть другая причина, то тоже могли бы ее известить, а не заставлять томиться в неизвестности. Жила она в молдаванском доме без всяких удобств, по нужде ходила в ведро, которое сама выносила по
