перепугу, о чем они сейчас думали, а вот Лентул только и думал, как бы укокошить этого Ганика.
И вот наступил этот подходящий момент. Так вот внезапно и неожиданно. Это трахальщик его дочери и сестры Луция сам дал к этому повод. Что с ним случилось, так никто и не понял, когда он вылетел из того же дома, сбивая все на своем пути, бюсты предков и рода Варов, и громя все вокруг, кружась как ужаленный с криком на всю виллу, перепуганный чем-то неизвестным. Он вылетел во двор и стал, как ненормальный носиться по двору, кружась на месте. Что с ним происходило, никто не знал. Но хозяину дома сенатору Лентулу Плабию Вару это и было как раз нужно. Особенно когда вылетел за Гаником его сын Луций, схвативший в руки свой воинский из ножен меч гладий, и понесся на Ганика.
Луций Вар не видел того, что видел сам Ганик. Что было и жило в нем. И что вырвалось в тот миг из него. Именно то, что и кем он на самом деле был. Ганик видел свет вокруг себя и видел ангелов. Много и они были кругом, кружили вокруг него и громко на разных громыхающих голосах что-то кричали и говорили ему, оглушая его слух, и смотрели на него. Он видел Небо. Видел Бога, но еще не знал, кто это, и что это его отец. И что это он, говорит голосами тех ангелов с ним. И увидел свою истинную мать, идущую к нему, прямо по облакам. И с крыльями из этого яркого горящего и переливающегося лучами света. Как в тех снах, что были раньше. Его мама. Он был напуган сам. Сам собой и тем, кем он был. Все произошло, как-то быстро и неожиданно, когда он занимался любовью с Луциллой Вар. Снова и до полного изнеможения, и потери сил. На самом пике дикой любовной необузданной страсти, доведя себя и ее до не контролируемого состояния, целуя друг друга и кусая до жуткой боли зубами за все, что только можно было ухватить на обнаженном мокром от скользкого липкого горячего от переизбытка чувств и напряжения пота в дикой сексуальной оргии женского тела.
Что случилось, он так и не понял. Но, его пронзила адская боль как миллион ножей, вонзенных в его молодое тридцатилетнего взрослого любовника гладиатора мужское мускулистое сильное тело.
Со всех разом сторон. Ганик вспыхнул как факел огня, и загорелся ярким каким-то необычным светом. И, он увидел этот свет. Свет на самом себе на Луцилле Вар на всей их любовной сотрясающейся от их любовного очередного близкого соития постели. На горящих этим огнем своих, оторвавшихся от любимой руках. И, свет этот увидела она сама Луцилла. Она увидела не Ганика, а еще кого-то, горящего ярким лучистым огнем, и, дико на всю виллу закричала, напугавшись и прейдя в себя из состояния любовной эйфории, на пике очередного безумного экстаза, многократно кончая вместе со своим любимым Гаником. А он, соскочив с их любовного ложа в ее комнате, просто понесся вниз на улицу во двор виллы, сшибая по пути все, что было перед ним. Он не видел ничего перед собой тогда, кроме ангелов и света. И, вот тогда же Ганик увидел Бога, и он увидел ее свою истинную мать, идущую к нему из этого света, и вдруг все пропало. Уже во дворе, когда он сам так и не мог понять, как оказался, аж у самых ворот виллы и до его ушей донесся крик этого Луция Плабия Вара и его отца. И он увидел его несущегося к нему с гладием в правой руке. Почти тоже голышом, видимо выскочившим из своей на втором том же этаже виллы постели, где была комната Луциллы Вар. И там же их отца старшего Вара кабинет. Луций, как и его отец Лентул Плабий Вар старший, хотел смерти Ганика не меньше, и теперь была возможность убить его. Под этот беспорядок, который он, только что, устроил в их родовом доме Варов. Как простого раба, присосавшегося к его родной сестре. Потерявшей любой здравый рассудок от любви к этому Ритарию Римской арены.
Он Луций видел, что Луцилле было на все наплевать на их род дом и честь дочери первого патриция сенатора и косула Рима. Его не волновало, что Луцилла безумно любила Ганика и жить просто не могла без него, точно так же как Луциллу честь семьи Варов. Здесь закончилось все. Любые нравы и честь самой знатной семьи и родословная идущая от самого Октавиана. Любые родственные связи и ответственность друг перед другом. Семья Вара заканчивала свое существование.
Он был такой же, как и его родной отец. Лентул Плабий Вар. Такой же, до этого момента, была и Луцилла, но Ганик и его любовь взяли власть над жестоким нравом ее и кровожадностью. И власть в доме Варов заметно уходила в руки какого-то прижитого раба с арены Рима. Даже рабы были более склонны в общении к нему, чем к своим обоим хозяевам. И с этим надо было что-то делать. Не ровен час и, случиться в доме переворот какой намечался тем Германиком во дворце Тиберия. Этот раб подымет всех слуг и рабов против Лентула и его сына, всех рабов и слуг в этой вилле.
И вот Луций Вар, размахивая, мечем гладием, несся на Ганика, не зная, что он уже пришел в себя, оттого, что случилось с ним, и что он был куда более опытным гладиатором арены, чем он мог об этом знать, как воин шестого легиона Феррата. Но он не успел добежать еще до Ганика, когда на Ганика налетел Касиус Лакриций, как гладиатор на гладиатора. Он оттолкнул мощным бывшего гладиатора плечом Луция Плабия Вара, и тот отлетел в сторону, как просто собачий щенок, а Каиус, выхватив свой меч гладий, бросился вместо него на Ганика.
Касиус тоже ждал подходящего момента, чтобы отомстить, подстрекаемому Луциллой Вар Ганику против него за выбитые в драке зубы, и вот дождался. Под лай окруживших Ганика дворовых собак и крик бегущей со всех ног и обогнавшей уже всех бегущих следом в сторону ворот самой Луциллы Вар, он подлетел в два прыжка к Ганику, стоящему у деревянных больших ворот виллы. Но тот профессионально отклонился, уйдя из-под смертоносного рубящего удара, сверху падающего гладия противника, и ударил в ответ снова кулаком в голову Касиуса Лакриция. И тот отлетел в сторону, падая и роняя меч гладий из своей правой руки, который поднял сам Ганик и направил на лежащего своего врага.
Касиус Лакриций поднял вперед свои обе руки в защите. Но это все было бы бесполезным и для Касиуса Лакриция сейчас было бы все кончено. Рассвирепевший нападением таким вероломным на него бывшего гладиатора и палача виллы Ганик мог его просто уже зарубить как собаку, прямо у этих выездных с виллы больших деревянных окованных железом ворот, если бы не кинувшийся на Ритария Олимпии сын старшего Вара.
Тот, подлетев, скрестил с Гаником мечи. Касиус только и смог отползти в тот же миг, и быстро на локтях, толкаясь ногами в сторону. С разбитым в кровь своим снова лицом, снова потеряв еще несколько зубов, как в тот же миг, отразив несколько ударов сверху и снизу в области боков и живота, и ловко с поворотом, упав на колено Ганик, вонзил меч Касиуса Лакриция в живот Луцию Плабию Вару. Да так, что тот так и не понял, как это вышло. Как получилось, что умеющий, владеть профессионально своим гладием. И, работать в бою своим тем обоюдо острым длинным мечем. И до этого не проигравший ни одного боя с варварами в поединках на границе Рима, получил удар, в живот мечем из рук какого-то раба гладиатора. Но так вот вышло. Вара младшего подвела неуправляемая и неконтролируемая ярость, и дикая жажда крови и смерти прижитого его сестренкой Луцилой любовника раба. Луций так ненавидел Ганика и жаждал его гибели, что просто потерял в этом бешенстве и мести свое лицо и любой контроль над собой, чего никогда не терял сам Ганик. Даже в самых трагических ситуациях. Этому учил его всегда его учитель Ардад. И Ганик снова как на арене Рима выиграл, как вы игрывал всегда, а Луций Плабий Вар проиграл. Он пал от руки тридцатилетнего куда более опытного в боях на арене Рима гладиатора Ритария.
Боль пронзила Луция Плабия Вара и он, соскочив с меча Ганика, и отпрянув назад, упал на землю. И застонал, зажимая руками огромную рану из которой вывалились кишки Луция Плабия Вара. Его живот просто был распорот от верха грудиной кости до самого лобка. И это был конец. Конец сына сенатора и консула и первого патриция Рима Лентула Плабия Вара.
Смерть наступила практически мгновенно. И Луций несколько раз еще дернувшись под ногами стоящего над ним Ганика, умер в луже своей струящей из разрезанной плоти живота горячей крови. Забрызгав запыленные пылью босые ноги стоящего у ворот Ганика. В кругу лающих бешеным на визг исходящим лаем собак.
К воротам подлетела, обогнав всех Луцилла, и пала к мертвому своему брату. С криком на весь двор, и перепугано глядя на Ганика. В ее глазах не было ненависти, а был только дикий страх и ужас. Она упала прямо в лужу растекшейся крови и руками закрыла свой девичий открытый в панике рот, глядя на Ганика глазами полными горя. Она смотрел на него такими глазами, что ему стало дурно. И Ганик опустился следом перед ней на колени и опустил свою виновато голову.
Он молчал и только слышал шум ног подбегающих к нему самого хозяина виллы и его стражи, рабов и слуг.
Первым подлетел сам Лентул Плабий Вар. С бешеным перекошенным в ужасе и ненависти своим кровожадным лицом. Увидев лежащего своего единственного мертвого теперь сына в луже, растекшейся под ним крови, и сидящую дочь у его трупа. Вокруг мертвого Луция Вара столпились подбежавшие следов за старшим Варом рабы и не знали, что теперь делать. Эту сцену невозможно до конца описать. Настолько она была трагична и особенно для самого Ганика и Луциллы Вар.
- Заберите собак! – прокричал Лентул слугам и рабам, и те похватали их за ошейники и потащили в стороны, а Лентул пнул, ногой Ганика в грудь, и тот упал навзнич, не пытаясь сопротивляться и даже встать.
- «Будь, что будет» - решил теперь он. Все разрушилось в мгновенье о ка -«Вот и все, и теперь хоть смерть на месте» -
Он видел глаза в слезах Луциллы и понял, что это конец всему, и даже его
