меня и Луциллы! Она вообще сошла с ума после того, как я придушил твою, и ее мать Сервилию. Вот прямо здесь у себя дома! И она видела ее смерть! И Луцилла просто сходила с ума изо дня в день! Ты и сам это видел Луций! Сам! Она зверела на глазах и изводила моих на вилле рабов, и я не мог присеч это никак! Пока она не запала на этого чертового гладиатора раба! И наши на время интересы, не пересеклись и не совпали!
- Интересы - Луций, презрительно сверкнув своими синими глазами, встал со своего кресла. И повернувшись, пошел к двери кабинета, собрался на выход. Было уже поздно и надо было идти спать.
- Да, интересы – повторил за ним, глядя ему в спину своими злыми, и обиженными глазами его отец Лентул Плабий Вар – Это она помогла мне сделать это. Ты и сам не любил этого ланисту и презирал его, как и я. И я тогда на арене на глазах Тиберия и сенаторов проиграл ему, чуть ли, не целое состояние, и не мог успокоиться за этот проигрыш. Он этот ланиста и сутенер своих гладиаторов рабов Хароний, чуть не разорил тогда меня. И Тиберий издевательски посмеялся над первым сенатором Рима. Тиберий смог стерпеть обиду, а я нет! Я днем и ночью жил одной только мыслью и местью к этому Харонию Диспицию Магме, который наверняка хихикал надо мной и моим проигрышем и всему виной этот, кстати, Ритарий и бледун, что прижила себе Луцилла! И он здесь у нас в доме. И я, рано или поздно его прикончу! А если между нами встанет и Луцилла, то и ее убью, сын. Понял меня, Луций Вар? Убью, твою непутевую сестру, как и ее мать, эту тварь Сервилию, как проститутку, позорящую наш род и дом своими похождениями! Я не убил ее тогда, когда застукал за развратом первый раз в своем этом доме с теми привезенными из публичного дома городскими проститутками и лесбиянками со своими служанками и рабами, и устроившей здесь ночные позорные пьяные оргии, то сейчас убью точно!
Луций стоя и не поворачиваясь спиной к отцу, слушал его уже у самих золотом отделанных дверей его кабинета. Он опустил на грудь голову и уперся ей в дверь. Луций молчал.
- Луцилла предложила сделку, и я не отказался от этого - произнес, еще раз повторяясь Лентул Плабий Вар - Я получаю виллу деньги Хароиня, а она этого ублюдка раба. Но это все временно. Скоро его в нашем доме не станет.
- Надо ее тоже убить - произнес, негромко, но злобно, взглянув через свое правое плечо, разочарованно на отца Луций Плабий Вар – Следом за матерью.
И Луций отворив с силой, пнув ногой, дверь кабинета отца, вышел в коридор второго этажа виллы. Он ушел к себе в свою комнату, громко топая ногами по каменному из мрамора полу солдатскими до колен красными калигами, и заперся там на весь день и будущую всю оставшуюся ночь.
***
- Это не твое дело! – прокричала своему отцу Луцилла Вар – Это мой личный раб! И я что хочу то с ним и делаю!
Луцилла стояла в кабинете перед столом ствоего отца. Он затащил ее к себе утром, когда она, быстро выскочив из своей комнаты на втором этаже огромной отцовской виллы, хотела, быстро сбегать в купальню, чтобы подмыться, и пройти мимо его двери. Ганика с ней не было. Он остался лежать в ложе любви и наслаждался новым наступившим утром.
- Его место в каменоломнях! – прокричал ей в ответ Лентул Плабий Вар – Это лучшее, что он еще залуживает! Хотя неизвестно, что для него теперь будет лучше, смерть или каменоломни!
Луцилла Вар как всегда теперь была только в полупрозрачной своей розового цвета одной Инстите. Она практически теперь не одевалась. Она жила от постели к постели с гладиатором Ритарием Гаником. Она наклонила на дышащую жаром любви с торчащими из-под инститы сосками девичью грудь и из-под лобья уставилась синими красивыми уже злыми глазами на Лентула Плабия Вара.
- Мы, кажется, договорились, ты берешь свое, а я получаю свое! – прокричала Луцилла отцу Лентулу Плабию Вару - Не смей даже думать о расправе над ним! Если убьешь его, я сожгу этот дом вместе со всеми и покончу с собой! Понял меня, отец!
- Луций приехал! – прокричал он ей - И он не намерен даже пересекаться с твоим ебарем ублюдком в этом нашем родовом доме! Пора раба убирать! Хватит и того, что вы здесь часто шляетесь оба голые. Хватит поигралась и достаточно, Луцилла! Он такой же раб, как и все, что были до него!
- Нет, ты не тронешь его! Понял меня, отец! Не тронешь! Я люблю его! Люблю! - она кричала так громко, что казалось, вылетят цветные витражи на золоченных окнах его Лентула Вара кабинете – Наш договор! Ты обещал мне эту сделку, а я обещала помочь тебе в этой мести! Я не виновата, что кто-то тебя опередил с этими рабами. И ты их не получил, но ты получил достаточно денег из закромов Харония Магмы, а у меня есть мой Ганик, мой личный раб любовник. И я не желаю его отдавать тебе или Луцию на растерзание. Я сама буду решать, как и что с ним делать! Я за него, своей бывшей рабыне и служанке Сивилле сделала вольную, и ты ее подписал своей рукой!
- Посмотри на себя, ты дочь первого сенатора Рима! – прокричал ей Лентул Плабий Вар – Ты практически ходишь по дому нагишом! В одной инстите! Даже перед гостями! Без какого-либо стыда и совести! Даже перед отцом твоим! Ты ведешь себя как проститутка! И вилла превратилась благодаря тебе в публичный дом! Ты, как твоя мать!
- Не смей его трогать! – снова прокричала Луцилла своему отцу – Он мой и ты его не получишь! Я не отдам его никому!
- Я тебя предупредил, Луцилла - проговорил нервно и зло Лентул Плабий Вар – Луций в доме. И я не гарантирую уже ничего, Луцилла.
- Я не боюсь тебя, отец! – прокричала Луцилла Вар своему отцу - Ни тебя, ни твоих угроз! Не боюсь и Луция!
- Свободна! – крикнул Лентул Вар на дочь – Я не желаю больше тебя тоже видеть, как ни желает Луций, но знай, твоего раба в доме этом не будет. И я решу, как избавиться от него!
Луцилла в слезах вылетела из кабинета своего отца и побежала в купальню за тем, что хотела до этого сделать. Потом назад вернуться. Она уже и сама боялась встречи с братом Луцием. Даже случайной в этой вилле. И тем более с Гаником. Она боялась гнева Луция. Она хорошо знала своего родного брата. И боялась, что тот ворвется в ее комнату с оружием и кинется на Ганика.
***
Зильземир снова стоял в комнате двух любовников. Он стоял один. Сейчас совершенно один, распустив свои красивые из астрального света оперенные птичьи крылья. Миллемид и призрак матери Луция и Луциллы Вар Сервилии где-то сейчас запропастились. Наверное, обговаривали какие-то, может быть новые договоры, и прочие правила между собой. Зильземира это не беспокоило. Совершенно не волновало и его не беспокоило. Его беспокоил родной сын. Она хотела вернуть Ганика себе. И быстрее. Как можно быстрее. И Зильземир не отходил от постели двух любовников, стоя напротив ее и золоченого в цветном витраже большого красивого, как и сама в цветных узорчатых фресках комната Луциллы Вар окна.
Утренний солнечный тусклый уже свет подымающегося над горизонтом солнца был красного почти бардового оттенка. Такого яркого, что проходил сквозь все неосязаемое и невидимое обычным глазом человека женское гибкое ангельское тело Зильземира. Сквозь его сотканное из астрального света одеяние ангела и из звездной пыли широкий туго стянутый на его талии с большой пряжкой пояс. Даже звезды и галактики на ангельской длинной до самого пола хламиде были почти невидимы от переизбытка красного солнечного света. Этот свет от солнца просто поглотил его. И, казалось, растворил в себе. Заставляя астральный свет соперничать с солнечным, и прорываться сквозь него длинными живыми подвижными лучами. Свет проходил сквозь его раскрытые в стороны, оперенные как у большой птицы крылья, и вьющиеся на незримом астральном ветру длинные русые волосы.
Зильземир стоял и смотрел на своего лежащего на большой постели сына. Он смотрел, но не решался подойти сейчас. Ганик его почувствовал и два уже раза. Он почувствовал ангела матери руки прикосновение и присутствие ее рядом с ним. Он пока не мог ничего. Миллемид запрещал ему строго настрого приближаться пока к своему сыну. Так было надо. Это было крайне мучительно и больно.
Зильземир не понимал почему, но так было надо. Это было, скорее всего, как-то связано с этими Варами. Как-то с этим призраком матери Луцциллы Вар. С этим кровожадным и жестоким римским семейством. Он тянул руки к сыну, но боялся подойти. Боялся все испортить.
Испортить все своему любовнику Миллемиду и себе тоже. Нужно было терпеть. Терпеть и смиряться с правилами продиктованными Свыше самим Отцом Богом. Отцом его родного сына. А Ганик лежал на постели и смотрел на этот красный солнечный свет встающего над горизонтом солнца. Он снова ждал Луциллу. Она вот-вот, должна была прийти, и снова разделить с ним это ложе любви. Он слышал, как стоят за дверями ее две служанки, охраняя его покой. Она им приказала там стоять, выбежав за дверь, и теперь выскочила из кабинета своего отца Лентула Плабия Вара, вся в слезах. Он задернул ее, подкараулив в коридоре. И у них был более чем серьезный о Ганике разговор.
Луцилла Вар влетела в двери своей комнаты, и Ганик подскочил молнией с постели, и бросился было к ней, но она оттолкнув его рукой, кинулась с свою постель, сначала упав на нее лицом. А потом перевернулась и уселась на ней, потупив свой обиженный и расстроенный девичий взор, взор наполненный болью и обидой.
Ганик встал у дверей и смотрел на любимую. Не до конца понимая, что произошло, но явно все из-за него. Все из-за него. Все шло к кровавой развязке, и Ганик это как гладиатор уже чувствовал. Здесь кроме рабов и слуг все были ему враги. И он без своей любимой Луциллы Вар не выходил из дома Варов. Теперь стало еще хуже.
Появился Луций Плабий Вар. И
