это уже вполне реальное дело. Из Рославля в Екатеринослав, по протекции Евгения Маклакова, приехали два специалиста: Алексей Коновалов («Дядя») и Михаил Минц.
Тыш, Гроссман, Рогдаев, Войцеховский, Ольга Таратута, Костя Эрделевский, Андрей Штокман, Дубинский, Могилевский, Яков Кучура в Одессе, Михаил Мирзоев и Сергей Евстратов в Харькове, Степан Гильченко в Калуге – старые, испытанные товарищи, на которых можно полностью положиться. Хорошо успел себя проявить Евгений Маклаков (бывшего эсдека покорила кипучая натура Борисова). К любому вопросу он подходил обстоятельно и готов был выехать для работы в Россию, но Сергей просил его пока оставаться в Женеве. Там ему нужны были люди для выполнения его поручений. В Париже с такой же целью находился Андрей Штокман.
Из головы не выходили слова Тыша о провокаторе в Киевской группе. У анархистов не было такого правила, как у социал-демо¬кратов и эсеров, долго присматриваться к людям, проверять их на деле, наоборот, они радовались каждому новому человеку, перешедшему на их сторону и поверившему в их идеалы. С таким человеком, Леонидом Тетельманом, готовым выполнить любое боевое задание, Борисов перед отъездом в Россию познакомился в Париже. Нашел его, конечно, не на улице, а порекомендовал его кто-то из друзей-анархистов, представив, как человека, совершившего в России много «эксов» и давно мечтающего вступить в такой отряд, как организовал Борисов.
Но что-то в нем вскоре стало смущать Сергея. И это было третье обстоятельство, которое сейчас его беспокоило.
Тетельман сразу потребовал выдать ему 2 000 рублей за будущую работу. Сергей сказал, что даст ему деньги, когда тот приедет в Одессу и выберет себе задание: убийство барона Каульбарса или председателя одесского военно-окружного суда. Леонид согласился с этим условием, но не успел Борисов приехать в Одессу, как тот прислал ему на конспиративный адрес письмо с прежним требованием получить деньги в Париже, только после этого он поедет в Россию.
Этот Тетельман или аферист, или набивает себе цену. Борисов велел Андрею Штокману выдать Тетельману и его жене Слувис, с которой тот не хотел расставаться (еще у них был маленький ребенок), 200 рублей на дорогу, и на днях они должны прибыть в Одессу. Он теперь жалел, что в начале знакомства был с этим человеком предельно откровенен, раскрыл ему всю программу действий отряда, рассказал во всех подробностях, как они вчетвером ограбили почту на станции Верхнеднепровск, назвал ее участников. «Посмотрим, что будет дальше», – успокоил себя Сергей, и стал думать о том, что скажет делегатам конференции.
На конференцию приехало всего 16 человек, по 1–2 представителя от разных городов. Выступление Борисова слушали с большим интересом, идею о создании боевого отряда поддержали и одобрили все намеченные мероприятия.
Тут неожиданно взял слово Богров и стал доказывать, что анархизм, хотя и не имеет ничего общего с парламентаризмом и демократией, должен возглавить политическую борьбу с самодержавием.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Борисов.
– Уничтожать крупных политических деятелей, а не мелких сошек. Ценность любого террористического акта определяется не тем, что убит тот или иной временщик, а тем, что этот факт становится известен широким массам. Чем крупней будет сам акт, тем шире круг людей, на которых этот акт произведет нужное впечатление.
– Сухомлинов и Каульбарс – далеко не мелкие сошки.
– Это все не то. Убили Чухнина, и на его место поставили нового адмирала. И для Каульбарса найдется такая же замена. В России много генералов, адмиралов, полицмейстеров, начальников жандармских управлений и тюрем.
– Ты на Николая II замахнулся, так и ему найдется замена.
– Зато вся Россия всколыхнется.
Какой-то товарищ крикнул Богрову, чтобы он со своими мыслями отправлялся к социал-революционерам, они как раз недавно убили Максимовского (начальник Главного тюремного управления).
В зале началась перепалка. Не дослушав эти разговоры, Борисов незаметно кивнул Тышу, и они вышли на улицу.
– Как это понимать, – кипел от возмущения Борисов, – что член анархистской группы вместо того, чтобы всесторонне обсудить вопрос о нашем отряде, произносит эсеровские речи? А Сандомирский? Рассылает администрации письма с требованием, чтобы они отказались от своих полномочий. Дом сумасшедших!
– Сам, Серега, не пойму в чем дело. Герман связался с этим Богровым, у того полно денег, развлекается по клубам и ресторанам. Однако согласись: конференцию они организовали хорошо, обсудили много важных вопросов. Теперь надо провести другую, с большим количеством людей, пригласить товарищей из Москвы и Петербурга.
– А о нашем деле кто будет думать? Ольга сидит в Женеве надутая, злится, что я не даю ей поручений, а как я могу ее сюда вызвать, если здесь ничего не готово. Пока я не вижу людей, которые будут организовывать в городе теракты.
– Вызови сюда Кротова. Пусть он этим займется.
– С кем вообще, кроме Богрова, работает Сандомирский?
– Есть много хороших ребят. Некоторые по моей просьбе ездят за транспортом в Подгородок и доставляют его дальше, по назначению, а есть одна замечательная девушка – Люся Янкелевич, ездит даже в Черновицы и Швейцарию. – Тыш замолчал. – Ребят наших жалко. Кеша нам хорошо помогал. А вот с Богровым он почему-то не сошелся.
– Тогда зачем он требует их адрес в Женеве?
– Говорит, что личный интерес. Не знаю, как от него отделаться.
– А про твои отлучки из Киева он знает?
– Знает. И зачем езжу, и куда. Герман держит его в курсе всех дел.
– Пусть Герман про себя рассказывает, сколько хочет, а про Кешу, Арона и дело с Дуплянским ни один человек не должен знать, иначе за ними потянется целый хвост, а у меня в этом «хвосте» много хороших людей. И про дела отряда ни он, ни ты больше посторонним не рассказывайте, только тем, кому полностью доверяете, и кто намерен работать в отряде. С Германом я больше не хочу иметь никаких дел. Ты прав: я пришлю сюда Кротова, но Герман об этом не должен знать. Андрей будет заниматься только отрядом.
– Ты сейчас куда?
– В Одессу, туда должен приехать человек, который вызвался нам помогать.
– Кто такой?
– Леонид Тетельман, нас свели в Париже. Думаю, где-нибудь в январе-феврале все вместе соберемся в Екатеринославе, обсудим наши дела и начнем потихоньку действовать. А с Люсей Янкелевич меня обязательно познакомь, мне такие люди нужны лично, пусть свяжется со мной, когда будет в Одессе. Связь все та же – через Эсфирь Розенбаум.
– Хорошо, я Люсе скажу.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
КРУГ ЗАМКНУЛСЯ
ГЛАВА 1
Утром матушка Ефросинья накормила Иннокентия и Арона завтраком. Пришедший немного в себя Иннокентий выпил легкий куриный бульон с сухариками. Арон после вчерашнего голодания с удовольствием съел целую тарелку очень вкусной тушеной рыбы с отварным картофелем.
Арон видел через окно, как Григорий чистил щеткой своих лошадей и с любовью расчесывал гребнем их шелковистые гривы. Отца Александра нигде не было видно.
День выдался светлый, солнечный, ничто не напоминало о вчерашнем ненастье. Ярко блестели золотые купола храма и кресты, густо облепленные воронами.
В комнату вошел дьякон, поклонился матушке и Арону и густым басом сообщил, что он будет сопровождать больного до Полтавы.
– Отец Александр сказал, что если у вас нет надобности ехать в Полтаву, он даст вам лошадь и сопровождающего до станции Вольное, там вы сядете на любой поезд.
– Хорошо, – обрадовался Арон. – Передайте батюшке мою благодарность.
Он еще с утра вытащил из своей холщовой сумки две сотни и стал их совать в руки матушке и дьякону. Матушка рассердилась и вышла из комнаты. Дьякон отвел его руку и сказал в назидание, что обидел самого Бога, предлагая им за благое дело деньги.
Арон смутился: никогда еще он не попадал в такое щекотливое положение.
Вошла матушка, принесла другую одежду для Иннокентия. Вместе с дьяконом они одели его и, не обращая внимания на Арона, повели его к выходу.
Арон с грустью посмотрел на икону Матери Божьей, которая при дневном освещении еще больше напомнила ему Лизу, особенно ее большие глаза с каким-то удивительно спокойным и сияющим взглядом, постоял несколько минут и пошел в сени одеваться. Вместо своей шинели он нашел поношенный крестьянский тулуп.
Из храма вышел батюшка, молча кивнул головой Арону и стал давать наставления Григорию и дьякону. Арон в последний момент вспомнил о письме Даниленко и отдал его дьякону.
– Передайте это письмо доктору Сергею Петровичу Бокову, там все сказано.
Григорий легко влез на козлы, взмахнул вожжами и отдохнувшие, сытые лошади резво рванули вперед.
– Э-э-э, Григорий, – закричал ему вдогонку отец Александр, – не забывай, что у тебя в экипаже больной.
– Не сомневайтесь, батюшка, довезем до места в полном здравии.
Откуда-то сбоку выехали сани с молодым, бойким парнем, который весело посматривал на батюшку и Арона.
– А эти сани для вас, – сказал отец Александр. – Погода-то нынче – благодать, как по заказу. Антон вас быстро довезет до Вольного.
Он посмотрел на Арона долгим, испытующим взглядом.
– Не хочу, сын мой, влезать в ваши дела, но бросьте свое занятие, до хорошего оно вас не доведет.
Он перекрестил Арона и еще раз назидательно сказал:
– Остановитесь!
Арон вспыхнул, но сдержался и как можно мягче сказал:
– Спасибо вам и матушке за все.
Встреча с отцом Александром оказалась для Арона и Иннокентия божьим провидением. Антон привез Арона в Вольное прямо к поезду, и вскоре тот был уже в Хотине, где на конспиративной квартире встретился со связным Борисова. Тот уже не на шутку начал нервничать из-за его долгого отсутствия. Получив от связного паспорт на имя купца Семена Аркадиевича Гиндина, Арон купил билет на Берлин и спокойно пересек границу.
Так же удачно Григорий доставил Иннокентия в Полтавскую больницу, за всю дорогу тот ни разу не потерял сознание. Дьякон разыскал доктора Бокова и вручил ему письмо от Володи. Просьба Володи озадачила Сергея Петровича: мало того, что опасно было принимать человека с огнестрельным ранением, в их больницу неделю назад из Полтавской тюрьмы привезли с язвой желудка большевика Ляховича, осужденного Харьковской судебной палатой к ссылке на поселение. Его положили в общую палату на 16 человек и круглосуточно по сменам охраняли два младших надзирателя из тюрьмы. Еще два жандарма сидели у входа в коридор.
Сергей Петрович вызвал двух медсестер, которым полностью доверял, и приказал отвезти больного в операционную. Там он внимательно осмотрел Иннокентия. В легких у него, действительно, прослушивались сильные хрипы, но, судя по их характеру, это был плеврит. Боков приказал поставить Иннокентию банки и долго раздумывал, куда его положить, наконец, сам отвез его в инфекционный блок.
Вскоре после того, как Николай и Лиза помирились, они отправились в Полтаву. Доктор Боков устроил им в отдельной комнате встречу с Иннокентием. Иннокентий был очень слаб, целыми днями лежал в постели, плохо ел. Сергей Петрович объяснил это сильным психологическим стрессом.
Лиза заставила брата под диктовку написать письмо родителям, что он с друзьями
